АРТ-ХАУС и МЭЙНСТРИМ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Дискуссии по киносемиотике / / АРТ-ХАУС и МЭЙНСТРИМ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 15 16 17  ...... 22 23 24 25 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Гость
Добавлено: 26-08-2008 22:44
Говорят, что Самодурова сняли с поста директора музея Сахарова. Правда?

Гость
Добавлено: 27-08-2008 23:32
Руководство взялось за культуру.

МАГИСТР КИНОСЕМИОТИКИ
Группа: Участник
Сообщений: 565
Добавлено: 28-08-2008 01:27
Руководство взялось за культуру – да! Но кажется в самом искусстве начались некоторые подвижки; среди самих столпов «авангардизма» прорезывается иной взгляд на творчество, нежели тот, что исповедуют многие нынешние «продвинутые» любители artшелухи. Вот почитайте:


"Илья Кабаков: музей был для меня единственным местом, в котором можно было спасаться от жизни
(Знаменитый концептуалист и его жена-соавтор рассказали "Ъ" о своей грядущей выставке в Москве)


Газета «Коммерсантъ» № 152(3969) от 27.08.2008

Проект
Ретроспектива международной знаменитости классика московского концептуализма Ильи Кабакова и его жены-соавтора Эмилии, открывающаяся в середине сентября сразу на трех площадках — в ГМИИ им. Пушкина, новом центре "Гараж" под руководством Дарьи Жуковой и на "Винзаводе", остается самой обсуждаемой художественным миром темой (см. "Ъ" от 16 августа). Свое слово наконец-то решили сказать и сами художники. Первое интервью в Москве ИЛЬЯ и ЭМИЛИЯ КАБАКОВЫ дали корреспонденту "Ъ" ИРИНЕ Ъ-КУЛИК.

— По какому принципу вы отбирали произведения для вашей первой московской ретроспективы?

Эмилия Кабакова: Мы хотели показать то, что никто раньше не видел в России. Нам было важно разрушить представление о том, что Кабаков — это всегда о коммунальной кухне и ни о чем больше. Сквозные темы нынешней ретроспективы — альтернативная история искусства (которой посвящена одноименная инсталляция в "Гараже"), а также вечные русские вопросы "кто виноват", "что делать" и так далее, задать которые можно только в форме метафоры.

— И "Альтернативная история искусств" в "Гараже", и "Ворота" в ГМИИ им. Пушкина, и "Жизнь мух" на "Винзаводе" — это инсталляции о музее. Чем для вас, некогда неофициального художника, вряд ли рассчитывавшего занять место в музейной экспозиции, является музей сейчас?

Илья Кабаков: Еще в детстве, когда я жил в интернате при художественной школе, музей был для меня единственным местом, в котором можно было спасаться от жизни. Это остров, на котором можно спастись от реальности. Музей воплощает в себе понятие культуры. Ведь существует же два понятия — искусство и культура. Искусство — это то, что находится внутри культуры. А культура — это то, что нас обнимает, где мы родились и благодаря чему мы существуем, этакое женское лоно. И в этом лоне располагается искусство. Все, что попадает в музей, должно соответствовать этому понятию культуры. А с разрушением музея мы полностью утрачиваем эту культуру.

— Среди ваших инсталляций есть и музеи, посвященные советскому быту и советскому мусору, вроде инсталляции "Туалет", которая будет показана на "Винзаводе". Кстати, интересно, где вы брали советский мусор для произведений, которые вы создавали на Западе?

И. К.: Мусор везде одинаков. Никакого особенного советского или, скажем, немецкого мусора нет. Что же до этнографизма, то он возникает только в восприятии иностранцев. Тут срабатывает колониальная ментальность: они там — дикари, а мы здесь — цивилизованные люди. Но на самом деле интеллектуально продвинутые люди понимают, что речь идет не об этнографии, но о метафоре.

Э. К.: Почему вы вообще считаете, что "Туалет" — это о русских? Только потому, что это делает русский художник?

— Вы считаете, что сейчас в России эта инсталляция будет восприниматься иначе, чем в начале 1990-х на Западе?

И. К.: Мы не знаем.

Э. К.: Пожилые люди мгновенно понимают метафору: да, все вокруг — говно, все очень плохо и тяжело. Но внутри-то, в нашей квартире — уютно, мы-то живем хорошо, мы устроились, несмотря на то, что это туалет. Молодежь реагирует иначе: о, туалет! А он настоящий? Они думают, что это — cool.

И. К.: Это опять-таки все та же проблема с музеем. Когда туалет построен на "Винзаводе", возникает очень интересный вопрос: а является ли "Винзавод" музеем, этим островом культуры, или же это обычный бытовой заводской двор, коммерческое заведение, или этакий междусобойчик, толкучка, молодежный пятачок. Это серьезный вопрос. Искусство может существовать только на острове культуры. В музее все выглядит художественной метафорой, а за его пределами искусство превращается в этнографию.

— Почему вам потребовалось помещать в музей заведомую "подделку", работы вымышленных художников, представленные в "Альтернативной истории искусств"?

И. К.: Это не газетный разговор. Это такая сложная, многоступенчатая постройка, и художник вообще не должен ее объяснять.

Э. К.: Идея заключалась в том, чтобы представить, каким было бы русское искусство, если бы оно не пошло путем Малевича и Кандинского, если бы сугубо формальные идеи авангарда можно было соединить с чем-то более понятным людям, житейским. А с другой стороны, это музей в музее, искусство, сделанное специально для музея и, таким образом, переброшенное из прошлого в будущее. Очень важную роль в этом проекте сыграл и сам гараж Мельникова. Нам было важно создать мост между утопией 1920-х годов и нашим временем, используя фиктивных художников с их собственными мечтами и утопиями.

— А разве официальный соцреализм не был тем самым искусством без Малевича и Кандинского?

Э. К.: Ну, наша "Альтернативная история искусств" — это все же не совсем искусство без авангарда. Вот один из персонажей, Шарль Розенталь, даже был учеником Малевича.

И. К.: Это не отрицание авангарда. Но авангард был революционным движением, созданным в пику и прошлому, и современному ему искусству, то есть реализму. Мы хотели представить, что было бы без этого радикального отказа от традиции, от прошлого, если бы развитие искусства учло достижения авангарда, но не стало бы отказываться от тех приятных и замечательных вещей, которые были в XIX веке. Это не революционная, а эволюционная модель развития культуры.

— А как вы оцениваете советский период? Каков, по вашему мнению, итог всего этого социального, политического, культурного эксперимента?

И. К.: Таким вопросом задаются многие, но на него трудно ответить сейчас. Этот утопический проект, который не реализовался, но в то же время был сделан, через какое-то время может вызвать желание поставить еще один подобный опыт. И провал будет восприниматься не как трагедия, а как неудавшийся научный эксперимент. И если первый эксперимент прошел, то можно сделать и второй, и третий. Утопия всегда была областью сказки, внеположным, иным миром. И только ХХ век попробовал реализовать утопии в жизнь, опустить фантазии в действительность. И это одна из самых страшных, опасных и в то же время интересных вещей — все время будет искушение сделать это еще и еще раз.

— Один из персонажей "Альтернативной истории искусств" — это некий "художник 90-х годов Спивак". Что вы считаете самым типичным для русского искусства 1990-х?

И. К.: Очень трудно сказать. Мы плохо знаем местную ситуацию, так что нужно быть очень осторожными.

Э. К.: В этом персонаже важен не столько художественный контекст, сколько чисто житейский, человеческий — воспоминания, ностальгия. Он не имеет никакого отношения к реальным художникам.

И. К.: Я могу сказать только следующее. Неофициальное искусство советского времени было интровертным, его делали люди, погруженные в себя, создающие внутренние миры и имеющие разве что очень слабые связи с внешним миром. А после того как советская власть кончилась, искусство стало экстравертным, это позиция участия во множестве внешних ситуаций — жизненных, общественных. Это совсем другой тип сознания, другой тип людей, и мы не знаем, как к ним относиться.

— Есть ли для вас в современном искусстве — российском или международном — какие-то абсолютно неприемлемые вещи?

И. К.: Огромное количество. Но мы не будем об этом говорить"




Гость
Добавлено: 30-08-2008 23:37
Кабаков: "Идея заключалась в том, чтобы представить, каким было бы русское искусство, если бы оно не пошло путем Малевича и Кандинского, если бы сугубо формальные идеи авангарда можно было соединить с чем-то более понятным людям, житейским".


Это что-то из ряда вон в стане авангардистов. Неужели со временем умнеют?

МАГИСТР КИНОСЕМИОТИКИ
Группа: Участник
Сообщений: 565
Добавлено: 02-09-2008 11:48
Видимо, умнеют. Но все равно по-дурацки.

Кабаков: "...с чем-то более понятным людям, житейским"

Да не в "понятности" дело! Наша авангардная "понятность" всего лишь антисоветчина в самодеятельной обертке. Она понятна насквозь и есть самый прямолинейный пропагандизм. Раньше был блдьшевистский пропагандизм, а эти принялись за противоположное - антисоветский пропагандизм. А что главное в пропагандизме? - чтобы издалека и сразу была понятна идея данного "произведения". Значит нужно выпячивать его схему - "концепт" по-нынешнему. В пропагандном плакате не до живописных тонкостей. Плакат всегда условен в своих изобразительных средствах. Потому в изготовлении плаката собственно живописный талант и не нужен.

А вот то, что "житейское" упустили - здесь Кабаков прав. Однако чтобы изображать житейское надобен настоящий художнический талант. А его-то у наших бездарных "новаторов" как раз и нет. Потому они, насколько сил хватает, и держатся за свой соц-арт, то есть за прошлое - антисоветское, прямолинейное, за пропагандистское, за давно прошедшее. Потому и смотрятся они сегодня как маргиналы.

Потому вокруг них и вьется политтехнолог Гельман. Художественного вкуса у него нет, да и политехнолог он такой же. Но вкус Гельману и не надобен. Он другим, вовсе не художественным, занят...

Гость
Добавлено: 06-09-2008 23:03
Гельман нынче, как шкурка на одном органе, крутится между своими кремлевскими покровителями и заморскими консультантами по новаторскому ширпотребу.

МАГИСТР КИНОСЕМИОТИКИ
Группа: Участник
Сообщений: 565
Добавлено: 18-09-2008 21:28
А вот кому еще одно прекрасное интервью с нашим авангардным столпом Ильей Кабаковым. Адрес: http://www.openspace.ru/art/names/details/3023/page1/
Все-таки время лечит самых «отвязанных» от родового древа русского искусства. Разумеется, время лечит способных лечиться, то есть потенциально готовых стать мудрыми. Великая вещь – жизненный опыт, но этим опытом надо еще удачно распорядиться… Кабаков сподобился… Итак:


«Илья Кабаков: «Сейчас экстраверты командуют парадом, но так будет не всегда»

Екатерина Деготь
15/09/2008
15 сентября в Москве открывается ретроспектива Ильи и Эмилии Кабаковых. Перед открытием уже уставший от гламура художник очень хотел поговорить с ЕКАТЕРИНОЙ ДЕГОТЬ об искусстве

— Ну что, все готово, смонтировали?

— Да, все готово к приходу гламура. Вот-вот потечет этот розовый гной.

— Да ладно, это ведь не только в России.

— Конечно, нет. Это везде.

— Я об этом и хотела спросить — что произошло с искусством, с тех пор как ты уехал? Все сейчас стало совсем по-другому, не правда ли? Только что мы все занимались каким-то странным маргинальным делом, для большинства людей непонятным, а теперь вдруг оказались в центре достаточно противной глянцевой и массовой культуры...
— Да, особенно это болезненно для таких классических интровертов, как я. Ты знаешь, когда я учился в художественной школе-интернате, это были такие «Очерки бурсы», униформа, принуждение и страдание, но у нас было свое честолюбие — вечером мы сами открывали те же классы и пламенно рисовали. Была такая идея — вопреки дисциплине мы будем следовать нашим высшим художественным побуждениям. И в той же школе постепенно возник круг самообраза, о котором ты сама много пишешь, — это величайшее достижение советской власти. Экзальтированные молодые люди стали получать образование помимо штатного государственного. Один занимался театром, другой музыкой, водил нас в консерваторию, третий был философ — у каждого была своя культурная тема. И у всего этого был такой культурный накал — построенный, конечно, на том, что мы ненавидели этот мир, не хотели в нем жить и предпочитали считать, что он не существует. Вообще создание таких вот «культурных пузырей» было заложено в советской действительности. Жизнь омерзительна, в ней надо выживать, пакостный климат, и самое главное — жизнь состоит из неслыханной скуки, и прорыв — только в область экзальтаций, фантазий, то есть культуры, куда входит, конечно, литература и философия. Нормами жизни этих маленьких детских пузырей были исключительно формы книжно-культурного потребления. Это та база, на основе которой все развивалось.

Потом, как ты знаешь, повезло еще больше — я попал в неофициальный художественный мир, который представляет собой, конечно, ту же форму, только в виде более расширенной вселенной. Это производство искусства, безразличное ко всякому потреблению, к денежным сатисфакциям, к пониманию чужих людей — такая Касталия. Это была отнюдь не антисоветская, но антижитейская общность. И там тоже процветал тот же идеалистический импульс — производство продукта, который интересен только друг другу. И никому больше.

И, наконец, третий этап. В этом неофициальном кругу у нас у всех была мысль о том, что существует некая райская действительность за границами этого местного локуса. Самое потрясающее, что это полностью подтвердилось. С выездом за границу в 1987 году я застал последние десять лет этого идеалистического художественного мира на Западе.

— Да, я помню твою стокгольмскую речь конца 1990-х, где ты пропел осанну этим западным художественным институциям. Многие тогда удивились.

— Исторически сложилось так, что примерно с 1960 года и до конца прошлого ХХ века, лет за сорок, был построен огромный пузырь, который существовал также без денег — разные нонпрофитные художественые институции модернистского искусства, прежде всего музеи, но также кунстхалле, художественные центры, школы и так далее. До сих пор не знаю, на какие деньги все это существовало. Наверное, немецкая традиция кунстферайнов, где люди платят деньги, чтобы искусство жило. Потом государство платило, тут были, конечно же, и политические причины...

— Наверное, из-за существования СССР, из-за холодной войны? Модернистское искусство считалось символом демократии?

— Очень может быть, не знаю. Но были созданы абсолютно автономные, не связанные с житейским миром и тем более с рынком институции, которые возглавили десять-пятнадцать величайших кураторов. Харальд Зееман, Понтюс Хюльтен, Жан-Юбер Мартен, Жан-Кристоф Амман, Кристоф Кёниг, Юрген Хартен, Ян Хут... Два поколения людей, которые пламенно любили искусство и считали, что это центр и смысл существования. Я застал последние десять лет этого уникального культурного образования, сравнимого, наверное, с веком Медичи, с английской утопической литературной школой, куда входил Бэкон и которая, как ты знаешь, всего Шекспира написала... К этому и относятся все мои вопли по поводу рая на земле. А теперь вот уже девятый год, как мы заехали в новое столетие, и живем без этого закрытого сообщества, которое полностью игнорировало жизнь.

Похоже, пламенная любовь к институциям проходит через всю мою жизнь: любовь к художественной школе, которуя я ненавидел, но не знал и не хочу знать никакой другой, ведь там я познакомился с двумя-тремя людьми. Потом неофициальная художественная жизнь, которая тоже представляла собой своего рода институцию, и, наконец, западный арт-мир и его музейно-выставочная структура.

Но после этого на нас что-то накинулось... Тут вспоминается старый анекдот: человек приходит к врачу и начинает жаловаться, что у него голова болит; выясняется, что на голове у него сидит жаба, — и в этот момент раздается тонкий голос: «Доктор, а у меня тоже есть вопрос, посмотрите, у меня что-то к жопе прилипло». Вот это наша ситуация — мы думаем, что у нас что-то болит, а на самом деле мы тут вообще лишние. Вот и наша выставка — оказывается, никакой выставки нет, происходит какое-то совершенно другое событие светского характера, инаугурация чего-то там. Все началось с того, что мы сами себе построили внутри «Гаража» свой музей, чтобы быть отдельно ото всех и не связываться ни с какой там Третьяковкой и т. п., а кончилось тем, что мы в самом центре оказались. Но это нормально, это судьба.

— Так как же так получилось, и к тому же во всем мире, что нигде уже не спрячешься?

— Я думаю, что поменялось несколько моментов. Первое изменение произошло в самих институциях. Автономная Касталия, закрытый замок потерял возможность получать деньги ни за что. Ему вдруг сказали, что денег больше не будет. Государство ему не платит. Центр Помпиду, например, сейчас в таком положении. Директор в шоке, потому что всю историю современного искусства еще до Помпиду оплачивало государство. Всё, надо искать другие источники существования. Это состояние счастливого бессребреника («глупые люди, платите мне, и будет хорошо», как говорил Хармс), это всё кончилось. Выяснилось, что надо зарабатывать. Первой ласточкой был, конечно, Кренц [Томас Кренц; до 2007 года директор нью-йоркского музея Гуггенхайма, известного своим туристическо-коммерческим характером — OS], потом посыпалось все остальное. То есть первый сюжет — невозможность существования арт-институций, они вынуждены зависеть от количества публики, билетов и т. п. Вторая причина — изменение самого состава художественной элиты. Ушла или почти ушла вся кураторская группа великих Зееманов, появилась новая, которая ищет любви, признания и поощрения у внехудожестивенных людей. У буржуа, политиков, спонсоров, звезд... Руки вытягиваются за пределы палатки, ушли гордые рыцари без страха и упрека, которые посылали спонсоров к черту, так что те должны были за ними бегать, чтобы только получить право платить деньги... а кураторы говорили, как Бенуа одному миллионеру в свое время, «пошел вон отсюда, засранец». Все это стало совершенно по-другому. Теперь кураторы ходят с протянутой рукой, им говорят: «А кто ты такой?».

И третье — поменялся художник. Это очень важно. Была такая модель и раньше — некий кентавр художника и бизнесмена. Но это было не так заметно, когда на первом плане были такие люди, как Ротко, Рейнхард, Де Кунинг. Оборону держали те, кто воевал только за святое дело искусства. С новыми временами появилась эта поросль животных, не хочу называть фамилии... Ну ладно, начинается все с Уорхола и Кунса, конечно, и дальше становится нормой. Последствия хорошо известны.

Еще один важный пункт — разрушились отношения среди художников. Чтобы искусство росло, художники должны общаться с художниками и иметь свой, гамбургский счет — как теннисисты должны мериться силами с теннисистами, а скрипачи со скрипачами. До какой-то поры это происходило и в арт-мире. Но случилось страшное — прекратились взаимоотношения художников, каждый из них имеет отношения скорее с нехудожниками: бизнесменами, медийными людьми, людьми успеха... Это страшнейшая трагедия, потому что искусство может вырасти, как музыка или балет, только в пределах своей профессии. Происходит полная депрофессионализация искусства, отсюда культ звезд... Художник не соревнуется с другими художниками, а говорит о своем успехе в социуме.

И, наконец, последнее, что происходит, — это конец великой эпохи модернизма, переосмысления ценностей художественного мира. Тогда стоял главный вопрос — для чего нужно искусство, зачем оно? Вопрос «как это делать» не стоял вообще. На первом месте было осмысление. Сейчас общая стратегия — прекращение смыслообразования.

— Потому что авангардное искусство заняло свою социальную нишу, ему не надо ни за что бороться.

— По многим причинам. Возможно, модернист, который противопоставлял себя буржуазии, хотел сказать, что у него есть собственные основания для его деятельности. А сегодня это не нужно, ниша есть, ты права... Мы входим в новую зону, точнее, уже вошли, и тут уже вопрос нашего отношения. Будем ли мы спокойны, будем ли нервничать, вопить как зарезанные, или принимать все как должное, или будем надеяться, что все будет хорошо, что, в общем-то, всегда было так... Это вопрос персональных технологий, никакой объективной оценки тут быть не может.

— И все же — твое личное отношение?

Ну что тут скрывать? Я интроверт. Но художественный мир всегда был миром интровертов. Возьмем самых публично экзальтированных людей типа Рубенса — все равно внутри лежит интровертный промысел. Но сильно интровертный тип потерпел сегодня поражение. Быть интровертом некрасиво. Считается, что это род сумасшествия. Такой человек представляет собой опасное и публично безобразное зрелище. До сих пор вся история культуры делалась интровертами, но на смену им пришли другие существа, которые говорят, что ко всему надо относиться с точки зрения внешнего существования. Интроверт держится на трех важных вещах — память, фантазия и рефлексия. Последняя дает ему способность оценивать явление в ряду других. Экстраверт не обладает ни одним из этих свойств. У него есть сегодняшняя акция, которая не подвержена никакой рефлексии, поскольку речь идет о т.н. коммуникации. Он не думает ни о завтрашнем дне, ни о прошлом. Это совершенно другая антропологическая фигура. В культуре сегодня доминирует экстравертная модель, но как долго это будет, никто не знает. Будет, пока существует понятие успеха. Экстраверт не может ждать, у него нет на это ни концепции, ни сил. Пока будет успех — неважно, коммерческий, звездный или медиальный — экстраверт будет командовать парадом. Как только наступит безуспешная эпоха — это будет время интровертов.

— Как же может наступить такое время?

— Как может наступить время неуспеха? Ты знаешь, оно надвигается. Мы живем уже в мире перехода от успеха к неудаче. Тут мы касаемся вообще очень глубокой темы — темы неудачи. В жизнь мы являемся в качестве неудачников, это стимулирует удачи, а потом выясняется, что удача и есть особенная последняя неудача... Это нормальный путь человека на этом свете, в отличие от тиранов и героев.

Но я еще хотел коснуться вот какой темы. Вот существует «Гараж» и внутри наша инсталляция. Есть мы, есть пространство, в котором мы находимся. Пространство и объект внутри. Можно еще это представить в фигурах искусства и культуры. Культура — это материнское лоно. То, что мы застаем, то, что было раньше нас и что кончится позже нас. Мы залетели на эту территорию. Искусство есть нечто, что действует в пределах этой культуры, оно не строит ее. Музей — культурный феномен общественного характера. Знаешь, кто-то рассказывал, как человек хотел сесть на стул в музее, а смотрительница закричала: «Эй, гражданин, стул не для вас, а для всех». И она права. Это сильная метафора. Музей не для тебя, а для всех. Ты должен обрести там свое место.

В Советском Союзе это все были, как известно, отдушины — музей, консерватория, художественный театр, библиотека. Культурные зоны, куда ты входил и чувствовал, что тебя там не ударят, не плюнут, не оскорбят. И не важно, что я спал в консерватории, — я спал в консерватории, а не в парке на лавке. Не важно, потреблялось ли там искусство на самом деле. Это как храм.

Когда общество знает, что культурные пространства надо сохранять, тогда и рождаются эти пузыри общественно-культурной традиции. Это нравственное здоровье. Если есть такие места, которые сохраняют ауру культуры, которые не превращены в туристические объекты, то все в порядке. Но среди музеев таких мест уже немного. Это все еще «Метрополитен» в Нью-Йорке и Национальная галерея в Лондоне, но уже не МоМА, например. Культурные институции прекращают свои общественные функции и становятся утилитарными — как двухэтажные автобусы. Но культуре противопоказан туризм. Культурные институции, как и хорошее искусство, отвечают на вопросы — для чего ты живешь на земле, почему ты здесь, что мы должны тут сделать. Некультурная деятельность отвечает на вопрос «как?» — как выжить, как заработать... Культура очень тонкий пласт. За ней есть повседневность, политика. Может быть, культура вообще станет неактуальной и можно будет посмотреть, как живут люди, когда у них нет культуры. Когда вместо языка и текста будет только иерархия личной силы: у кого крыша, у кого над ней еще одна. Иерархия лагерного или дворового типа... И художники будут те, кто при блатных, приблатненные».

(продолжение следует)


МАГИСТР КИНОСЕМИОТИКИ
Группа: Участник
Сообщений: 565
Добавлено: 19-09-2008 17:28
(продолжение)

Илья Кабаков: «Сейчас экстраверты командуют парадом, но так будет не всегда»

— Ты знаешь, когда художник выдает такую пламенную филиппику, как ты, против гламура и рынка, многим хочется спросить: а ты-то сам как же, твои произведения ведь продаются за какие-то там миллионы, не лицемеришь ли ты?

— Трудно ответить. Меня, кстати, Милочка [Эмилия Кабакова — OS] в этом часто упрекает. Есть, конечно, пушкинский ответ: не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. То есть это два совершенно разных этапа: творческое производство и возможность получить мзду. Но для меня все-таки более важен вопрос известности и то, что у нас всегда было ощущение, что известность существует только в пределах нашего круга. За пределами — это мы вообще игнорировали.

К разговору присоединяется Эмилия Кабакова.

Эмилия Кабакова. Да нет, я думаю, ты неправ, все вы хотели известности, но у вас ее не было. Это как девушка заявляет: «Я не хочу замуж», а на самом деле женихов просто нет. Кто из вас не старался быть известным? Кто от известности отказался добровольно?

— Монастырский, может быть?

Эмилия Кабакова. Вовсе нет. Единственный человек, который действительно избегает известности, — это Паша Пепперштейн.

Илья Кабаков. Просто Монастырский хочет... надо бы сказать «алкает»... долгой известности. Известности высокой пробы. Я не жду известности у толпы, потому что я ее презираю, но я алкаю известности у будущих интеллигентов, которые скажут: «Вот были же тогда Пушкин, Монастырский... Захаров, Лермонтов...». Но вообще я ответил бы еще, что цены на художника в принципе являются плодом рыночных манипуляций. Это ничего не говорит о ценности работ. Избирается очень немного персонажей, в каждом поколении пять-шесть, по разным причинам — редкость работ, странность работ. Не то что это обязательно хорошие художники. Они выбираются дилерами на конъюнктурной основе. Чисто капиталистические манипуляции. Как к этому относиться? Как к жизни при капитализме вообще. Есть плюсы, есть минусы.

Эмилия Кабакова. Нельзя в это слишком сильно верить, как поверил, например, Дэмиен Херст. Он все вроде бы делал правильно, но ему показалось, что он так правильно отыграл рынок, что теперь может всё. Он заигрался, 16 числа [в этот день Дэмиен Херст сам выставляет свои работы на аукцион, минуя галереи — OS] посмотрим... Одна только проблема у него, что все в этот день будут у нас в Москве. И пресса, и главные коллекционеры...

— Это вы специально так сделали?

Эмилия Кабакова улыбается.

— Но если художник уже продает себя сам, и ему, выходит, не нужна галерея, может быть, происходит крах уже не только некоммерческих институций, о котором мы говорили, но и традиционных коммерческих? Рынок уже вышел из-под какого-то контроля?

Илья Кабаков. Да, сами себя топят... Раскручивается это свистящее веретено, требует от художника поставлять все новые и новые работы. А коллекционер выступает в форме дилера, он покупает, чтобы перепродать, он вещи даже не распаковывает.

— Так вот поэтому вы и строите свое музей в музее, свой отдельный домик внутри «Гаража»? Когда я первый раз туда пришла, ты сказал, что это домик Наф-Нафа. Так значит, это бастион против чего-то?

Илья Кабаков. Это попытка сочинить общественное помещение. Журналисты, кстати, не понимают, огромное количество спрашивает: как вам нравится помещение, которое вам предоставили? Мысль о том, что художник может построить сам пространство, вообще не приходит в голову — художник ведь делает какую-то какашку, которая внутри лежит. Картину пишет... а помещение по определению чужое, большое.

И еще мы хотели подчеркнуть эфемерность этого нашего общественного пространства. Обычно оно многократно используется, а тут сделано только на три недели, и все эти великолепные полы и потолки будут, как бумажная коробочка, сметены ураганом небытия. Картины сохранятся и могут быть позже кем-то куплены, а это прекрасное общественное пространство исчезнет.

— Значит, вы все-таки по-прежнему, в традиции искусства ХХ века, пытаетесь создать нечто, что больше рынка, чего рынок не сможет проглотить.

Илья Кабаков. Да, конечно, это никто уже купит не сможет. Рынок потребляет только транспортабельное. Но я знаю, что в Москве, как и где бы то ни было, вся эта наша длинная выставка будет, конечно, пройдена за пятнадцать минут. Потом они увидят Дашины столы... Получится некое превью к ним. Вообще все эти орды ходят в музеи только потому, что там есть прогулочный момент, анфилада. Люди обнаруживают сквозь дверь, что там есть еще следующие залы, и всё — идут туда. Это напоминает поведение кур на дворе, когда им сыплют зерно, — вместо того чтобы склевать ближайшее, они начинают нервничать, с вожделением бросаются к следующему и так далее. Ближайшее уже не представляет никакого интереса. Вот это и есть массы, которые рядом с Рембрандтом на Рембрандта не смотрят. Больше всего их развращает то, что в каждом музее есть еще следующий зал.

— Но очень хорошо, что вы сделали в Москве именно что несколько выставок. Это значит, что художественная публика будет порхать от одного места к другому, как она привыкла делать в Венеции или в Касселе. Это ведь в самом деле обязательный момент, иначе они просто не поймут, что Москва — часть этого биеннального мира.... Ну как, кстати, всё хорошо в Москве организовано?

Илья Кабаков. Да! Особенно то, что Милочка организовала. Например, экскурсия в дом Мельникова. Но вообще... Знаешь, в России всегда было два типа иностранцев — одни честно служили России — вот Петр I, например, таких подбирал, а другие...

— Подожди-подожди, это ты кого имеешь в виду?

(Молчание)

— Ну хорошо, выключаю диктофон.

Москва, 11 сентября 2008


Гость
Добавлено: 21-09-2008 22:52
Странные слова говорит в последнее время Кабаков. А я-то думал, что он так и останется артдурачком при Гельмане до самой старости. Умнеет на глазах.

Гость
Добавлено: 24-09-2008 22:41
Почему "при Гельмане"? Кабаков же давно на мировой уровень вышел, и жил за границей.

Гость
Добавлено: 25-09-2008 14:08
Вот что почитайте:

"Певец скакал по сцене со спущенными штанами
Елена ЛИВСИ — 25.09.2008 Газета «Комсомольская правда»
Нам казалось, петербуржцы с нетерпением ждали концерта американского певца Игги Попа (настоящее имя - Джеймс Ньюэл Остерберг-младший). Но, как выяснилось, ошиблись и организаторы и поклонники. Игги Ледовый не собрал. Трибуны были практически пустыми. И только на танцполе оттягивалась тысяча-другая фанатов. Зато от всей души. Даже неудобно как-то стало перед «дедушкой панк-рока».
Но сам он, казалось, такого конфуза с пустыми трибунами и не заметил. 61-летний панк отработал свой гонорар на сто процентов. И даже больше. Можно сказать, он всех потряс. А точнее - потряс перед всеми кое-чем. Сначала показалось: у Игги сползают штаны. Но белая полоска под ремнем все увеличивалась и увеличивалась, от танцевальных движений оголялись попа и пах. Зрители наблюдали за этим как завороженные и гадали: упадут штаны совсем или не упадут?
В какой-то момент они держались на теле лишь чудом. И только присмотревшись, мы ахнули: да он расстегнул ширинку! Из-за этого и сползли джинсы «по самое не балуй». При этом он умудрялся двигаться так, что могли бы позавидовать профессиональные танцоры стриптиза, то есть красиво и с огоньком. И при этом еще и пел. А по окончании стрип-номера как ни в чем не бывало, спокойно застегнул джинсы. Фирменная фишка Игги со спущенными штанами известна давно - с этим он начинал свою карьеру. Но вот то, что раритет сохранился до наших дней, уже приятно. Игги доказал: и в 61 год можно оставаться в хорошей физической форме.
Но этим Поп не ограничился. Обильно полив себя водой из пластиковой бутылки, он принялся швыряться бутылками в толпу фанатов. Это он проделывал регулярно. В ответ в него также летели бутылки и одежда. Когда Игги спрыгнул в зал, какой-то парень харкнул прямо на Игги - тот невозмутимо поймал плевок рукой. В общем, «рыбак рыбака»…
А в качестве кульминации Игги пару раз треснул микрофонной стойкой… фотографов. Они стояли ближе всего»


А еще лучше зайдите на сайт KP.RU за сегодняшний день – 25.09.08. Там этот текст с фото и даже видео.

АДМИНИСТРАТОР
Группа: Gubkin
Сообщений: 130
Добавлено: 26-09-2008 19:30
Как-то в голове у меня этот голож...ый не вяжется с art. Поясните, уважаемая. В ту ли тему Вы забрели?

Гость
Добавлено: 27-09-2008 23:47
А заметьте, уважаемый, и новаторы времен Малевича и этот обезьян швыряются в публику стаканами. Это в них общее родовое - похабничать на публике.

АДМИНИСТРАТОР
Группа: Gubkin
Сообщений: 130
Добавлено: 28-09-2008 21:54
А-а-а-а........... - в смысле "понима-а-аю". Откуда в вас, Матрена, столько ума и знания исторических тонкостей?

Гость
Добавлено: 28-09-2008 23:40
О-хо-хо! Жизнь, милый вьюнош, всякому такому научит

Гость
Добавлено: 04-10-2008 12:12
Никак сама в юности стаканами-то в зал...

Гость
Добавлено: 06-10-2008 23:22
Ну, не стаканами, ну, не в зал, но бывало... - пуляла.

Гость
Добавлено: 09-10-2008 11:52
Разлогов о малобюджетном, или даже безбюджетном кино Америки.


ОНЛАЙН ВРЕМЯ // 09.10.2008
"Бормотуха" по-американски
С 7 по 11 октября в Москве проходит третий фестиваль американского кино Амфест. О том, что интересного из представленных фильмов можно узнать об Америке и о себе, программный директор фестиваля, культуролог Кирилл РАЗЛОГОВ рассказал Екатерине САМЫЛКИНОЙ.

-- Амфест позиционирует себя как фестиваль независимого кино. Насколько независим артхаус от мейнстрима в современном американском кинематографе?

-- Независимое кино -- понятие относительное. В принципе независимыми считаются картины, в финансировании которых не участвовала студийная система. Но, во-первых, даже фильмы, сделанные за пределами Голливуда, могут быть проданы студиям. А во-вторых, сейчас все большие компании сделали себе артхаусные подразделения. Нашему фестивалю важна не студийная принадлежность, а культурная значимость каждой картины. Главное, чтобы фильм относился не к транснациональной культуре (это большая часть голливудской продукции, блокбастеры мирового проката), а к национальной культуре Соединенных Штатов, то есть касался сугубо американских реалий. Отсюда подзаголовок фестиваля, который мы взяли помимо названия Амфест, -- «Новые образы Америки».

-- Есть ли конкретная тема, объединяющая фильмы нынешнего фестиваля?

-- Центром Амфеста-2008 оказывается проблема авторства в американском кино, причем это касается и программы старых голливудских картин, где мы обращаемся к судьбам известных сценаристов, кстати, выходцев из России. Эта тема касается и гостя нашего фестиваля Майкла Толкина, одновременно сценариста и режиссера. Картина "Игрок", поставленная по его сценарию Робертом Олтменом, -- одна из самых яростных критик голливудской системы. Как обычно, мы уделяем особое внимание документальному кино США: покажем ретроспективу Росса Макэлви, который считается классиком американской документалистики, потому что одним из первых обратил камеру на самого себя и собственную жизнь. В игровом кино мы представим новейшую тенденцию совсем малобюджетных, я бы сказал, безбюджетных фильмов. Направление получило название Mumblecore, что условно можно перевести как "бормотание", я предпочитаю перевод "бормотуха", он дает дополнительные обертоны для русской аудитории. Отличительной чертой Mumblecore можно назвать использование современных дешевых цифровых технологий. Это исповеднические картины, сделанные за копейки со своими друзьями, что напоминает первые шаги, скажем, французской «новой волны».

-- «Новая волна» объединила друзей, знакомых, которые встречались и обсуждали фильмы. Как зародилось Mumblecore?

-- Режиссеры этого направления выросли не в Лос-Анджелесе, не были связаны с официальной голливудской машиной. Они из разных городов, но общались между собой через Интернет. Каждый из них по-разному относится к своей характеристике как члена этого движения, например, Эндрю Бужальски, две картины которого мы показываем, открещивался от него. Относительно и отторжение от Лос-Анджелеса, картину "В поисках полуночного поцелуя" сделал в Лос-Анджелесе режиссер родом из Остина, Алекс Холдридж. Он снял фильм практически бесплатно, ожидая предложений из Голливуда, которых так и не последовало.

Mumblecore стали пропагандировать фестивали, которые сегодня являются главным средством распространения некрупнобюджетных картин. Когда фильмы и фестивали нашли друг друга, журналисты и приклеили этикетку. Она сработала, и я думаю, что российскому зрителю будет интересно посмотреть, что за ней скрывается.

-- В прошлом году после фильма «Razzle Dazzle: Потерянный мир» Кена Джекобса с быстро мелькающими кадрами, странными образами зрители выходили из зала, протирали глаза и еще некоторое время приходили в себя. Чего ждать от американского авангарда в этом году?

-- Авангардная программа нынешнего фестиваля планировалась более смелой, чем оказалась. Мы покажем картину Эмоса По "Эмпайр II" -- своеобразный ответ Энди Уорхолу с его картиной "Эмпайр-Стейт-Билдинг". Уорхол снял один фиксированный, некоторые говорят восьми-, другие -- пятнадцатичасовой, кадр небоскреба. Тогда это было самое высокое здание в Нью-Йорке, потом появились башни Всемирного торгового центра, затем они рухнули, и Эмпайр-Стейт-Билдинг опять стал самым высоким в Нью-Йорке. Эмос По сделал картину про этот небоскреб, но уже в цвете, а не черно-белую, с музыкой, а не немую, с движением камеры, достаточно живую и всего трехчасовую.

-- Вы говорите, что в основном фильмы Амфеста говорят про обычных американцев. А какое дело россиянину до фильмов про американцев?

-- Обычные люди во всех странах похожи друг на друга, поэтому у них одни и те же проблемы: как, с кем жить, как зарабатывать деньги, как воспитывать детей -- темы универсального характера. Тем более интересно посмотреть, как это происходит за океаном


МАГИСТР КИНОСЕМИОТИКИ
Группа: Участник
Сообщений: 156
Добавлено: 10-10-2008 23:35
Кратко и исчерпывающе: "...Алекс Холдридж. Он снял фильм практически бесплатно, ожидая предложений из Голливуда, которых так и не последовало"

Все правильно. Американскому кинематографу - какой он ни есть - нужны творцы, способные талантливо освоить миллионы долларов. А бесплатные съемщики нужны только любительскому даровому кино. Потому и "не последовало".

Гость
Добавлено: 12-10-2008 00:12
Таки Ви имеете против малобюджетного кино?

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 15 16 17  ...... 22 23 24 25 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Дискуссии по киносемиотике / / АРТ-ХАУС и МЭЙНСТРИМ

KXK.RU