СТИХИ О ЛЮБВИ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 59 60 61  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2011 12:47
Нателла Болтянская

Modus Operandi

Modus Operandi (лат) - образ действия, обычно
речь идет об образе действия преступника.


1930 год - Председатель Российского Общевойскового
Союза генерал Кутепов похищен в Париже и убит.
1937 год - преемник Кутепова на посту председателя
РОВС генерал Миллер похищен, вывезен в Москву
и расстрелян.
1940 год - в Мексике при помощи знатного друга совет-
ских коммунистов Рамона Меркадора и орудия «ледоруб»
убит Лев Троцкий.
1957 год - попытка отравления бывшего советского
разведчика Николая Хохлова во Франкфурте на Майне.
2006 год - смерть Александра Литвиненко.


Спелый кактус колосится,
Дышит пальмовая тень.
У опального марксиста
Неудачный нынче день:
Все грызет его досада,
Всё ему нехорошо…
И соратник Р.Меркадор
Не ко времени пришел.
Тают блики на паркете,
В клетке птица гомонит…
Гость у Лейбы в кабинете…
Что-то долго там они.

Была эта каша замешана
В тридцатых годах роковых.
Концерн «Ледоруб-Интернешнл»
Работает без выходных

Факт не первый, не последний…
До того еще пропал
По дороге на молебен
Некий белый генерал.
Он не пил вина и виски…
Утром, трезвый, и - пешком
Растворился по-английски,
Как корова языком.
Вечно кто-то пропадает
Ни записки, ни звонка.
Ой, Чека моя родная,
Вездесущая Чека.

Была эта каша замешана
В тридцатых годах роковых.
Концерн «Ледоруб-Интернешнл»
Работает без выходных

Влагу лил небесный купол
Море билось в берега.
Власть наглела с каждым трупом
Побежденного врага
Где бы ни скрывался ворог,
Быть поминкам и по нем…
Хоть полоний нынче дорог,
Это мы переживем.
Тоже мне бином Ньютона…
Крики, визги, суета…
Был шпион, и нет шпиона –
Много, видимо, болтал

Была эта каша замешана
В тридцатых годах роковых.
Концерн «Ледоруб - Интернешнл»
Работал,
работает
и будет продолжать работать.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 25-03-2011 19:55
Юрий Тарнавский

ПОЭТ
По следам Бодлера

Говорит поэту дева: "Твои очи
словно два голубых телеэкрана,
и оба показывают ход твоего сражения
с драконами, грозящими всему живому.

А уста твои – словно звезды,
далеки от неправды, и вообще от всего на свете.
Как от кровавого смертоубийства,
не отвести взгляда от твоей красоты.

А любить я буду глаза, что глядят с пользой,
и губы, которых будет легко коснуться.
Буду жить в покое, в покоях, чуя, как сквозь пальцы
растет, будто трава, сало на животе моего мужа".

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-03-2011 00:53
Сергей Есенин

Слышишь - мчатся сани, слышишь - сани мчатся.
Хорошо с любимой в поле затеряться.

Ветерок веселый робок и застенчив,
По равнине голой катится бубенчик,

Эх вы, сани, сани! Конь ты мои буланый!
Где-то на поляне клен танцует пьяный.

Мы к нему подъедем, спросим - что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-03-2011 01:17
Я. Сейферт

Кафе Славия

Через тайные двери с портьерами, пропитанными розовым маслом,
двери, стекла которых настолько тонки, что они почти незримы,
Время от времени со стороны набережной приходил Гийом Аполлинэр.

У него еще с войны была забинтована голова.
Он садился за наш стол и читал жестокие, прекрасные стихи,
Которые сразу переводил Карел Тейг.

В честь поэта мы пили абсент.
Который зеленее всего на свете,
И когда мы смотрели в окно,
Внизу под набережной протекала Сена.
Конечно же! Сена!
И недалеко от нее
Стояла Эйфелевка.

Однажды прибежал Незвал в черном котелке.
Тогда мы не предполагали,
И сам он не знал,
Что точно такой же носил Аполлинэр,
Когда он полюбил прекрасную Луизу де Колини-Шатьон,
Которую он звал Лу

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-03-2011 01:40
Бертольд Брехт

НОВАЯ БАЛЛАДА О ПРИЯТНОЙ ЖИЗНИ

1

Твердят, что на земле всего прекрасней
Жизнь мудреца, что пустота в желудке
И холод в доме - это предрассудки.
Оставьте про себя такие басни!
Кто хочет жизнью тешиться простой,
Пусть тешится. Увольте лишь меня!
Нигде, нигде на свете даже дня
Нельзя прожить на пище на такой.
Одной свободе разве будешь рад?
Лишь тот живет приятно, кто богат.

2

Мясник отменный маршал наш покойник.
Сначала заграбастал он полсвета,
А после на суде потел за это,
И там, еще жирней своих конвойных,
Он на вопрос, зачем старался так,
Ответил, что о славе лишь радел.
Как будто он от славы разжирел!
Тут рассмеется и любой дурак.
Нет, не о славе пекся этот фат:
Лишь тот живет приятно, кто богат.

3

Вот прорва Шахт. Он проглотил полмира,
Хоть шея коротка у живоглота.
Вчера венчали лаврами банкира,
Сегодня вешать не хотят банкрота.
Останется он цел и невредим,
Но на вопрос, зачем же он избрал
Столь мерзкий путь, ответствует нахал,
Что честолюбье овладело им.
Нет, не почета жаждал этот гад:
Лишь тот живет приятно, кто богат.

4

Вот Украины гнусный разоритель -
Лакейтель, пред Адольфом лебезивший,
Трофеями себя обогативший,
Ценитель танков, коньяков ценитель.
Что двигало им? Долг! Ведь он солдат.
Из чувства долга кровь он проливал.
А если он попутно капитал
И нажил, о таких вещах молчат.
Чей капитал? О том не говорят.
Лишь тот живет приятно, кто богат.

5

У них у всех великие заботы,
У них у всех возвышенные цели,
Не говорят о том, как пили-ели,
А с духами ночами сводят счеты.
Ведь каждый был, по сути, Лоэнгрин,
И каждый был немножко Парсифаль:
Не Ленинград им нужен, а Грааль,
Разрушена Валгалла, не Берлин.
Их дело в шляпе. Им сам черт не брат:
Лишь тот живет приятно, кто богат.

(1946)

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-03-2011 11:56
Александр Дольский

Изучение слона

1.
Эти шестеро мужчин из Индостана,
с жаждой знания святой и неустанной,
изучать Слона явились утром рано,
но смотрели на него немного странно,
озирая все от неба до травы,
так как были все незрячие, увы.

2.
Первый сэр шагнул так близко, что о ляжку
он ударился, упал и охнул тяжко.
Встал, пошарил по неровной твердой коже
и промолвил, важный опыт подытожив -
Мне ясна природа этого Слона!
Это может быть забор или стена.

3.
У второго было правило свое.
Он пошел другим, извилистым путем.
И на бивень наскочив, на остриё,
закричал - Имеем дело мы с копьем!
Это круглое и гладкое копье -
суть наш Слон. Вот мнение моё.

4.
Третий сэр избрал примерно тот же путь,
но попался ему в руки толстый шланг -
Слон решил привычно хоботом махнуть.
Ну и сэру мысль простейшая пришла -
О, коллеги, на все сто уверен я -
Слон есть толстая и сильная змея!

5.
Обошел вокруг ноги четвертый сэр.
Ха! - сказал он. Это кажется игрой.
Слишком прост для нас решаемый пример.
Мы имеем дело с грубою корой.
Я ощущал сей предмет со всех сторон.
Это - дерево с названьем кратким - Слон.

6.
Пятый был весьма высок и потому,
дотянулся он до уха. Но в момент,
методично, постепенно по всему
уху долго шарил и сказал - Брезент!
Я не знаю, для чего он здесь висит.
Но, как толстый веер, Слон имеет вид.

7.
А шестой зашел с обратной стороны.
Он имел весьма обычный, скромный рост.
Он, конечно, не достал бы до луны,
но спокойно ухватил Слона за хвост.
И улыбка промелькнула по лицу...
Слон - веревка, это ясно и слепцу.


8.
Эти шестеро мужчин из Индостана
долго спорили, ругаясь непрестанно
О предмете, называемым Слоном,
и настаивая всякий на своем.
И хоть каждый был отдельно прав отчасти,
но в итоге ошибались все к несчастью.

9.
О, как часто в спорах искренних о Боге,
иногда их доводящих до войны,
люди спорили, не ведая дороги
и решений, что противникам видны.
Так мы вечно спорим о Слоне,
что не виден ни тебе, ни им, ни мне.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 26-03-2011 12:18
Нателла Болтянская

Половинка

От обеих линий бери сноровку,
Не дели себя острием ножа…
Половинка, выродок, полукровка,
Никому не должный принадлежать..

И пускай во мгле ничего не видно,
И пускай нет судей твоей вине
В Вавилонской башне, в котле плавильном,
Отыщи бездомную половину,
Ту, что кровоточит сильней.

Только на два делят глоток из чаши,
Если пьют, в ночи остужая жар.
И остыть объятьям, тебя зачавшим.
Не дели себя острием ножа

И пусть холод вечный крылом совиным
На любой атаке в твоей войне
А наличье тыла лишь давит спину,
И всегда заметнее половина,
Та, что кровоточит сильней.

Привыкай навечно к двойному грузу,
И, поскольку ты все равно чужак,
Избегай с любой стороной союза,
Не дели себя острием ножа.

Если нет связующей пуповины –
Ты свободен, значит, растешь в цене…
И пусть частой сетью тебя ловили,
Но не выловили и половины,
Той, что кровоточит сильней.

Отдели, что нужно. И по крупинкам
Собирай, обиды в себе держа.
Полукровка, выродок, половинка,
Не дели себя острием ножа.

Всех, кто близок к телу, родней зови, но
Никакому не доверяй вполне,
А чуть, что, сомнения отодвинув,
Принимай горчащую половину,
Ту, что кровоточит сильней.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-03-2011 00:29
Владимир Еременко

Четыре сестры мою нитку сучили
Из белого света.
Вдоль смерти по жизни ходить научили
И любят за это.
И каждая втайне глядит как на сына
И молится сладко...
А званьем - царица,
А статью - рябина,
А сердцем -солдатка...
И страшно однажды из рук их напиться.
Шутливо проститься.
И думать,шагая: "Как небушко длится!"
Да вдруг оступиться...

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-03-2011 00:51
Зинаида Миркина

Хлеб насущный даждь нам, Господи -
силы на сегодня!
Мы сюда на битву посланы, -
Воины Господни.

Не талант и не умение, -
что-то есть иное:
Каждый стих - мое сражение
с тяжестью земною.

Мой огонь под пеплом дремлющий.
Лишь ему поверьте!
Каждый стих - победа немощи
над всесильем смерти.

Есть пути неисследимые
в очевидность чуда:
Каждый стих - прорыв в Незримое
и возврат оттуда.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-03-2011 01:01
Александр Твардовский

СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ

Сын за отца не отвечает —
Пять слов по счету, ровно пять.
Но что они в себе вмещают,
Вам, молодым, не вдруг обнять.

Их обронил в кремлевском зале
Тот, кто для всех нас был одним
Судеб вершителем земным,
Кого народы величали
На торжествах отцом родным.

Вам —
Из другого поколенья —
Едва ль постичь до глубины
Тех слов коротких откровенье
Для виноватых без вины.

Вас не смутить в любой анкете
Зловещей некогда графой:
Кем был до вас еще на свете
Отец ваш, мертвый иль живой.

В чаду полуночных собраний
Вас не мытарил тот вопрос:
Ведь вы отца не выбирали, —
Ответ по-нынешнему прост.

Но в те года и пятилетки,
Кому с графой не повезло, —
Для несмываемой отметки
Подставь безропотно чело.

Чтоб со стыдом и мукой жгучей
Носить ее — закон таков.
Быть под рукой всегда — на случай
Нехватки классовых врагов.
Готовым к пытке быть публичной
И к горшей горечи подчас,
Когда дружок твой закадычный
При этом не поднимет глаз...

О, годы юности немилой,
Ее жестоких передряг.
То был отец, то вдруг он — враг.
А мать?
Но сказано: два мира,
И ничего о матерях...

И здесь, куда — за половодьем
Тех лет — спешил ты босиком,
Ты именуешься отродьем,
Не сыном даже, а сынком...

А как с той кличкой жить парнишке,
Как отбывать безвестный срок, —
Не понаслышке,
Не из книжки
Толкует автор этих строк...

Ты здесь, сынок, но ты нездешний,
Какой тебе еще резон,
Когда родитель твой в кромешный,
В тот самый список занесен.

Еще бы ты с такой закваской
Мечтал ступить в запретный круг.

И руку жмет тебе с опаской
Друг закадычный твой...
И вдруг:
Сын за отца не отвечает.

С тебя тот знак отныне снят.
Счастлив стократ:
Не ждал, не чаял,
И вдруг — ни в чем не виноват.

Конец твоим лихим невзгодам,
Держись бодрей, не прячь лица.
Благодари отца народов,
Что он простил тебе отца
Родного —
с легкостью нежданной
Проклятье снял. Как будто он
Ему неведомый и странный
Узрел и отменил закон.

(Да, он умел без оговорок,
Внезапно — как уж припечет —
Любой своих просчетов ворох
Перенести на чей-то счет;
На чье-то вражье искаженье
Того, что возвещал завет,
На чье-то головокруженъе
От им предсказанных побед.)
Сын — за отца? Не отвечает!
Аминь!
И как бы невдомек:
А вдруг тот сын (а не сынок!),
Права такие получая,
И за отца ответить мог?

Ответить — пусть не из науки,
Пусть не с того зайдя конца,
А только, может, вспомнив руки,
Какие были у отца.
В узлах из жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов -
Те, что — со вздохом — как чужие,
Садясь к столу, он клал на стол.
И точно граблями, бывало,
Цепляя
ложки черенок,
Такой увертливый и малый,
Он ухватить не сразу мог.
Те руки, что своею волей —
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей —
Сплошная.
Подлинно — кулак!
И не иначе, с тем расчетом
Горбел годами над землей,
Кропил своим бесплатным потом,
Смыкал над ней зарю с зарей.
И от себя еще добавлю,
Что, может, в час беды самой
Его мужицкое тщеславье,
О, как взыграло — боже мой!


И в тех краях, где виснул иней
С барачных стен и потолка,
Он, может, полон был гордыни,
Что вдруг сошел за кулака.

Ошибка вышла? Не скажите, —
Себе внушал он самому, —
Уж если этак, значит — житель,
Хозяин, значит, — потому...

А может быть, в тоске великой
Он покидал свой дом и двор
И отвергал слепой и дикий,
Для круглой цифры, приговор.

И в скопе конского вагона,
Что вез куда-то за Урал,
Держался гордо, отчужденно
От тех, чью долю разделял.

Навалом с ними в той теплушке —
В одном увязанный возу,
Тянуться детям к их краюшке
Не дозволял, тая слезу...

(Смотри, какой ты сердобольный, —
Я слышу вдруг издалека, —
Опять с кулацкой колокольни,
Опять на мельницу врага. —
Доколе, господи, доколе
Мне слышать эхо древних лет:
Ни мельниц тех, ни колоколен
Давным-давно на свете нет.)

От их злорадства иль участья
Спиной горбатой заслонясь,
Среди врагов советской власти
Один, что славил эту власть;
Ее помощник голоштанный,
Ее опора и боец,
Что на земельке долгожданной
При ней и зажил наконец, —
Он, ею кинутый в погибель,
Не попрекнул ее со злом:
Ведь суть не в малом перегибе,
Когда — Великий перелом...

И верил: все на место встанет
И не замедлит пересчет,
Как только — только лично Сталин
В Кремле письмо его прочтет...

(Мужик не сметил, что отныне,
Проси чего иль не проси,
Не Ленин, даже не Калинин
Был адресат всея Руси.
Но тот, что в целях коммунизма
Являл иной уже размах
И на газетных полосах
Читал республик целых письма —
Не только в прозе, но в стихах.)

А может быть, и по-другому
Решал мужик судьбу свою:
Коль нет путей обратных к дому,
Не пропадем в любом краю.

Решал — попытка без убытка,
Спроворим свой себе указ.
И — будь добра, гора Магнитка,
Зачислить нас В рабочий класс...

Но как и где отец причалит,
Не об отце, о сыне речь:
Сын за отца не отвечает, —
Ему дорогу обеспечь.

Пять кратких слов...
Но год от года
На нет сходили те слова,
И званье сын врага народа
Уже при них вошло в права.

И за одной чертой закона
Уже равняла всех судьба:
Сын кулака иль сын наркома,
Сын командарма иль попа...

Клеймо с рожденья отмечало
Младенца вражеских кровей.
И все, казалось, не хватало
Стране клейменых сыновей.

Недаром в дни войны кровавой
Благословлял ее иной:
Не попрекнув его виной,
Что душу горькой жгла отравой,
Война предоставляла право
На смерть и даже долю славы
В рядах бойцов земли родной.

Предоставляла званье сына
Солдату воинская часть...

Одна была страшна судьбина:
В сраженье без вести пропасть.

И до конца в живых изведав
Тот крестный путь, полуживым —
Из плена в плен — под гром победы
С клеймом проследовать двойным.

Нет, ты вовеки не гадала
В судьбе своей, отчизна-мать,
Собрать под небом Магадана
Своих сынов такую рать.

Не знала,
Где всему начало,
Когда успела воспитать
Всех, что за проволокой держала,
За зоной той, родная мать...

Средь наших праздников и буден
Не всякий даже вспомнить мог,
С каким уставом к смертным людям
Взывал их посетивший бог.

Он говорил: иди за мною,
Оставь отца и мать свою,
Все мимолетное, земное
Оставь — и будешь ты в раю.

А мы, кичась неверьем в бога,
Во имя собственных святынь
Той жертвы требовали строго:
Отринь отца и мать отринь.

Забудь, откуда вышел родом,
И осознай, не прекословь:
В ущерб любви к отцу народов —
Любая прочая любовь.

Ясна задача, дело свято, —
С тем — к высшей цели — прямиком.
Предай в пути родного брата
И друга лучшего тайком.

И душу чувствами людскими
Не отягчай, себя щадя.
И лжесвидетельствуй во имя,
И зверствуй именем вождя.

Любой судьбине благодарен,
Тверди одно, как он велик,
Хотя б ты крымский был татарин,
Ингуш иль друг степей калмык.

Рукоплещи всем приговорам,
Каких постигнуть не дано.
Оклевещи народ, с которым
В изгнанье брошен заодно.

И в душном скопище исходов —
Нет, не библейских, наших дней —
Превозноси отца народов:
Он сверх всего.
Ему видней.
Он все начала возвещает
И все концы, само собой.

Сын за отца не отвечает —
Закон, что также означает:
Отец за сына — головой.

Но все законы погасила
Для самого благая ночь.
И не ответчик он за сына,
Ах, ни за сына, ни за дочь.

Там, у немой стены кремлевской,
По счастью, знать не знает он,
Какой лихой бедой отцовской
Покрыт его загробный сон...

Давно отцами стали дети,
Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суд десятилетий,
И не видать еще конца.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-03-2011 12:20
Юрий Шевчук

Изгои

Заблудились в изгибах изгои -
Из овалов не выйдут герои,
Время-дышло вошло в нас и вышло,
В лазаретах защитники Трои.

Берегут свою кровь и разлуку,
Не загнать на чужие пожары
Эту теплую, честную суку,
Эти томные, нежные чары.

Не виню равнодушных, сам грешен,
Слишком много на каждом проклятья.
Я искал дорогие объятья -
И нашел, и удобно повешен.

В ресторане, под звуки ванили,
Поп-звезда расплела злые груди,
В пьяной тьме киловаттной кадрили
Превращаются в прошлое люди.

Наши песни там только - помеха.
Умирать, чтобы жить - не для "вечных".
И жует бесконечное эхо,
Как бифштексы, молитвы конечных.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 27-03-2011 12:57
Нателла Болтянская

Ангел

Рассыпаны сумерки клочьями ваты.
Взошла и погасла звезда в небесах…
И тень на стене трепетала крылато,
Как будто бы Ангел плясал.
Мой пляшущий ангел, замедли движенья,
Я жду наступления нового дня.
А свечка устала от самосожженья,
Ее без конца задувает сквозняк.
Какая недобрая гневная сила
Мне руки вздымает к полету опять
И горло сжимает у твари бескрылой,
И ангелу плакать велит и плясать.
Мой плачущий ангел, отвергнутый раем,
Слезою нагар со свечи в темноте…
Греховные мысли, я их не скрываю,
Однако они не мешают взлететь.
А там чернотой грозовою завертит,
В клубке перепутает ночи и дни…
Куда как приятней дорога по тверди,
Ты в небо меня не мани.
Оплачен, мой ангел, последним целковым,
Твой вексель. Разорван рукав у плеча…
Довольно метаний твоих бестолковых,
Смотри, догорела свеча.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 00:13
Жуковский Василий Андреевич

АЛОНЗО

Из далекой Палестины
Возвратясь, певец Алонзо
К замку Бальби приближался,
Полон песней вдохновенных:

Там красавица младая.
Струны звонкие подслушав,
Обомлеет, затрепещет
И с альтана взор наклонит.

Он приходит в замок Бальби,
И под окнами поет он
Все, что сердце молодое
Втайне выдумать умело.

И цветы с высоких окон,
Видит он, к нему склонились;
Но царицы сладких песней
Меж цветами он не видит.

И ему тогда прохожий
Прошептал с лицом печальным:
«Не тревожь покоя мертвых.;
Спит во гробе Изолина».

И на то певец Алонзо
Не ответствовал ни слова:
Но глаза его потухли,
И не бьется боле сердце.

Как незапным дуновеньем
Ветерок лампаду гасит,
Так угас в одно мгновенье
Молодой певец от слова.

Но в старинной церкви замка,
Где пылали ярко свечи,
Где во гробе Изолина
Под душистыми цветами

Бледноликая лежала,
Всех проник незапный трепет:
Оживленная, из гроба
Изолина поднялася...

От бесчувствия могилы
Возвратясь незапно к жизни
В гробовой она одежде,
Как в уборе брачном, встала;

И, не зная, что с ней было,
Как объятая виденьем,
Изумленная спросила:
«Не пропел ли здесь Алонзо?..»

Так, пропел он, твой Алонзо!
Но ему не петь уж боле:
Пробудив тебя из гроба,
Сам заснул он, и навеки.

Там, в стране преображенных,
Ищет он свою земную,
До него с земли на небо
Улетевшую подругу...

Небеса кругом сияют,
Безмятежны и прекрасны...
И, надеждой обольщенный,
Их блаженства пролетая,

Кличет там он: «Изолина!»
И спокойно раздается:
«Изолина! Изолина!» —
Там в блаженствах безответных.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 00:24
Иосиф Бродский

Разговор с небожителем

Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,

уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,

тебе твой дар
я возвращаю -- не зарыл, не пропил;
и, если бы душа имела профиль,
ты б увидал,
что и она
всего лишь слепок с горестного дара,
что более ничем не обладала,
что вместе с ним к тебе обращена.

Не стану жечь
тебя глаголом, исповедью, просьбой,
проклятыми вопросами -- той оспой,
которой речь
почти с пелен
заражена -- кто знает? -- не тобой ли;
надежным, то есть, образом от боли
ты удален.

Не стану ждать
твоих ответов, Ангел, поелику
столь плохо представляемому лику,
как твой, под стать,
должно быть, лишь
молчанье -- столь просторное, что эха
в нем не сподобятся ни всплески смеха,
ни вопль: "Услышь!"

Вот это мне
и блазнит слух, привыкший к разнобою,
и облегчает разговор с тобою
наедине.
В Ковчег птенец,
не возвратившись, доказует то, что
вся вера есть не более, чем почта
в один конец.

Смотри ж, как, наг
и сир, жлоблюсь о Господе, и это
одно тебя избавит от ответа.
Но это -- подтверждение и знак,
что в нищете
влачащий дни не устрашится кражи,
что я кладу на мысль о камуфляже.
Там, на кресте,

не возоплю: "Почто меня оставил?!"
Не превращу себя в благую весть!
Поскольку боль -- не нарушенье правил:
страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.

___

Здесь, на земле,
все горы -- но в значении их узком --
кончаются не пиками, но спуском
в кромешной мгле,
и, сжав уста,
стигматы завернув свои в дерюгу,
идешь на вещи по второму кругу,
сойдя с креста.

Здесь, на земле,
от нежности до умоисступленья
все формы жизни есть приспособленье.
И в том числе
взгляд в потолок
и жажда слиться с Богом, как с пейзажем,
в котором нас разыскивает, скажем,
один стрелок.

Как на сопле,
все виснет на крюках своих вопросов,
как вор трамвайный, бард или философ --
здесь, на земле,
из всех углов
несет, как рыбой, с одесной и с левой
слиянием с природой или с девой
и башней слов!

Дух-исцелитель!
Я из бездонных мозеровских блюд
так нахлебался варева минут
и римских литер,
что в жадный слух,
который прежде не был привередлив,
не входят щебет или шум деревьев --
я нынче глух.

О нет, не помощь
зову твою, означенная высь!
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
Не жгу свечи,
когда, разжав железные объятья,
будильники, завернутые в платья,
гремят в ночи!

И в этой башне,
в правнучке вавилонской, в башне слов,
все время недостроенной, ты кров
найти не дашь мне!
Такая тишь
там, наверху, встречает златоротца,
что, на чердак карабкаясь, летишь
на дно колодца.

Там, наверху --
услышь одно: благодарю за то, что
ты отнял все, чем на своем веку
владел я. Ибо созданное прочно,
продукт труда
есть пища вора и прообраз Рая,
верней -- добыча времени: теряя
(пусть навсегда)

что-либо, ты
не смей кричать о преданной надежде:
то Времени, невидимые прежде,
в вещах черты
вдруг проступают, и теснится грудь
от старческих морщин; но этих линий --
их не разгладишь, тающих как иней,
коснись их чуть.

Благодарю...
Верней, ума последняя крупица
благодарит, что не дал прилепиться
к тем кущам, корпусам и словарю,
что ты не в масть
моим задаткам, комплексам и форам
зашел -- и не предал их жалким формам
меня во власть.

___

Ты за утрату
горазд все это отомщеньем счесть,
моим приспособленьем к циферблату,
борьбой, слияньем с Временем -- Бог весть!
Да полно, мне ль!
А если так -- то с временем неблизким,
затем что чудится за каждым диском
в стене -- туннель.

Ну что же, рой!
Рой глубже и, как вырванное с мясом,
шей сердцу страх пред грустною порой,
пред смертным часом.
Шей бездну мук,
старайся, перебарщивай в усердьи!
Но даже мысль о -- как его! -- бессмертьи
есть мысль об одиночестве, мой друг.

Вот эту фразу
хочу я прокричать и посмотреть
вперед -- раз перспектива умереть
доступна глазу --
кто издали'
откликнется? Последует ли эхо?
Иль ей и там не встретится помеха,
как на земли?

Ночная тишь...
Стучит башкой об стол, заснув, заочник.
Кирпичный будоражит позвоночник
печная мышь.
И за окном
толпа деревьев в деревянной раме,
как легкие на школьной диаграмме,
объята сном.

Все откололось...
И время. И судьба. И о судьбе...
Осталась только память о себе,
негромкий голос.
Она одна.
И то -- как шлак перегоревший, гравий,
за счет каких-то писем, фотографий,
зеркал, окна, --

исподтишка...
и горько, что не вспомнить основного!
Как жаль, что нету в христианстве бога --
пускай божка --
воспоминаний, с пригоршней ключей
от старых комнат -- идолища с ликом
старьевщика -- для коротанья слишком
глухих ночей.

Ночная тишь.
Вороньи гнезда, как каверны в бронхах.
Отрепья дыма роются в обломках
больничных крыш.
Любая речь
безадресна, увы, об эту пору --
чем я сумел, друг-небожитель, спору
нет, пренебречь.

Страстная. Ночь.
И вкус во рту от жизни в этом мире,
как будто наследил в чужой квартире
и вышел прочь!
И мозг под током!
И там, на тридевятом этаже
горит окно. И, кажется, уже
не помню толком,

о чем с тобой
витийствовал -- верней, с одной из кукол,
пересекающих полночный купол.
Теперь отбой,
и невдомек,
зачем так много черного на белом?
Гортань исходит грифелем и мелом,
и в ней -- комок

не слов, не слез,
но странной мысли о победе снега --
отбросов света, падающих с неба, --
почти вопрос.
В мозгу горчит,
и за стеною в толщину страницы
вопит младенец, и в окне больницы
старик торчит.

Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли -- задом наперед --
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода.

март -апрель 1970

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 00:37
Иван ЖДАНОВ

ХОЛМЫ

Этот холм в степи, неумышленно голый, -
это узел пространства, узилище свету.
И тревожится сердце, и ритм тяжелый
так и сносит его. И ветра нету.
Черепа из полыни, как стон простора,
выгоняют тропу, оглушают прелью.
И тропа просевает щебень до сора
и становится пылью, влекомой целью.
И качается зной в монолитной дреме
самоцветами ада в зареве этом,
и чем выше тропа, тем пыль невесомей
и срывается в воздух гнилушным светом.
И тот же холм в степи, крутой и голый,
и та же тропа проступает в бурьяне
и, взбираясь по круче в тоске веселой,
растворяет щебень в сухом тумане.
Западает в песок и отвесной пылью
обрывается в воздух, такой же рваный,
монолитной трухой и зноем и гнилью -
только свет как будто другой и странный.
Или так показалось: ведь холм все тот же -
где им тут, в пустоте, разойтись обоим? -
И одна и та же - как кровь под кожей -
их руда топорщит своим жилобоем.
Уберу ли камень с холма, чтоб где-то
на другом холме опустело место,
или вырву цветок незрячего цвета,
словно чью-то ладонь отделяя от жеста,
или просто в песок поставлю ногу,
чтобы там, где камень исчез, забылся,
и пропал цветок, неугодный Богу,
отпечаток моей ступни проявился?
Но на склонах этих один заразный
выгорает песок в ослепшую груду.
Почему же свет осеняет разный
этот холм, помещенный нигде и всюду?
И ты видишь в себе, что здесь поминутно
совершается праздник и преступленье,
и на казнь волокут тропою распутной,
начинается подвиг, длится мученье.
Он стоит, лицо закрывая руками,
в одиночестве смертном, один, убогий,
окруженный иудами и врагами,
исступленной кровью горя в тревоге.
Или он - единственный здесь, и это
сознается им, несмотря на злобу,
несмотря на мертвую маску света,
заскорузлость воли, ума хворобу?
Это было бы жертвой: то и другое -
подвиг - если он здесь одинок и страшен,
или праздник - когда под его рукою
оживает единственность толп и пашен.
Эта жертва - и та и другая - в казни
обретает залог и долг продолженья.
Только свет надо всем излучается разный:
свет укора и праздничный свет искупленья.
Или чары потворства грозят любовью,
или молнии мечут бранные стяги,
или холм обряжают горючей кровью,
словно это письмо на обратной бумаге?
Ты, представший с лицом, закрытым руками,
опусти свои руки и дай очнуться
от твоей несвободы, вбитой веками!
Горек хлеб твой, и жертвы нельзя коснуться.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 11:53
Евгений Клячкин

Извинение

Вы извините эти вольности -
я не могу на "ты", как прежде.
"Ты" - боль моя, а "Вы" - уходите.
Но это "Вы" - почти надежда.

Не "ты", а "Вы" - и все покажется
опять бегущим от начала.
"Вы" - значит, все, что было, скажется
умней и лучше, чем сказалось...

Тот день, так и не ставший вечером...
И миг, несущий эти строки...
Вы упоительно забывчивы,
очаровательно жестоки.

Перемежая солнце тенями,
Вы так легко меняли маски! -
оранжерейное растение
из сочиненной Вами сказки.

И пыль и снег - все мимо падало,
но вот - холодное - коснулось...
Ах Вам ли думать и разгадывать -
Вы просто жалобно свернулись.

О век несытого количества,
когда излишества не в моде!
Вы - безусловное излишество,
Вы - как цветок на огороде.


23 мая - Ноябрь 1968

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 12:20
Нателла Болтянская

О русских книжках на далеких полках

В трубке голос далекий, не эхо ли
Отболевших утрат..
Помню, ехали, ехали, ехали
На восход, на закат .

По-над облачностью переменною,
В города незнакомой земли
Пересадочным городом Веною
Полукровки текли.

Оседали, врастали и старились,
Говоря на другом языке.
Только книжки по полочкам ставились,
Как и дома, в совке.


Штемпеля на конвертах – медалями
За бесстрашную нашу любовь…
Как не чаяли и не гадали мы,
Что увидимся вновь…

Как хитиновым сброшенным панцирем
Наши страхи валялись в пыли,
Когда ехали вы иностранцами
В города, где росли.

Только, всех нас эпоха отметила,
Прикусив, как компостер - билет.
Я с тех пор не люблю Шереметьево –
Вход, где выхода нет

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 14:01
Михаил Анчаров

БОЛЬШАЯ АПРЕЛЬСКАЯ БАЛЛАДА

Пустыри на рассвете,
Пустыри, пустыри,
Снова ласковый ветер,
Как школьник.
Ты послушай, весна,
Этот медленный ритм,
Уходить - это вовсе
Не больно.

Это только смешно -
Уходить на заре,
Когда пляшет судьба
На асфальте,
И зелень деревьев,
И на каждом дворе
Весна разминает
Пальцы.

И поднимет весна
Марсианскую лапу.
Крик ночных тормозов -
Это крик лебедей,
Это синий апрель
Потихоньку заплакал,
Наблюдая апрельские шутки
Людей.

Наш рассвет был попозже,
Чем звон бубенцов,
И пораньше,
Чем пламя ракеты.
Мы не племя детей
И не племя отцов,
Мы цветы
Середины столетья.

Мы цвели на растоптанных
Площадях,
Пили ржавую воду
Из кранов,
Что имели - дарили,
Себя не щадя,
Мы не поздно пришли
И не рано.

Мешок за плечами,
Папиросный дымок
И гитары
Особой настройки.
Мы почти не встречали
Целых домов -
Мы руины встречали
И стройки.

Нас ласкала в пути
Ледяная земля,
Но мы, забывая
Про годы,
Проползали на брюхе
По минным полям,
Для весны прорубая
Проходы...

Мы ломали бетон
И кричали стихи,
И скрывали
Боль от ушибов.
Мы прощали со стоном
Чужие грехи,
А себе не прощали
Ошибок.

Дожидались рассвета
У милых дверей
И лепили богов
Из гипса.
Мы - сапёры столетья!
Слышишь взрыв на заре?
Это кто-то из наших
Ошибся...

Это залпы черемух
И залпы мортир.
Это лупит апрель
По кюветам.
Это зов богородиц,
Это бремя квартир,
Это ветер листает
Газету.

Небо в землю упало.
Большая вода
Отмывает пятна
Несчастья.
На развалинах старых
Цветут города -
Непорочные,
Словно зачатье.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 18:52
Александр Блок

Все на земле умрет — и мать, и младость,
Жена изменит, и покинет друг.
Но ты учись вкушать иную сладость,
Глядясь в холодный и полярный круг.

Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда — и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись...
И забывай страстей бывалый край.

И к вздрагиваньям медленного хлада
Усталую ты душу приучи,
Чтоб было здесь ей ничего не надо,
Когда оттуда ринутся лучи.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558
Добавлено: 28-03-2011 20:59
Чемпионатское

До спорта ли Японии теперь? Для них важней горячее питанье, расчистка городов, подсчет потерь… Нам отдали фигурное катанье. И то сказать — в каком еще краю дела сегодня гладки, точно взятки? Мы сдали всю политику свою, с природой все тем более в порядке — впервые за историю свою попали мы в такую категорью. На общем фоне мы почти в раю, и вот чемпионат по пятиборью нам отдали, чтоб всех пятиборцов мы с радостью кормили и поили. Да где ж ему и быть, в конце концов? Он должен был устроиться в Каире, но там полно своей пятиборьбы. Хозяева, банкроты без пяти вы! Кто у руля? Соседи морщат лбы, никто не видит внятной перспективы. У нас же перспектива так ясна, что жалко тратить на нее чернила, и даже турбулентная весна в прогнозах ничего не изменила; назначат нам Того или Сего — не будет ни упреков, ни разборок. Все то же необъятное село, откуда все хотят уехать в город — и все ни с места. В холоде, в грязи — умеют быть расслабленны, как в ванне. На фоне Бенгази и Саркози у нас реально край обетованный.

Сбываются прогнозы, господа! Я как пророк чего-нибудь да стою: мы станем в мире первыми, когда весь прочий мир накроется… Весною так, собственно, и вышло. Глядя вдаль, я вижу, что со временем, пожалуй, — плюсуем Сочи, вспомним мундиаль — мы станем тут спортивной сверхдержавой. Стабильности единственный редут, альтернатива общей Фукушимы… Нам все олимпиады отдадут, чтоб истощить, — но мы неистощимы.

Мир обнажил свою гнилую суть. Со всех систем слетела позолота. Повсюду происходит что-нибудь, и лишь у нас господствует болото: бороться не с кем, некого вязать, ни бунта, ни борца, ни инженера… У Франции мы Канны можем взять, и карнавал — у Рио-де-Жанейро; Байрейт, Ла Скала (оперу люблю), и главных звезд, и лучших бомбардиров… Три четверти достанутся Кремлю, а остальное сможет взять Кадыров.

Планета, всю культуру к нам вези! Мы примем и творца, и проходимца: повсюду денег требуют низы, и лишь у нас умеют обходиться. Все бабки тырит всяческая шваль, нет на нее ни МУРа, ни Каттани, — а так мы хоть посмотрим мундиаль и плюс еще фигурное катанье. К нам сливки Голливуда будут везть, и спорт, и рок — с поклоном и пардоном… А всякие свобода, совесть, честь и прочее — пребудут за кордоном, поскольку мы видали их в гробу, да и они не уживутся с нами, и будут там устраивать борьбу, и выборы, и прочие цунами.

Мы будем пуп земли, скажу не льстя. На нашей почве в этом новом цикле все станет можно — только жить нельзя.

Но к этому у нас давно привыкли.

Дмитрий Быков

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 59 60 61  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

KXK.RU