[ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ]

СТИХИ О ЛЮБВИ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 62 63 64  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 03-04-2011 11:24
Вероника Долина

Кукольник

Кукольник, кукольник, чёрная душа!
Что ты делаешь с бедною куклой?
Ведь она на тебя заглядится не дыша -
Не успеет со стиркой и кухней...

Кукольник, кукольник, серые глаза!
Ты так смотришь, что голова кружится.
Вот она и глядит, а глядеть ей нельзя -
Надо с кукольным мужем ужиться.

Кукольник, светлая ты голова...
Ты стоишь словно Бог перед куклой.
Кукла смотрит едва, кукла дышит едва -
Все на свете ты ей перепутал.

Кукольник, что ж, от себя не таи :
Не опасно твое обаянье.
Никому не страшны злодеянья твои,
Никому не нужны покаянья!
Только ей и страшны злодеянья твои,
Только ей и нужны покаянья.

1983

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 03-04-2011 11:53
Нателла Болтянская

Белогвардейский вальс

Вальс.
Вальс.
Вальс, господа юнкера!
Туфельки легкие.
Пальчики тонкие.
Это – вчера!
Белое кружево.
Как она кружится!
Я – влюблен!
Слышите, мальчики,
Где-то над городом –
Звон…
Сколько в танцульках,
А сколько – под пулями
Было – вас….
Локоны-бантики,
Где ж вы, романтики,
Вальс. Вальс. Вальс.
Плачет о вас
Только серое небо
Дождем косым.
Слышите, мальчики,
Где-то над городом
Бьют часы.
Неутомимые.
Неумолимые –
Так, мол, и так…
Прожито-пройдено.
Прошлое – проседью
На кудрях.
Стрелки к полночи,
Как шпаги отточены,
Выпит грог.
Знаете, мальчики,
Это отмерен
Последний срок.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 00:08
Наталья ГОРБАНЕВСКАЯ

И Я ЖИЛА-БЫЛА


Хоронили управдома,
шли за ним четыре дома,
и старейшие в квартале
три старухи причитали.

А разве знаешь разве знаешь
где найдешь где потеряешь,
об какой корявый сук
обломаешь ты каблук.

(1957)

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 00:28
Булат Окуджава

ТАМАНЬ

Год сорок первый. Зябкий туман.
Уходят последние солдаты в Тамань.

А ему подписан пулей приговор.
Он лежит у кромки береговой,
он лежит на самой передовой:
ногами - в песок,
к волне - головой.

Грязная волна наползает едва -
приподнимается слегка голова;
вспять волну прилив отнесет -
ткнется устало голова в песок.

Эй, волна!
Перестань, не шамань:
не заманишь парня в Тамань...

Отучило время меня дома сидеть.
Научило время меня в прорезь глядеть.
Скоро ли - не скоро, на том ли берегу
я впервые выстрелил на бегу.

Отучило время от доброты:
атака, атака, охрипшие рты...
Вот и я гостинцы раздаю-раздаю...
Помните
трудную щедрость мою.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 00:34
Генрих САПГИР

ИКАР

Скульптор
Вылепил Икара.
Ушел натурщик,
Бормоча: "Халтурщик!
У меня мускулатура,
А не части от мотора".
Пришли приятели,
Говорят: "Банально".
Лишь женщины увидели,
Что это – гениально.
– Какая мощь!
– Вот это вещь!
– Традиции
Древней Греции...
– Сексуальные эмоции...
– Я хочу иметь детей
От коробки скоростей!
Зачала. И в скорости
На предельной скорости,
Закусив удила,
Родила
Вертолет.
Он летит и кричит –
Свою маму зовет.
Вот уходит в облака...
Зарыдала публика.
ТАКОВО
ВОСПИТАТЕЛЬНОЕ
ВОЗДЕЙСТВИЕ
ИСКУССТВА!
Раскланялся артист.

На площади поставлен бюст –
Автопортрет,
Автофургон,
Телефон-
Автомат.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 11:15
Новелла Матвеева

Кружат листья

Кружатся листья,
кружатся в лад снежинкам:
Осень пришла,— темно и светло в лесах.
Светятся в листьях розовые прожилки,
Словно в бессонных
и утомленных глазах.

Летнюю книгу эти глаза читали,
Мелкого шрифта вынести не смогли
И различать во мгле предвечерней стали
Только большие — главные вещи земли.

Проносятся кругом цветные листы
на садом;
Глаза их прозрели,
да, только прозрели для тьмы.
Вьются снежинки,
кружатся листья рядом,
Реют
Верят
В пылкую дружбу зимы!

Падают листья
липы, дубов и клена...
Звездочки снега сыплются с высоты...
Если бы знать: насколько зимой стесненно
Или свободно лягут под снегом листы?
Если бы знать: какие им сны
приснятся?
Что нам готовит их потаенный слой?
Что им сподручней: сверху снегов
остаться
Или под снегом скрыться,
как жар под золой?

Танцуйте, танцуйте!
С холодным снежком
кружитесь,
Покуда снежинки так запросто с вами летят!
Только до срока
под ноги не ложитесь,
Чтобы
Не скрыла
Вьюга ваш яркий наряд!

Танцуйте, танцуйте!
Ведь это последний
танец!
Кружитесь,
кружитесь
(Ведь время
время не ждет!)

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 11:46
Нателла Болтянская

Последняя мелодия

18 января 1943 года. Гетто, Варшава. Назавтра
немцы должны отправить очередную партию
"материала" в Треблинку. Восставшие встречают
вошедших в гетто огнем единственного пулемета
и голыми руками убивают идущих в первых рядах.
Далее бой идет с помощью добытого оружия.
Немцы отступают и вплоть до апреля оставляют
гетто в покое. А потом начинают артобстрел.
Руководитель восстания Мордехай Анелевич
погиб в мае 1943 года в возрасте 23 лет.

Ночь прожектором разъята
На участки тьмы и света.
В приглушенном шуме гетто
Хриплы выдохи беды.
Самодельные гранаты -
Не спасенье для державы,
И витает над Варшавой
Бесконечный черный дым.
…Театральный дым над рампой…
Пар январского дыханья,
Как ни говори "лехаим",
Пропадает ни за грош…
Отправляется спецтранспорт
В Хелмно, Аушвиц и Собибор,
За тобой оставив выбор:
КАК - назавтра ты умрешь.
Сколько ты с собой захватишь
Этих тварей, не считая,
Тех, что пулей обрывают
Самый тихий детский плач,
Или - прозвучит твой Кадиш
Лязгом двери в "душевую",
И сыграет плясовую
Недостреленный скрипач.
Подыграй ему, жидове,
В такт и в лад вступая слету,
Четким ритмом пулемета
Жарь мелодию свою!
Захлебнувшись первой кровью,
Враг … ударит новым строем,
Смерть глаза тебе закроет
Не на бойне, а в бою.

Лэхаим - тост, дословно "за жизнь"
Кадиш - поминальная молитва.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2011 19:03
Бородинское

Что правитель отправился в «Комеди клаб», для колонки отличную тему задав нам, — это признак того, что правитель не слаб и уже не боится казаться забавным. Например, на галерах трудящийся краб ни пешком, ни на новом своем ё-мобиле никогда не поехал бы в «Комеди клаб», хоть его бы за это сильней полюбили. Президенту артисты вручили айпод, а прощаясь, спросили с понятным азартом, как он встретит две тыщи двенадцатый год — двухсотлетье геройской войны с Бонапартом? Это ж был всероссийский великий аврал, у французов горела земля под ногами… Президент с благодарностью гаджет забрал и ответил, что встретит по полной программе.

Вот теперь и гадай про верховный намек. Любопытство меня пробирает до стона. Он прямее, конечно, ответить не мог, но давайте припомним хотя бы Толстого! Вся Россия тогда поднималась с колен, демонстрируя общества разные грани. И Наташа, и Пьер, и Андрей, и Элен — все встречали событья по полной программе. Приобщиться к побоищу выпало всем — от седых генералов до пылких бутузов, и насколько я помню, имелся тандем: до июля Барклай, а с июля — Кутузов. Был Барклай осторожен и сдержан порой — технократ и законник, в войсках нелюбимый, — а Кутузов был старый народный герой, пригвоздивший французов народной дубиной. Поначалу мы отдали все, почитай, но к началу зимы отыграли обратно. Мне понятно, кто в этом раскладе Барклай. У кого тут дубина, мне тоже понятно.

Есть другой вариант расшифровки простой — политологи любят прислушаться к бреду: иногда, недвусмысленно учит Толстой, отдавая Москву, получаешь победу. Показав свою мощь в бородинских полях и успевши Отечество этим прославить, наш герой на военном совете в Филях принимает решенье столицу оставить. Бонапарт легковерно туда побежал, заявив, что кампанию кончил, пожалуй (для наглядности нужен московский пожар: если будет жара, то пойдут и пожары). Но французу открылась пустая Москва, и Отечества дым оказался несладок; разложение армии, пик воровства (с воровством, если видите, тоже порядок), мародерство, разврат, сколько вспомнить могу (от него не спасал и расстрел перед строем)… А Кутузов, оставив столицу врагу, оказался при этом народным героем. Удивительно рано случилась зима, недостача провизии, снег по колено, отступленье на Родину, Березина, а в конечном итоге Святая Елена. Слава Богу, я долго в России живу, понимаю про наши родимые пятна… Мне понятно, кто может оставить Москву. Кто пойдет на Елену, мне тоже понятно.

Есть и третий у нас вариант, наконец, наиболее близкий к текущему году. Молодой император, всеобщий отец, для спасенья страны обратился к народу, и к Смоленску народ пробудился уже, и пошел воевать — не заради регалий… (Если б в царской России имелся ЖЖ, то и в нем Бонапарта бы очень ругали.) Партизаны успешно погнали волну и в лесах не давали французам проходу; пробужденный народ, отстоявши страну, ожидал, что получит за это свободу. Он Европе таланты свои показал, опрокинув наезд Бонапарта коварный. «Дайте волю!» — от имени всех партизан кипятился Давыдов, тогдашний Навальный. Император-отец, мы спасли тебе трон — отмени крепостничество, будет красиво! Через год манифестом откликнулся он и сказал им: ребята, большое спасибо. А чего вы хотите еще? Не пойму! Так сказал император, надежды развеяв, и крестьянство немедля вернулось к ярму, а в войсках воцарился сплошной Аракчеев. Так закончилось всё в достославном году, что навеки в истории нашей остался.

И какой бы расклад ни имелся в виду — я поменьше мечтал бы на месте крестьянства.

Дмитрий Быков

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 00:38
Александр ЕРЕМЕНКО

Репортаж из Гуниба
Куда влечет тебя свободный ум…

Куда влечет меня свободный ум?
И мой свободный ум
из Порт-Петровска,
хотя я по природе тугодум,
привел меня к беседке
шамилевской.

Вот камень. Здесь Барятинский
сидел.
Нормальный камень. Выкрашенный
мелом.
История желает здесь пробела…
Так надо красным. Красным был
пробел.

Он, что ли, сам тогда его белил?
История об этом умолчала.
Барятинский?.. Не помню. Я не пил
с Барятинским. Не пью я
с кем попало.

Да, камень, где Барятинский сидел.
Любил он сидя принимать — такое
прощается — плененных: масса дел!
Плененные, как самое простое,
сдаваться в плен предпочитали
стоя.
Наверно, чтоб не пачкаться о мел?

Доска над камнем. Надпись.
Все путем.
Князь здесь сидел. Фельдмаршал?
— это ново.
Но почему-то в надписи о том,
кто где стоял, не сказано ни слова.

Один грузин (фамилию соврем,
поскольку он немножко
знаменитый)
хотел сюда приехать
с динамитом.
«Вот было б весело, вот это
был бы гром!»

Конечно, если б парни всей земли
с хорошеньким фургоном
автоматов,
да с газаватом, ой,
да с «Айгешатом»,
то русские сюда бы не прошли.

К чему сейчас я это говорю?
К тому, что я претензию имею,
нет, не к Толстому,
этим не болею —
берите выше — к русскому царю.

Толстой, он что? Простой
артиллерист.
Прицел, наводка, бац! — и попаданье:
Шамиль — тиран, кошмарное
созданье,
шпион английский и авантюрист.

А царь, он был рассеян и жесток.
И так же, как рассеянный жестоко
вместо перчатки на руку носок
натягивает, морщась,
так жестоко
он на Россию и тянул Восток.

Его, наверно, раздражали пятна
на карте… Или нравился Дербент.
Это, конечно, маловероятно,
хотя по-человечески понятно:
оно приятно, все-таки Дербент!
«В Париже скучно, едемте
в Дербент?»
Или: «Как это дико, непонятно:
назначен губернатором в ДЭРБЭНТ!»


Вот так и нас ведет свободный ум.
Я вроде жив. А где-то недоумки
приволокли тротил в спортивной
сумке
и все-таки беседку ту взорвали.
Но вот что мне сейчас пришло на ум:
по-моему, заряд не рассчитали.

Взорвали всё. Остался белый шум.
…Лишь белый шум в ушах —
как стекловата.
Хаджи-Мурат ни в чем не виноват.
И граф Толстой ни в чем
не виноват.
Седло-гора ни в чем не виновата.
Никто не виноват. И — белый
шум…

1985—2002

ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА:
Гуниб — гора и селение в Дагестане, последний оплот Шамиля — имама, предводителя горского освободительного движения, который после двадцатипятилетней войны, чтобы спасти народ от полного истребления, добровольно сдался в плен фельдмаршалу Барятинскому. В 1953 году при Сталине постановлением ЦК Шамиль был объявлен турецким и английским шпионом.
Порт-Петровск — современная Махачкала.
Газават — священная война мусульман.
«Айгешат» — портвейн.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 00:51
Сергей ГАНДЛЕВСКИЙ

Есть в растительной жизни поэта
Злополучный период, когда
Он дичится небесного света
И боится людского суда.
И со дна городского колодца,
Сизарям рассыпая пшено,
Он ужасною клятвой клянется
Расквитаться при случае, но,

Слава Богу, на дачной веранде,
Где жасмин до руки достает,
У припадочной скрипки Вивальди
Мы учились полету - и вот
Пустота высоту набирает,
И душа с высоты пустоты
Наземь падает и обмирает,
Но касаются локтя цветы...

Ничего-то мы толком не знаем,
Труса празднуем, горькую пьем,
От волнения спички ломаем
И посуду по слабости бьем,
Обязуемся резать без лести
Правду-матку как есть напрямик.
Но стихи не орудие мести,
А серебряной чести родник.

1983

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 01:18
Елена Шварц

Детский сад через тридцать лет

За Балтийским вокзалом косматое поле лежит, -

Будто город сам от себя бежит,

Будто здесь его горе настигло, болезнь,

Переломился, и в язвах весь.

Производит завод мясокостную жирную пыль,

Пудрит ей бурьян и ковыль,

Петроградскую флору.

И кожевенный там же завод и пруд,

Спины в нем табуном гниют.

Ржавы зубы кривые растут из бугров,

Изо ртов больших трактором.

Кажется: будет –

Народятся нз них новые люди

И пойдут на Исакий войной, волной

Вой-не-вой-все затопят.

Если птица здесь пролетает, то стонет –

Глаза закрывает, крылом эти пустоши гонит.

Там же и раскольничье кладбище дремлет,

Сломана ограда и земля ест землю.

Здесь же детский мой садик.

Здесь я увидела первый снег

И узнала, что носит кровь в себе человек,

Когда пальчик иглою мне врач окровянил.

Ах, за что же, Господи, так меня ранил?

Детский садик, адик, раек, садок —
Питерской травки живучей таит пучок.

В полночь ухает не сова, не бес –

Старый раскольник растет в армяке до небес.

Он имеет силу, он имеет власть

Ржавые болезни еще раз проклясть.

Из муки мясокостной печет каравай

Красного хлеба и птицам крошит.

Он зовет императора биться на топорах

До первой смерти и новом пороши.

Он берет из прудов черные кожи

И хлещет их по небу, как тучи,

Весть нести –

Город, как туша, разделан

У дикой тоски в горсти.

Так человек в середине жизни

Понимает – не что он, а где он.

Труб фабричных воет контральто,

И раскольник крестится под асфальтом.

И за то, что здесь был мой детский рай,
И за то, что здесь Ты сказал: играй;
И за то, что одуванчик на могилах рвала, -
И честно веселой, счастливой была, —
О дай мне за это Твою же власть

Тебя, и детство свое проклясть.



1980г

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 11:40
Александр Городницкий

Крестьянская песня
Окрестности в пожаре
Пылают за окном.
Король наш старый Гарри
Подвинулся умом.
На нивах опаленных
Зерна не соберешь -
Летят отряды конных,
Вытаптывая рожь.
К чему страдать - трудиться, -
Все пущено на слом.
Не дай вам Бог родиться
При Генрихе Шестом!
Чье над полками знамя?
За что ведется торг?
Кто править будет нами -
Ланкастер или Йорк?
Какого нам вельможи
Ни прочат короля,
Для нас одно и то же -
Неволя и петля.
Милорд наш веселится,
Да мало толку в том.
Не дай вам Бог родиться
При Генрихе Шестом!
Повсюду запах гари,
Покинуты дома.
Король наш старый Гарри
Совсем сошел с ума.
Не даст тебе Создатель
Дожить до старых лет, -
Бросай соху, приятель,
Берись за арбалет!
Стрела летит, как птица,
Повсюду лязг и стон...
Не дай вам Бог родиться
При Генрихе Шестом!

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 12:05
Нателлая Болтянская

Кадавр

Труды НИИЧАВО, посвященные
экспериментам профессора
Выбегалло.

Что там - на первое, что - на второе,
Как с этим связан научный прогресс.
Просто проглот не бывает героем,
Как не выстраивай онтогенез.
Пигмалионовы пышные лавры
И не мечтай, не получишь вовек.
Вырастет из небольшого кадавра
Суперкадавр, а не сверхчеловек.

Коль от рождения ты низколобый,
Лучше смирись, невеликий изъян.
Но, постигая эпоху утробой,
Стать человеком не смог обезьян.
Вымерли мамонты и динозавры,
Кажется грязью подтаявший снег.
Вырастет из небольшого кадавра
Суперкадавр, а не сверхчеловек.

Эй, чародей, шевельни-ка мозгами,
Чем обернется твое волшебство.
Как ни корми дурака отрубями,
Ты в мудреца не откормишь его.
Сделавши дело, отчалили мавры,
Вексель погашен и выписан чек.
Вырастет из небольшого кадавра
Суперкадавр, а не сверхчеловек.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2011 17:23
Галич Александр
Кадиш

Кадиш — это еврейская поминальная молитва, которую произносит сын в память о покойном отце.

Эта поэма посвящена памяти великого польского писателя, врача и педагога Якова Гольдшмидта (Януша Корчака), погибшего вместе со своими воспитанниками из школы-интерната "Дом сирот" в Варшаве в лагере уничтожения Треблинка.

Как я устал повторять бесконечно все то же и то же,
Падать и вновь на своя возвращаться круги.
Я не умею мольться, прости меня, Господи Боже,
Я не умею молиться, прости меня и помоги...
А по вечерам все так же,как ни в чем не бывало, играет музыка:

Сан-Луи блюз - ты во мне как боль, как ожог,
Сан-Луи блюз - захлебывается рожок!
А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы платите деньги и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
И поет мой рожок про дерево,
На котором я вздерну вас! Да-с, да-с...

"Я никому не желаю зла, не умею, просто не знаю,
Как это делается".
[Януш Корчак. Дневник]

Уходят из Варшавы поезда,
И все пустее гетто, все темней,
Глядит в окно чердачная звезда,
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда,
И я прощаюсь с памятью своей...

Цыган был вор, цыган был врун,
Но тем милей вдвойне,
Он трогал семь певучих струн
И улыбался мне,
И говорил:"Учись, сынок,
Учи цыганский счет -
Семь дней в неделе создал Бог,
Семь струн в гитаре - черт,
И он ведется неспроста
Тот хитрый счет, пойми,
Ведь даже радуга, и та,
Из тех же из семи
Цветов..."

Осенней медью город опален,
А я - хранитель всех его чудес,
Я неразменным одарен рублем,
Мне ровно дважды семь, и я влюблен
Во всех дурнушек и во всех принцесс!

Осени меня своим крылом,
Город детства с тайнами неназванными,
Счастлив я, что и в беде, и в праздновании
Был слугой твоим и королем.
Я старался сделать все, что мог,
Не просил судьбу ни разу: высвободи!
И скажу на самой смертной исповеди,
Если есть на свете детский Бог:
Всё я, Боже, получил сполна,
Где,в которой расписаться ведомости?
Об одном прошу, спаси от ненависти,
Мне не причитается она.

И вот я врач, и вот военный год,
Мне семью пять, а веку семью два,
В обозе госпитальном кровь и пот,
И кто-то, помню, бредит и поет
Печальные и странные слова:
"Гори, гори, мою звезда,
Звезда любви приветная,
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет..."

Ах, какая в тот день приключилась беда,
По дороге затопленной, по лесу,
Чтоб проститься со мною, с чужим, навсегда,
Ты прошла пограничную полосу.
И могли ль мы понять в том году роковом,
Что беда обернется пощадою,
Полинявшее знамя пустым рукавом
Над платформой качалось дощатою.
Наступила внезапно чужая зима,
И чужая, и все-таки близкая,
Шла французская фильма в дрянном "синема"
Барахло торговали австрийское,
Понукали извозчики дохлых коняг,
И в кафе, заколоченном наглухо,
Мы с тобою сидели и пили коньяк,
И жевали засохшее яблоко.
И в молчаньи мы знали про нашу беду,
И надеждой не тешились гиблою,
И в молчаньи мы пили за эту звезду,
Что печально горит над могилою:
"Умру ли я, и над могилою
Гори, сияй..."

Уходят из Варшавы поезда,
И скоро наш черед, как ни крути,
Ну, что ж, гори, гори, моя звезда,
Моя шестиконечная звезда,
Гори на рукаве и на груди!

Окликнет эхо давним прозвищем,
И ляжет снег покровом пряничным,
Когда я снова стану маленьким,
А мир опять большим и праздничным,
Когда я снова стану облаком,
Когда я снова стану зябликом,
Когда я снова стану маленьким,
И снег опять запахнет яблоком,
Меня снесут с крылечка, сонного,
И я проснусь от скрипа санного,
Когда я снова стану маленьким,
И мир чудес открою заново.

...Звезда в окне и на груди - звезда,
И не поймешь, которая ясней,
Гудят всю ночь, прощаясь, поезда,
Глядит в окно вечерняя звезда,
А я прощаюсь с памятью моей...


А еще жила в "Доме сирот" девочка Натя. После
тяжелой болезни она не могла ходить, но она
очень хорошо рисовала и сочиняла песенки - вот одна
из них - ПЕСЕНКА ДЕВОЧКИ НАТИ ПРО КОРАБЛИК

Я кораблик клеила
Из цветной бумаги,
Из коры и клевера,
С клевером на флаге.
Он зеленый, розовый,
Он в смолистых каплях,
Клеверный, березовый,
Славный мой кораблик,
Славный мой кораблик.

А когда забулькают ручейки весенние,
Дальнею дорогою, синевой морской,
Поплывет кораблик мой к острову Спасения,
Где ни войн, ни выстрелов, - солнце и покой.

Я кораблик ладила,
Пела, словно зяблик,
Зря я время тратила, -
Сгинул мой кораблик.
Не в грозовом отблеске,
В буре, урагане -
Попросту при обыске
Смяли сапогами...
Смяли сапогами...

Но когда забулькают ручейки весенние,
В облаках приветственно протрубит журавль,
К солнечному берегу, к острову Спасения
Чей-то обязательно доплывет корабль!


Когда-нибудь, когда вы будете вспоминать имена
героев, не забудьте, пожалуйста, я очень прошу
вас, не забудьте Петра Залевского, бывшего
гренадера, инвалида войны, служившего сторожем
у нас в "Доме сирот" и убитого польскими
полицаями во дворе осенью 1942 года.


Он убирал наш бедный двор,
Когда они пришли,
И странен был их разговор,
Как на краю земли,
Как разговор у той черты,
Где только "нет" и "да" -
Они ему сказали:"Ты,
А ну, иди сюда!"
Они спросили:"Ты поляк?"
И он сказал :"Поляк".
Они спросили:"Как же так?"
И он сказал:" Вот так".
"Но ты ж, культяпый, хочешь жить,
Зачем же , черт возьми,
Ты в гетто нянчишься, как жид,
С жидовскими детьми?!
К чему, - сказали, - трам-там-там,
К чему такая спесь?!
Пойми, - сказали, - Польша там!"
А он ответил:"Здесь!
И здесь она и там она,
Она везде одна -
Моя несчастная страна,
Прекрасная страна".
И вновь спросили:"Ты поляк?"
И он сказал:"Поляк".
"Ну, что ж , - сказали,- Значит, так?"
И он ответил:"Так".
"Ну, что ж, - сказали, - Кончен бал!"
Скомандовали:"Пли!"
И прежде, чем он сам упал,
Упали костыли,
И прежде, чем пришли покой
И сон, и тишина,
Он помахать успел рукой
Глядевшим из окна.
...О, дай мне, Бог, конец такой,
Всю боль испив до дна,
В свой смертный миг махнуть рукой
Глядящим из окна!


А потом наступил такой день,когда "Дому сирот",
детям и воспитателям было приказано явиться с
вещами на Умшлягплац Гданьского вокзала (так называлась
площадь у Гданьского вокзала при немцах).


Эшелон уходит ровно в полночь,
Паровоз-балбес пыхтит - Шалом! -
Вдоль перрона строем стала сволочь,
Сволочь провожает эшелон.

Эшелон уходит ровно в полночь,
Эшелон уходит прямо в рай,
Как мечтает поскорее сволочь
Донести, что Польша - "юденфрай".

"Юденфрай" Варшава, Познань, Краков,
Весь протекторат из края в край
В черной чертовне паучьих знаков,
Ныне и вовеки - "юденфрай"!

А на Умшлягплаце у вокзала
Гетто ждет устало - чей черед?
И гремит последняя осанна
Лаем полицая - "Дом сирот!"

Шевелит губами переводчик,
Глотка пересохла, грудь в тисках,
Но уже поднялся старый Корчак
С девочкою Натей на руках.

Знаменосец, козырек заломом,
Чубчик вьется, словно завитой,
И горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой.

Два горниста поднимают трубы,
Знаменосец выпрямил грифко,
Детские обветренные губы
Запевают грозно и легко:
"Наш славный поход начинается просто,
От Старого Мяста до Гданьского моста,
И дальше, и с песней, построясь по росту,
К варшавским предместьям, по Гданьскому мосту!
По Гданьскому мосту!

По улицам Гданьска, по улицам Гданьска
Шагают девчонки Марыся и Даська,
А маленький Боля, а рыженький Боля
Застыл, потрясенный, у края прибоя,
У края..."

Пахнет морем, теплым и соленым,
Вечным морем и людской тщетой,
И горит на знамени зеленом
Клевер, клевер, клевер золотой!

Мы проходим по-трое, рядами,
Сквозь кордон эсэсовских ворон...
Дальше начинается преданье,
Дальше мы выходим на перрон.

И бежит за мною переводчик,
Робко прикасается к плечу, -
"Вам разрешено остаться, Корчак",-
Если верить сказке, я молчу.

К поезду, к чугунному парому,
Я веду детей, как на урок,
Надо вдоль вагонов по перрону,
Вдоль, а мы шагаем поперек.

Рваными ботинками бряцая,
Мы идем не вдоль, а поперек,
И берут, смешавшись, полицаи
Кожаной рукой под козырек.

И стихает плач в аду вагонном,
И над всей прощальной маятой -
Пламенем на знамени зеленом -
Клевер, клевер, клевер золотой.

Может, в жизни было по-другому,
Только эта сказка вам не врет,
К своему последнему вагону,
К своему чистилищу-вагону,
К пахнущему хлоркою вагону
С песнею подходит "Дом сирот":

"По улицам Лодзи, по улицам Лодзи,
Шагают ужасно почтенные гости,
Шагают мальчишки, шагают девчонки,
И дуют в дуделки, и крутят трещотки...
И крутят трещотки!

Ведут нас дороги, и шляхи, и тракты,
В снега Закопани, где синие Татры,
На белой вершине - зеленое знамя,
И вся наша медная Польша под нами,
Вся Польша..."


...И тут кто-то, не выдержав, дал сигнал к
отправлению - и эшелон Варшава - Треблинка задолго
до назначенного срока, (случай совершенно невероятный)
тронулся в путь...


Вот и кончена песня.
Вот и смолкли трещетки.
Вот и скорчено небо
В переплете решетки.
И державе своей
Под вагонную тряску
Сочиняет король
Угомонную сказку...

Итак, начнем, благословясь...
Лет сто тому назад
В своем дворце неряха-князь
Развел везде такую грязь,
Что был и сам не рад,
И, как-то, очень рассердясь,
Призвал он маляра.
"А не пора ли, - молвил князь,-
Закрасить краской эту грязь?"
Маляр сказал:"Пора,
Давно пора, вельможный князь,
Давным-давно пора".
И стала грязно-белой грязь,
И стала грязно-желтой грязь,
И стала грязно-синей грязь
Под кистью маляра.
А потому что грязь - есть грязь,
В какой ты цвет ее ни крась.

Нет, некстати была эта сказка, некстати,
И молчит моя милая чудо-держава,
А потом неожиданно голосом Нати
Невпопад говорит:"До свиданья, Варшава!"

И тогда, как стучат колотушкой по шпалам,
Застучали сердца колотушкой по шпалам,
Загудели сердца:"Мы вернемся в Варшаву!
Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!"

По вагонам, подобно лесному пожару,
Из вагона в вагон, от состава к составу,
Как присяга гремит:"Мы вернемся в Варшаву!
Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!

Пусть мы дымом истаем над адовым пеклом,
Пусть тела превратятся в горючую лаву,
Но дождем, но травою, но ветром, но пеплом,
Мы вернемся, вернемся, вернемся в Варшаву!"

А мне-то, а мне что делать?
И так мое сердце - в клочьях!
Я в том же трясусь вагоне,
И в том же горю пожаре,
Но из года семидесятого
Я вам кричу:"Пан Корчак!
Не возвращайтесь!
Вам страшно будет в этой Варшаве!

Землю отмыли добела,
Нету ни рвов, ни кочек,
Гранитные обелиски
Твердят о бессмертной славе,
Но слезы и кровь забыты,
Поймите это, пан Корчак,
И не возвращайтесь,
Вам стыдно будет в этой Варшаве!

Дали зрелищ и хлеба,
Взяли Вислу и Татры,
Землю, море и небо,
Всё, мол, наше, а так ли?!

Дня осеннего пряжа
С вещим зовом кукушки
Ваша? Врете, не ваша!
Это осень Костюшки!

Небо в пепле и саже
От фабричного дыма
Ваше? Врете, не ваше!
Это небо Тувима!

Сосны - гордые стражи
Там, над Балтикой пенной,
Ваши? Врете, не ваши!
Это сосны Шопена!

Беды плодятся весело,
Радость в слезах и корчах,
И много ль мы видели радости
На маленьком нашем шаре?!
Не возвращайтесь в Варшаву,
Я очень прошу Вас, пан Корчак,
Не возвращайтесь,
Вам нечего делать в этой Варшаве!

Паясничают гомункулусы,
Геройские рожи корчат,
Рвется к нечистой власти
Орава речистой швали...
Не возвращайтесь в Варшаву,
Я очень прошу Вас, пан Корчак!
Вы будете чужеземцем
В Вашей родной Варшаве!


А по вечерам все так же играет музыка. Музыка,
музыка, как ни в чем не бывало:
Сэн-Луи блюз - ты во мне как боль, как ожог,
Сэн-Луи блюз - захлебывается рожок!
На пластинках моно и стерео,
Горячей признанья в любви,
Поет мой рожок про дерево
Там, на родине, в Сэн-Луи.

Над землей моей отчей выстрелы
Пыльной ночью, все бах да бах!
Но гоните монету, мистеры,
И за выпивку, и за баб!

А еще, ну, прямо комедия,
А еще за вами должок -
Выкладывайте последнее
За то, что поет рожок!

А вы сидите и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
Вы платите деньги и слушаете,
И с меня не сводите глаз,

Вы жрете, пьете и слушаете,
И с меня не сводите глаз,
И поет мой рожок про дерево,
На котором я вздерну вас!
Да-с! Да-с! Да-с!

Я никому не желаю зла, не умею,просто не знаю,
как это делается.
Как я устал повторять бесконечно все то же и то же,
Падать, и вновь на своя возвращаться круги.
Я не умею молиться, прости меня, Господи Боже,
Я не умею молиться, прости меня и помоги!..

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 00:15
Елена Шварц

Все окна мечены крестом,
Все крестится в глазах моих
И скрытые кресты столбов -
И позвоночных и простых,
И улицы - в скрещенье их.
И только церковь без крестов
Стоит, как стебель без цветов.

Одни из луковок ее
Торчат обломки, как отростки
Цветов невидимых, свободных.
А может, созревает роза,
Которая кресту природна.
Регулировщик на углу
Раскинул руки.
Ах, если б он сейчас взлетел
Туда, на церковь,
Уменьшился бы и стоял
Он там веками,
Позолотел бы и сиял
Во тьме над нами.

Не нужно - на завершьях храма
Земную службу ангелятки
Уже несут в лучах заката,
Крутясь на острие, на пятке.
На миг один мне были видны,
А так давно стоят - простыли,
Заждались уж - когда их сменят
Железные и золотые.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 00:34
Елена Шварц

В САДУ ИДЕЙ

Если ночь застанет тебя у шумящих садов Эпикура,
У калитки усни - это милость -
Где средь листьев белеет понятий скульптура,
Случай лысый и необходимость.

Вьется из сердца красной нити конец,
Схватит Сестра, запрядет,
А вторая веретеном в крестец
Толкнет и в сад поведет.

Вот брожу я в аллеях уныло,
Читаю, что временем полусмыло,
Повторяя про себя ежечасно:
Как я счастлива, как несчастна!

Там уж люди ходили - они любовались,
Обходили кумиров в изумленье кругом,
А другие в отчаянье в мроморе их колупались,
Колотясь о подножия лбом.

Как понятья белы, и прозрачны они по-девичьи,
Как бессчетен их каменный лес -
Там идеи Платона кружились, как чучела птичьи,
И, как шар Парменида, на нитях свисали с небес.

Солнце ехало вниз, и тени понятий длиннели.
Гелиос, о погоди! Дай мне их все же понять.
Но смеркалось так быстро - они только слабо белели,
И вдруг побежали - руки разума следом - да где их поймать.

Вот и Время - стояло, крошилось и млело.
Только я начинала уже прозревать,
Как оно побежало, качнулось, осело,
И уже - не понятье, а не знаю, как звать.

О Пространство! - так просто ты в руки давалось легко.
О Блаженство! - за маскою муки скрывалось.
Вдруг разверзлись и хлынули, как молоко,
Океаном без формы и пеной они оказались.

Бегство! Топот идей. Гипс, разлетевшийся дробью.
Мрамор, лопнувший будто стакан.
Кто же варвар, крушащий все эти надгробья?
Кто ворвался с дубинкою? Кто ураган?

Рядом вдруг загремело, кто-то крикнул высоко,
Рядом кто-то прошел, приминая кусты,
Вспыхнуло в выси, погасло кровавое око:
Это Бога убили. Это - умерший Бог. Это - ты.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 00:43
Елена Шварц

Дева верхом на Венеции и я у нее на плече

И склады по краям, и Альпы вдалеке

В дождь, льющий слезы обожанья,

И я мешалась – в старости, во сне,

В твоих застиранных дворцах блужданья.


Синий пятнает красный, а тот – зеленый,

Все полиняло, промокло, заплесневело, прогнило.

Дева, кружась, упадает на дно морское

На Венеции – заплеснелом моем крокодиле.


Собрались отовсюду люди –

Все свои прегрешенья на Деву кидали,

И Венецию ей подвели и взнуздали –

В жертву лошадь прекрасную, лошадь морскую.


Для Того и явилась она на свете,

Чтобы все грехи забрала с собою –

И, кружась на Венеции мокром тритоне,

Она упадает на дно морское.


Как на растленном чьем-то мозге —

Верхом на груде черепиц

Вниз – вот она – с лицом в известке

Мгновенно-медленно скользит.

Внезапно сделавшись старухой,

Нагая, в черных кружевах,

Она ядром несется глухо

И шпорит пятками канал.

С российским кладбищем в ладони,

Ногтями впившись в Арсенал,

На студне, изумруде, на тритоне.

Дева. все грехи приявшая,

Раздулась как вампир в гробу,

И я – свои в дорогу взявшая –

У зелком вишу на ее горбу.


А Сан-Марко блеет ягненком нежным,

Розовой кошей светясь.

И летим с великаншей, кренясь.

Тут cхватила угасшего бледную плеть.

Разве я блудила, лгала, убивала?

Налетели грехи отовсюду, как чайки,

Как огрызок хлеба меня расклевали.

Да, я все это делала. Дно летит, разгораясь навстречу

На ракушка, на моллюске резном упадаю в темные дали,

Закрыв глаза и вцепясь в пеликаньи плечи.

Венеция, ты исчезаешь

Драконом в чешуе златой

Под волиы синие ныряешь,

Вся – с цвелью и зеленой тьмой

Ты расползаешься уныло

Старинной золотой парчой,

И так уже ты вся остыла –

Тебе и в волнах горячо.


Вот и я на плечо, что птица, взлетела,

Чтобы ноши черной побольше взвалит’,

И мы втроем через море – из мира

Летим, чтоб ее развеять, разбить.


И когда мы вживили в этот мрамор лиловый,

Потемневший в дыхании долгих веков,

Кровь живую И жилы натужно-багровы,

И нечистоты общих грехов,-



Там – высоко – в космической штольне (пролетев через

шар насквозь

Там – Творец пожалеет очерненные камень и кость.

Мрамор с грязью так срощены, слиты любовно –

Разодрать их И Богу бы было греховно.

Может быт’, И спасется все тем – что срослось.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 12:15
Новелла Матвеева

Кораблик

Жил кораблик веселый и стройный:
Над волнами как сокол парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил.

Сам смолою себя пропитал,
Сам оделся и в дуб и в металл,
Сам повел себя в рейс - сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан.

Шел кораблик, шумел парусами,
Не боялся нигде ничего.
И вулканы седыми бровями
Поводили при виде его.

Шел кораблик по летним морям,
Корчил рожи последним царям,
Все ли страны в цвету, все ль на месте, -
Все записывал, все проверял!

Раз пятнадцать, раз двадцать за сутки
С ним встречались другие суда:
Постоят, посудачат минутку
И опять побегут кто куда...

Шел кораблик, о чем-то мечтал,
Все, что видел, на мачты мотал,
Делал выводы сам, - сам свой лоцман,
Сам свой боцман, матрос, капитан!

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 12:46
Нателла Болтянская

Едвабне

Польша. 150км от Варшавы,
в крошечном городишке после
второй мировой войны был
поставлен памятник 1600 евреям,
погибшим во время оккупации.
Совсем недавно выяснилось,
что всё было иначе…

Ты ищешь нас – карту бери помасштабней,
Чернильная капля, случайно упала…
А наше местечко зовется Едвабне,
Подобных местечек по свету немало
Есть ратуша, рынок, ручей – по колено,
Бельё на верёвках знаменами реет…
Тут жили счастливой порой довоенной
Соседи. Неважно, - поляки, евреи…

И памятник – будет. Ну, как же не высечь
По камню, как больно и горько бывает
Местечку, где больше полутора тысяч
Погибло: война-то была – мировая…
Всё будет – цветы, поминальные свечки,
Успеет поблекнуть гранит пьедестала,
Но позже окажется – в нашем местечке
Немецких частей вообще не стояло.

Ну, только – патруль раз в неделю заедет,
А вермахт его обошел стороною,
И нас убивали свои же соседи,
Которых считали мы близкой роднею
Как праздничный ужин, и выпит и съеден,
Вчерашний уют многолюдного дома…
И нелюди эти – свои же соседи,
И – брошена спичка в сухую солому…

Перину и шаль передать по наследству
При жизни – утраты и больше бывают…
Вначале обрушилось наше соседство,
А после – горящая крыша сарая.
А память окрепнет, а боль не ослабнет,
Стареть вплоть до ветхого – новым заветам…
А наше местечко зовётся Едвабне,
Дахау, Майданек, Варшавское гетто…

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 06-04-2011 12:55
No escaparan*

Единственный сколько-то ясный итог скандалов на почве кино, которые вышли на новый виток, хоть все обнажилось давно: всех этих собраний, «приду-не приду», еще в декабре-январе, всех этих тусовок в Охотном Ряду, точнее в Гостином Дворе, всех этих потешных покуда боев и драк в исполнении звезд, борцов, стукачей, стариков, холуев, — суров и достаточно прост. Припомним шумиху последних недель, и ложь, и визгливую лесть: пред нами наглядная, в общем, модель Отечества как оно есть. Гордясь до истерики, выпятив грудь, искусно себя разозлив, оно триумфально вступило на путь, в финале которого взрыв. Еще далеко неизбежное дно, не сдался последний редут, не пахнет разрухой, но ясно одно: что сами они не уйдут.

Свой лоб расшибать, как об стенку баран, — наш метод с начала времен. Был лозунг в Испании — No pasaran! Теперь он слегка изменен. В России в избытке имеется газ, о нем голова не болит, то не было, нет и не будет у нас ротации местных элит. Вот так и вертелось у нас колесо последних веков десяти: начальники могут практически все, однако не могут уйти. Диктатор, пока он во власти сидел (гарантии тут не спасут), наделал таких сверхъестественных дел, что если уйдет, то под суд; на троне сменивший его либерал, которому жизнь дорога, такого наделал и столько набрал, что если уйти — то в бега; вояка, пришедший на смену ему, являлся таким смельчаком, что если уйдет — то уже не в тюрьму, а просто в петлю прямиком. А ежели после годов тридцати, не внемля чужим голосом, он все же однажды захочет уйти, поскольку устанет и сам, уйти без оглядки, не важно куда, свободно, как дикий нарвал, — его никуда не отпустит орда, которую он же набрал. Они окружат его плотным кольцом, как самая липкая слизь, и будут кричать перед царским крыльцом: «Родимый, казни, но вернись!»

Воистину глуп, кто смущает умы мечтою о смене простой. Они доведут до войны, до чумы, до сладкого слова «застой», до скуки, что тянется дольше веков, до бури, что выбьет окно, до дна, до террора, до большевиков, до смуты, до батьки Махно, они доведут, наконец, до того, что туже сожмется кольцо, что взрослые все и детей большинство им будут смеяться в лицо, их будет в анналы вносить Геродот, атаку задумает Брут, они попадут в саркофаг, в анекдот, в пословицу — но не уйдут. Они водрузят искупительный крест, безжалостно выморив нас; они проведут разделительный съезд, свезя представителей масс, они призовут благодарную рать, являя нежданную прыть, наймут матерей, чтобы громче рыдать, и нищих, чтобы жалобней ныть, псарей, чтобы громче кричать «Загрызу!», попов, чтоб явить чистоту, — и взвоют, и вовремя пустят слезу, и вовремя крикнут «Ату!», и вновь, на посмешище прочих сторон, пошлют нас на бой и на труд, и задом вгрызутся в завещанный трон, и кончатся. Но не уйдут.

Тут сломит башку аналитик любой, очкастый знаток теорем. Так воин врага забирает с собой, так с шахом сжигают гарем — для них унизителен выход иной, он просто немыслим, верней. Они согласятся уйти со страной, со всеми, кто мается в ней, — они приберут стариков, дошколят, горланов и преданных звезд, но лишь уничтоживши то, чем рулят, покинут насиженный пост. Отчизна очнется на том рубеже, где вновь продолжается бой. Мы можем их скинуть, так было уже, — но, кажется, вместе с собой.

А нам остается утешиться тем (другой компенсации нет), что в случае гибели сложных систем широкий останется след, что будет потомков презрительный смех и высший предсказанный суд, от коего, при ухищрениях всех, они уж никак не уйдут.

* Они не уйдут (исп.).



Дмитрий Быков

06.04.2009

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 62 63 64  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

KXK.RU