[ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ]

Комментарии к спектаклю

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства / Общий / Комментарии к спектаклю

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 6 7 8 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Магистр
Группа: Участники
Сообщений: 319 		Добавлено: 10-03-2007 01:19
А телеграммы это класно..интерсно какой текст на них?

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 10-03-2007 01:23
Из Франции в основном и от богатой тётки

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 11-03-2007 00:49
Аня заботливая, мать увлекает за собой за слезу, а почему же она так уверенно сказала, что Фирс в больницу отправлен ? Хотя этот вопрос больше Антону Павловичу, но Вы, как соучастник,скажите, Вам приходило это в голову ?

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 00:53
а потому что была уверена ,что он в больнице. Ты вспомни как все говорили где Фирс, но главное не Фирс для неё, а выйти улететь из сада, но очень трудно бежать из тюрьмы в тюрьму, думая, что бежишь на свободу

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 11-03-2007 01:00
А отчего так уверена была ? Оттого, что не до Фирса ? Или когда бежишь, думаешь только о себе ?

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 01:05
Дело не в беге. Дело в том ,что время сжимается и шар лопается и воздух выходит. Хочется один глоток сделать Но вот какой это будет глоток?

Магистр
Группа: Участники
Сообщений: 319 		Добавлено: 11-03-2007 01:09
А спасет ли этот глоток?

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 01:13
вот этого никто не знает. Они затерялись и воздух в их сердцах с кровью Это вздох навзрыд Так задышал Фирс

Магистр
Группа: Участники
Сообщений: 319 		Добавлено: 11-03-2007 01:15
А по моему он уже начальз адыхаться и выпускать последнее живое и теплое.

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 01:16
Верно Но он красиво задохнулся в танце,как будто запыхался
Он соприкоснулся с душами умерших и потерял души живых

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 11-03-2007 08:39
Метафорами и красивостями можно отвлечь, и тогда принять театр Чехова за чудесный механический танец фигурок музыкальной шкатулки. Из тюрьмы в тюрьму.. Будучи заключенным в собственном одиночестве – не метафорично ли в таком случае ялтинское одиночество самого Чехова, как, впрочем, и сердце с кровью – никогда не выбраться, если поверх всего колючая проволока собственного эгоизма. Это, как водится у нас, может быть продолжено в теме любви и отчуждения, еще один штрих к теме.
А Фирс - оттого и лебедь.....

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 11:07
Можно. И мы уже говорили, что темы переплетаются. Но никто не рвался в тюрьму и не знал, что они в тюрьме. Но душа окровавленная, также не знает, что она в крови. И это не метафора. Это парадокс или абсурд, где Чехов проявился в полной мере

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 11-03-2007 17:27
Я даже начинаю сомневаться в необходимости разборов любых произведений искусства. Все-равно никто никого не переубедит и критерий оценки остается один - перехватывает горло или не перехватывает. Очень трудно сформулировать чувство и не хочется отвлекаться от действа на анализ. А потом и подавно. Но мы даже не знаем, как что на нас действует - просто в какой-то момент чувствуешь, что стал немного другим.

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 11-03-2007 18:00
Разбирать нужно профессионалам, а зрители, если у них что - то осталось, обмениваются мнениями и, если, как сейчас, есть возможность, задают вопросы.

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 17-04-2007 13:32
Версии
Джером Г. Катцель
"ВИШНЕВЫЙ САД": РАЗМЫШЛЕНИЕ О СМЕРТИ
Чехов начал "Вишневый сад" в феврале
1903 года, в Ялте. …болезнь овладевала
всем его телом, подбираясь к желудку,
прямой кишке.1

В.С. Притчетт


C самого начала "Вишневого сада" время и пространство, свет и тьма, жизнь и смерть перемешаны, переплетены прихотливой вязью отношений взаимозависимости.
Лопахин приехал в имение, чтобы встретить Раневскую и её спутников на вокзале в полночь, но засыпает, сидя с книгой в руке. Появляется Дуняша со свечой, Лопахин спрашивает ее который час:

Скоро два. (Тушит свечу.) Уже светло.

Согласно сценической ремарке, на дворе "рассвет, скоро взойдет солнце. Уже май, <…> но в саду холодно, утренник". В "рассвет", в скорый восход солнца до двух часов ночи поверить нелегко. Этой очевидной нелепости предложено множество объяснений. Одни ссылаются на ослепительную белизну вишневого сада в цвету, струящуюся в окна усадьбы, другие переносят действие пьесы дальше на север, под Петербург, и тогда своим таинственным светом заливают имение белые ночи.2 Переводчики сэр Джон Гилгуд в 1963-м и Тирон Гутри и Леонид Кипнис в 1965-м году, не находя в себе силы принять идущую против всякой логики хронологию пьесы, заставляют Дуняшу ответить Лопахину: "Nearly four o'clock" ("Около четырех") или "Almost four o'clock" ("Почти четыре")!3
Для того чтобы поставить под сомнение достоверность временных координат своих произведений, Чехову уже приходилось прибегать к нарочитой нелепости. Владимир Гольштейн указывает на "Случай из практики" (1898), где в одиннадцать ночи "уже брезжит рассвет", где "восток становится бледнее" под аккомпанемент "быстро" идущего времени (стоило только фабричным сторожам в рассказе отстучать двенадцать, как "на стене и на полу" начинает дрожать "слабый солнечный свет").4 С самого начала "Вишневого сада" в противоборство вступают силы жизни (свет, детская, цветение ароматных вишневых деревьев, не спящие всю ночь в ожидании возвращающихся издалека хозяев собаки) и притяжение тьмы, смерти и их полномочных представителей (ночь, внезапная сонливость, предобморочное состояние, нарколепсия).
Собираясь встретить приезжих, Лопахин "вдруг" просыпает; он хотел развлечь себя книгой, но "читал и заснул". Дуняша полна ожидания: "Я в обморок упаду"; мгновение спустя она восклицает: "Едут! Что ж это со мной… похолодела вся". Варя жалуется, что её руки "закоченели". Реплики разных персонажей сливаются в один голос, который описывает состояние больного, умирающего - смерть властвует безраздельно. В этом доме умерли родители, деды, нелюбимый муж хозяйки; месяц спустя после смерти мужа Раневской погиб её сын, семилетний Гриша, поглощённый протекающей неподалеку речкой. За пятилетнее отсутствие Раневской в имении умерли няня, преставился слуга Анастасий; Фирс бормочет, что пора помирать и ему ("Барыня моя приехала! Дождался! Теперь хоть и помереть").
Глагол "спать", его контекстуальные синонимы "ложиться", "покой" пронизывают первое действие "Вишневого сада". По прибытию Раневской тема сна, перекликающаяся с образами памяти, детства, сновидения и смерти, плотно обволакивает пьесу. Так, оказавшись в детской, Раневская вспоминает: "Я тут спала, когда была маленькой". Ане никак не удаётся заснуть, хотя в дороге она не спала целых четыре ночи. Трофимов спит в бане, и Варя приказывает не будить его, чтобы он не напомнил Любови Андреевне о погибшем сыне. Именно здесь Варя роняет своё кальдероновское "всё как сон".
Центростремительное притяжение сна/смерти влечёт Аню назад, к воспоминаниям об "утраченном времени", к разделенным одним месяцем смертям отца и брата. Возвращение Раневской, которая хочет заявить о своих правах на имение и оплатить долги, заставляет всех действующих лиц погрузиться в воспоминания. Даже Лопахин - деловой человек, предприниматель - не может удержаться от ностальгического упоминания давней доброты Раневской: "хотелось бы только, чтобы ваши удивительные глаза глядели на меня, как прежде". Раневская не обращает никакого внимания на излияния Лопахина; в крайнем возбуждении она восклицает: "Я не переживу этой радости". В этот момент Лопахин сообщает ей, что продажи имения можно избежать ("…спите себе спокойно, выход есть…"). Изложив свой проект раздела имения на дачные участки, он замечает, что необратимая потеря - символическая смерть - еще может быть предотвращена: "вы спасены". Персонажи вынуждены колебаться между проектом Лопахина - фактическим убийством имения - и надеждами на спасение, какими бы абсурдными, бессмысленными они не были. Пищик не может взять себе в голову, как в Париже Раневская ела крокодилов, Гаев одушевляет столетний шкаф, в то время как Фирс бормочет что Пищик, который только что запил квасом позаимствованную у хозяйки дома горсть пилюль, "скушал" на святой неделе полведра огурцов.
Действие первое представляет мир, в котором черты разумного, приметы контроля над реальностью - само имение с его вишневым садом, лопахинские планы по его спасению, Варины ключи, её назойливая рачительность, Гаевские замыслы о привлечении к делу спасения имения тетушки-графини с её богатством, попытки Фирса придерживаться дореформенных порядков - всё это втянуто в водоворот уязвимости, проницаемости, водоворот, который влечёт пьесу и её персонажей в совершенно другую сферу - сферу сна и смерти. Раневской видится покойная мать - видение это призрачно-белого цвета. В белый жилет облачен Фирс - цвет этот как нельзя лучше подходит к удивлению Раневской тем, что он всё ещё жив. В белом платье через сцену проходит "очень худая" Шарлотта Ивановна.
Отсылки к мертвенному, призрачному - вплоть до белизны цветущего вишневого сада, пылающего в два часа ночи - ведут к этому своеобразному крещендо, в котором воедино сходятся упоминания сна, тишины. Вполне может показаться, что речь идет о царстве мертвых.

Аня. Если будешь молчать, то тебе же самому будет покойнее.

Гаев. Молчу.

<…>

Аня. Я теперь покойна! Я покойна!

<…>

Фирс. <…> Когда же спать?

Гаев. <…> Ты уходи, Фирс.

<…>

Гаев. <…> Ложитесь.

Аня. Я теперь покойна.

<…>

Варя. Надо спать. <…> Заснула!.. <…> Душечка моя уснула! <…> Тсс... Она спит... спит...
Вступительная сценическая ремарка, предпосланная Чеховым действию второму, предельно лаконична: "Поле". Давно заброшенная, пустая часовня, колодец, большие камни, "бывшие, по-видимому, могильными плитами", старая скамья. Зрителя приветствуют врата ада. Шарлотта: "…откуда я и кто я, - не знаю… Ничего не знаю… Никого у меня нет". Не только Шарлотта, но и другие персонажи могли бы сказать то же самое и о себе. Епиходов не может отличить гитару от мандолины - его песню о "жаре взаимной любви" иронически подхватывает Яша, уводя Дуняшу. На первом плане опять оказывается шаткость людских планов - у Дуняши, разлучённой с семьёй еще ребенком, не может быть никакого будущего с мерзавцем Яшей. Со словами "жить мне или застрелиться…" Епиходов достает револьвер. Его слова лишь подчеркивают всю случайность, абсурдность существования, когда может случиться - и случается - всё что угодно: с тем же успехом, с каким в квасе можно обнаружить таракана, в этом мире можно проснуться со "страшной величины" пауком на груди.
Входят Раневская, Гаев и Лопахин. Какими бы людьми они не были, в пределах "Вишневого сада" им отведена роль господ. Предложение сдать имение под дачные участки принимает форму ультиматума - лопахинское "да или нет?" перекликается с "жить мне или застрелиться?" Епиходова. Уверенность Лопахина в том, что Раневская и её чада и домочадцы будут "спасены", если вишневый сад и имение продать под дачные участки, подорвана, когда Любовь Андреевна, заглянув в свое портмоне, произносит: "Вчера было много денег, а сегодня совсем мало". Её расточительность сводит на нет Варины попытки экономить. Реальность неясно обозначающегося на горизонте города, неизбывное присутствие Дериганова, готового прибрать имение к рукам, неотвратимо приближающиеся торги, ничтожность суммы, которую-де обещала прислать "ярославская тётушка", лопахинское предложение - всё это тяжелым бременем ложится на плечи Раневской и ее паствы. "Как будто над нами должен обвалиться дом".
Оказавшись в отчаянном положении, Раневская погружается в воспоминания, а Гаев, разыгрывающий воображаемую партию, грезит вслух бильярдными терминами, которые по своей бессмысленности не так далеки от тех фраз, которые произносит Симеонов-Пищик, выходя из своих нарколептических провалов. Раневская вспоминает: покойного мужа - ей под стать, он был мотом и "умер от шампанского"; месяц, в течение которого она "полюбила другого, сошлась и как раз в этом время… утонул мой мальчик". Оказывается, что любовник Любови Андреевны - "живым призраком пьесы" называет его Дональд Рэйфилд - ушёл к другой женщине после того, как Раневская продала свою дачу в Ментоне за долги. Воспоминание об этом эпизоде из прошлого Раневской готовит почву для торгов, на которых будет решена судьба имения; позволяет оно судить и о парижском будущем Раневской.
В действии втором впервые упомянут состоящий из шести музыкантов "знаменитый еврейский оркестр" ("четыре скрипки, флейта и контрабас") - именно он наталкивает Раневскую на мысль о "вечерке", который она задумывает устроить (замысел Раневской получит гротескное воплощение в действии третьем, вечером дня торгов). Оркестр, таким образом, становится частью той пляски смерти, в которую вовлекаются персонажи пьесы. В действии втором со своими политико-философскими речами выступает Трофимов, в том же действии раздаётся "замирающий", "печальный" звук лопнувшей струны. Тяготящая персонажей неопределённость выливается в острый конфликт. Трофимов презрительно называет Лопахина "исторической необходимостью", "хищным зверем, который съедает всё что, попадается ему на пути…" Вполне может оказаться, однако, что хищник, пожирающий все на своем пути это неизбывная, вездесущая смерть.
Из всех персонажей в согласии с природой оказывается Лопахин - тот самый выскочка-накопитель, которому предстоит пустить вишневый сад под топор. Именно Лопахин выражает сокровенное желание вкусить даров природы: "Господи, Ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по настоящему быть великанами…" Нарисованная Лопахиным картина величия природы, его призыв к слиянию с нею без лишних слов развенчаны появлением в глубине сцены Епиходова, наигрывающего на гитаре печальную мелодию. Согласно неумолимым законам перспективы, приведённым в движение чеховской сценической ремаркой, появление в глубине сцены "маленького человека", выставляет Епиходова самым настоящим лилипутом. Несмотря на всю преувеличенную помпезность того обращения к природе, с которым выступает в свою очередь Гаев, именно в словах Гаева могут быть выражены истины, которые хочет высказать автор: "…ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь…" Именно в этот момент персонажи задумываются каждый о своем и на сцену снисходит тишина, нарушаемая только бормотаньем Фирса. Вдруг "точно с неба" раздается "отдаленный звук", "звук лопнувшей струны, замирающий, печальный". Звук этот, не вызван ли он разрывом струн, связующих людей, не зовет ли нас сама смерть, не обращается ли к нам с этим печальным звуком наша судьба? Звук этот настолько призрачен, что каждый хочет дать ему какое-то земное имя. Лопахин - "где-нибудь далеко в шахтах сорвалась бадья"; Гаев - "а может быть, птица какая-нибудь… вроде цапли"; объяснение Трофимова больше всего напоминает дурное предзнаменование - предшествующий "несчастьям" крик филина. Имя этому звуку - беззащитность; осознание его эсхатологической сути подобно неожиданному удару в солнечное сплетение, после которого так нелегко перевести дыхание.
В действии третьем зритель видит перед собой гостиную, отделённую от залы аркой. За сценой, в передней, играет еврейский оркестр. В это пространство заключён комедийный, похожий на сновидение, мир. Боль, агония, экзальтация - вот те эмоциональные составляющие, на которых держится действие третье. Задаёт тон Пищик - он сообщает нам, что у него уже два раза "был удар", но "как говорится, попал в стаю, лай не лай, а хвостом виляй". То, что может показаться пустой болтовнёй, не только предвосхищает удар, который предстоит перенести Раневской, но и её будущее после продажи имения. Пищик "храпит и тотчас же просыпается" только для того, чтобы поделиться с нами нелепой байкой о своём происхождении: древний род Симеоновых-Пищиков происходит от Инкитатуса - "той самой лошади, которую Калигула посадил в сенате". Действительно, в тоне действия третьего есть что-то от магического заклятия; "волхования" Шарлотты, из ниоткуда появляющиеся Аня и Варя лишь подчёркивают этот тон.
Фокусы Шарлотты служат своеобразным контрапунктом проходящим в городе торгам. Останется ли имение во владении Раневской и её семьи или перейдёт в чужие руки, какому-нибудь Дериганову? Тётушка присылает пятнадцать тысяч "для Ани", но этих денег не хватит даже на то, чтобы заплатить проценты. Именно в этой разреженной атмосфере происходит разговор Раневской и Трофимова - один из тех диалогов, которые так напоминают диалоги Гертруды и Гамлета (диалоги эти памятны каждому, кто знаком с "Чайкой"). Трофимов призывает Раневскую "взглянуть правде в глаза" - с имением покончено; Раневская говорит о недосягаемости истины, о людской слепоте, о непознаваемости жизни ("…я точно потеряла зрение, ничего не вижу"). Раневская не делает исключения и для нового поколения: "жизнь скрыта от ваших молодых глаз". Может ли она серьёзно надеяться на то, что Гаеву удастся воспользоваться деньгами тётушки? Ясно, что Раневская собирается вернуться в Париж к своему горе-любовнику, этому камню на её шее, который рано или поздно потянет её на дно ("Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу"). Слова Раневской перекликаются с гибелью Гриши, перекликаются они и с пронизывающей пьесу темой смерти, которая нахлынула на "Вишнёвый сад" подобно тому, как на морской берег набегает в прилив волна.
Pas de deux Трофимова и Раневской прервано: с лестницы падает Петя, начальник станции читает "Грешницу". Стихотворение А.К. Толстого представляет собой очевидную отсылку к Раневской и её дедушке - тому самому, который "пользовал от всех болезней" сургучом (Фирс готов отнести своё долголетие именно на счёт сургуча). У Яши есть ответ и на это: "хоть бы ты поскорее подох". Напряжение нарастает. Аня объявляет: "…сейчас на кухне какой-то человек говорил, что вишнёвый сад уже продан сегодня". Появляется Варя - она нервничает, срывает свою досаду на Епиходове, кричит на него. Характерно, что в Вариных проклятиях упоминаются мгновенная утрата человеком существования, зрения: "Чтобы духу твоего здесь не было! Чтобы глаза мои тебя не видели!"
Варя замахивается на Епиходова, но достаётся, однако, Лопахину, который "покорнейше благодарит" Варю за "угощение": "шишка вскочит огромадная" (не отсылает ли фраза Лопахина к статусу "большой шишки", который он только что приобрёл?).
Остальное известно: Лопахин купил имение, "надавав" девяносто тысяч сверх долга. Он никак не может прийти в себя: "я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…" Точно также как и чревовещание Шарлотты, появление из ничего Ани и Вари, воображаемые Гаевым удары кием, произошедшее кажется правдой. Чтобы люди не предпринимали, рушащегося мира не спасти - звон брошенных Варей ключей это поминальный звон по прежним хозяевам вишневого сада.
Действие четвёртое заново подхватывает темы и мотивы символической и симфонической композиции пьесы. В сценических ремарках указано, что Яша держит поднос с шампанским - этот аккорд перекликается с темой покойного мужа Раневской, который от шампанского умер. "Лакать" шампанское Яша будет на протяжении всего действия. В действии четвёртом вновь заявят о себе и другие лейтмотивы "Вишневого сада": гаерское Яшино остроумие, крайности расточительства Любови Андреевны, оптимистические умствования Трофимова, "колдовство" Шарлотты, наивные оптимизм и идеализм Ани, любовь к суесловию Гаева, неизбывная неуклюжесть Епиходова и Варина страсть верховодить. Сознанием собственной значительности преисполняется Лопахин.
Гравитационное поле смерти обволакивает происходящее на сцене с самого начала действия четвёртого. Нет ни занавесей на окнах, ни картин на стенах; оставшаяся мебель сложена в один угол. "Чувствуется пустота". Доносящийся из-за сцены гул человеческих голосов - с отбывающими господами пришли попрощаться мужики - поневоле навевает ощущение чего-то зловещего, неминуемого. Темы неотвратимой гибели, несущегося галопом времени - неумолимого, предъявляющего свой страшный счёт, времени - ощущаются повсюду. Лейтмотивом проходит через всё действие тема трофимовских калош - весь оптимизм этого персонажа, все его высокие слова о свободе, независимости и человеческом достоинстве готовы пойти прахом перед лицом его же собственной неприкаянности, беспомощности. Читателям Чехова уже приходилось сталкиваться с этим мотивом в связи с гравитационным притяжением смерти: в солнечную погоду носил калоши Беликов ("Человек в футляре", 1898), о том, чтобы "сунуть голову в глубокую калошу и подремать немножко" мечтает Варька в "Спать хочется" (1888).
Partir - c'est un peu mourir - слова этой пословицы могли бы послужить подзаголовком всему действию четвёртому "Вишнёвого сада". Этот лейтмотив связан с темами зрения, видения и утраты. "Мы, пожалуй, не увидимся больше" говорит Лопахину Трофимов; в сутолоке из поля зрения отъезжающих исчезает Фирс. И всё же Раневская пытается сохранить хорошую мину: какое-то время она собирается жить во Франции на деньги, присланные ярославской тётушкой для Ани - "а денег этих хватит ненадолго". Раневская недоговаривает: Лопахин приобрёл имение за долги и девяносто тысяч рублей. Надо полагать, что вырученные за продажу имения деньги останутся у Раневской. Отнимем аукционные издержки, долги, расходы на содержание Ани (не забудем, однако, пятнадцать тысяч, присланные её ярославской бабушкой) - в распоряжение Раневской переходит целое состояние, что-то около - если не более - ста тысяч рублей. Очаровательная Любовь Андреевна умеет пользоваться людьми - чего стоит целая компания, организованная ею для того, чтобы поженить Лопахина и Варю; устраивая судьбу этой пары, Раневская ни на минуту не забывает о выгодах, которые может извлечь из этого брака. Не любопытно ли, что Раневская приобрела дачу около Ментоны - дачу, которая, в свою очередь тоже была частью чьего-то имения? Не бросает ли этот факт тени на нежелание Раневской согласиться на продажу своего имения и вишнёвого сада? Гаев хвалится, что теперь он "финансист", но совершенно ясно, что именно Раневская смогла заполучить в своё распоряжение деньги, ей не причитавшиеся. Вдобавок к ним, залогом парижского будущего Раневской послужит сумма, вырученная за продажу имения.

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 17-04-2007 13:36
версия Продолжение
В тот самый момент, когда быт, проза, все приметы и даже временные координаты приземлённого мира вещей должны властвовать безраздельно, вслед за Шарлоттой на сцену "Вишнёвого сада" ещё раз входит совершенно другой план бытия, а вместе с ним и непредвиденность, неожиданные появления и необъяснимые исчезновения. Шарлотта берёт в руки похожий на свёрнутого ребёнка узел - "Мой ребёночек, бай, бай…" - и имитирует младенческий плач. "Мой милый мальчик… Мне тебя так жалко!" говорит Шарлотта, а потом неожиданно бросает узел на место. Это исчезновение в никуда - вполне может быть, что в сцене с ожившим узлом был намёк на погибшего сына Раневской - есть ничто иное, как топор, занесённый над каждой жизнью, над вишнёвым садом, растущим в каждой душе.

Мощь центростремительного притяжения смерти, глубокого осознания самого факта присутствия смерти в каждом, удваивается другой - центробежной - силой, влекущей живущих куда-то в вечность, в то самое царство умиротворения и покоя, интуиция которого столь эффектно сформулирована Чеховым в "Даме с собачкой" (1899):
"…однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас"


Подарок судьбы, "событие необычайнейшее", которое выпало на долю Симеонова-Пищика - какие-то англичане нашли в принадлежащей ему земле какую-то белую глину - неожиданное обретение им платёжеспособности, несёт в себе нечто большее, нежели иронический комментарий к неосуществлённым планам Раневской. Нежданная, негаданная удача дарует Пищику лишь мгновенное отдохновение от нарастающего осознания утраты, расставания, смерти: "Был на свете такой сякой… Симеонов-Пищик… (Уходит в сильном смущении.) Кланялась вам Дашенька! (Уходит)". Уходит навсегда.

Мертво и лопахинское предложение Варе. Ответ Лопахина Раневской, заговорившей было о нём, предельно ясен: "Покончим сразу…" Лопахин замечает шампанское, но зритель уже знает, что оно ассоциируется с пронизывающими пьесу утратами и смертями. Прощаются; Епиходов претерпевает свои последние злоключения, Трофимов всё-таки находит свои несчастные калоши и разражается приветствиями новой жизни. Чехов, однако, находит в себе силы для оптимизма: Гаев вспоминает себя ребёнком, шестилетним мальчиком, провожающим взглядом отца. Отец идёт в церковь на Троицу - церковный праздник весеннего обновления, когда дома украшают берёзовыми ветками со свежей листвой и цветами. На прощание Раневская оглядывается вокруг. Она вспоминает покойную мать, которая была молода и счастлива здесь, в детской этого дома, а зритель вспоминает о привидевшейся Раневской женской фигуре, идущей по саду в белоснежном платье.

В своей призрачно-белой жилетке показывается Фирс, а пустая сцена напоминает начало действия четвёртого. Брошенный дом предоставлен самому себе, из сада доносится стук топоров. Все черты, симптоматичные действию первому - закоченевшие руки, утонувший сын, временные несоответствия - сходятся в фигуре Фирса, который сказал когда-то, что теперь, когда его барыня приехала, он может и помереть. Этот самый Фирс лежит сейчас неподвижно; быть может, он уже мёртв.
"Эх ты, недотёпа!"



* * *

Театральный критик Бонни Марранка заметила: "смерть в искусстве Чехова осмыслена столь глубоко, столь благородно то религиозное чувство, с каким он подступается к этой теме, что в сравнении с чеховской другие картины художественного мировидения кажутся неполными, никчёмными, лишёнными всякого достоинства".5 Ей же принадлежит и другое наблюдение о вступительной сцене пьесы: "если бы кто-то задумал инсценировать эту сцену "Вишнёвого сада" дважды - первый раз в начале пьесы, а потом ещё раз в самом её конце - весь "Вишнёвый сад" мог бы быть представлен как сон Лопахина, который засыпает в детской перед приездом Раневской и её спутников".6

Сон, в котором и земле, и прекрасному саду бытия суждено пойти под неумолимый топор. Экстатическое "Ау… ау" Трофимова, раздающееся в финале пьесы, звучит палиндромом "уа… уа" несуществующего ребёнка Шарлотты. И то, и другое бесследно исчезают, уступая стуку топоров, опускающихся на садовые вишни и тому другому, отдалённому звуку, который доносится до сцены "точно с неба", словно "звук лопнувшей струны, замирающий, печальный". И всё же, как и дантова "Божественная комедия", чеховский "Вишнёвый сад" до самых краёв наполнен иррациональной, гротескной и потусторонней комедией, бурлящей у самой поверхности пьесы.

"Вишневый сад" это прощальный поклон автора. Как и Гаев в действии первом "Вишнёвого сада", Чехов обращается к своим зрителям и читателям: "Ну, детки, бай-бай…"

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 17-04-2007 13:41
Версии
Андрей Кириллов
"Вишневый сад" А.П. Чехова: В поисках утраченного времени*

--------------------------------------------------------------------------------


Природа действия, жанровые величины, композиционные приемы, мировоззренческие ориентиры, способы символизации и обобщения, параметры пространства и времени, принципы характеристики персонажей, коммуникативные особенности драматургии Чехова в "Вишневом саде" явлены, может быть, рельефнее, нежели в любой другой пьесе этого автора. "Вишневый сад" замыкает круг сложения Театра Антона Чехова, вплотную сближаясь по своей поэтике с миниатюрами его же водевилей. Между тем отмеченная кристаллизация образных свойств драматургии Чехова парадоксальным образом совпала с углублением разночтений и противоречий в ее истолковании.

Хорошо известен спор о жанровых приоритетах "Вишневого сада", восходящий к разногласиям в понимании их А.П. Чеховым и К.С. Станиславским. Является ли пьеса комедией или драмой, трагедией или фарсом? Свое авторитетное мнение по этому поводу уже в 1904 году высказывал и В.Э. Мейерхольд. Между тем, намерение самого Чехова написать для МХТ "веселую пьесу", впервые возникшее еще в 1901 году, впоследствии оставалось неизменным. В 1903-м в ряде писем Чехов уточнял детали комедийного замысла. Центральная роль в пьесе будет принадлежать "старухе", писал драматург В.Ф. Комиссаржевской. "Ты будешь играть глупенькую", - уверял он О.Л. Книппер. "Если пьеса у меня выйдет не такая, как я ее задумал, то стукни меня по лбу кулаком. У Станиславского роль комическая, у тебя тоже". В спектакле МХТ 1904 года Книппер исполняла роль Раневской, а Станиславский - Гаева. Именно с этими образами в первую очередь и сопрягались "траги-драматические" представления режиссуры. "Пьесу назову комедией", - писал Чехов В.И. Немировичу-Данченко. "Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс", - настаивал он, адресуясь к исполнительнице роли Ани М.П. Лилиной. И даже после того, как спектакль был показан публике, а очевидное разночтение в понимании "Вишневого сада" стало сценической реальностью, Чехов продолжал взывать к Книппер. "Почему на афишах и в газетных объявлениях моя пьеса так упорно называется драмой? Немирович и Алексеев в моей пьесе видят положительно не то, что я написал, и я готов дать какое угодно слово, что они ни разу не прочли внимательно моей пьесы".

С тех пор "Вишневый сад" читали и перечитывали бессчетно, каждый раз, при этом, вычитывая свое. Попробую и я еще раз прочитать внимательно некоторые страницы пьесы в связи с определенными обстоятельствами, сопутствовавшими ее появлению и бытованию. Не более. И даже менее. По-настоящему подробно я намерен проанализировать лишь первые две страницы текста. Впрочем, для начала следует заглянуть в афишу "Вишневого сада".

В списке действующих лиц обращает на себя внимание рекордное для Чехова количество значащих персонажей низшего сословия - слуг. Забегая вперед, замечу, что по своим драматическим функциям все они - клоуны. Клоуны и герои с клоунскими функциями присутствуют практически в каждой чеховской пьесе. Между тем в "Вишневом саде" клоунами являются едва ли не все его герои. Абсолютные клоуны - Симеонов-Пищик, Шарлотта Ивановна, Епиходов, Фирс, Яша, Дуняша. Лица с клоунадой - Раневская и Гаев (последний при этом обнаруживает явную тенденцию к абсолютной клоунаде). Аня и Трофимов - ни более и не менее как влюбленная пара комических простаков. Патетические монологи Трофимова часто звучат парафразом монологов клоуна Гаева, а Аня, как мы знаем от самого Чехова, "ребенок, веселый до конца". По-своему "ребенок" (в социальном плане) и ее Петя, по замечанию Раневской не знающий реальной, практической жизни. "Вечный студент" - "амплуа" само по себе, безусловно, комедийное. Наконец отношения Вари и Лопахина также сквозят комедийной интерпретацией и ассоциируются с центральной ситуацией гоголевской "Женитьбы". У Чехова подобные прозрачные ассоциации никогда не бывают случайными.

Место действия первого акта - "комната которая до сих пор называется детскою", между тем как в пьесе ни у кого нет детей соответствующего нежного возраста. "Цветут вишневые деревья, но в саду холодно, утренник". Итак два "сдвига" во времени, свидетельствующих о явном временном несоответствии, прячутся уже в первой ремарке.

Что происходит в первой сцене? Каково ее действие? Ожидание. Ожидание как действие. В событийном плане не происходит ничего, в то же время действенное наполнение сцены настолько интенсивное, напряженное, что в конце эпизода по его разрешении Дуняша близка к обмороку. Мы еще ничего не знаем о природе чрезвычайной деликатности и чувствительности Дуняши, а потому слово "обморок" воспринимается как тождественное себе самому. Разворачивается "интенсивное" действие в два часа ночи (еще один значащий сдвиг во времени) на фоне не только видимого, но даже нарочитого отсутствия действия - Лопахин "зевает и потягивается", он "проспал".

Кто и когда спит в "Вишневом саде" имеет существенное значение. Как уже было сказано, время действия эпизода - ночь. Лопахин проспал, но что такое важное он проспал? Да ничего. Его видимая неловкость, непопадание во временную ситуацию - мнимые. Мы знаем, что в финале Лопахин будет единственным, кто не проспит реальное время. Не случайно Чехов предупреждал мхатовцев, что Лопахин - "роль... центральная". Если он и расходится во времени, то не с самим временем, а с остальными действующими лицами. Все остальные "проспят" реальное время и даже не заметят этого. Лопахин - единственный человек, пребывающий в реальном времени, он ночью спит, он спит ночью. Раневская ночью пьет кофе.

"Все как сон", - заметит далее Варя. "А вдруг я сплю?" - спросит себя Раневская. Постоянно засыпает и всхрапывает по ходу действия клоун Пищик. Спит в своем детском неведении жизни Аня. Разворачивающаяся далее лейттема сна, чрезвычайно значимая в пьесе, начинается в первом эпизоде именно Лопахиным, который будто бы "проспал".

На сцене двое персонажей, Лопахин и Дуняша. От них мы узнаем, что поезд, на котором приехали ожидаемые герои, тоже не в ладах со временем - он "опоздал" минимум на два часа. Благодаря нерасторопности поезда мы можем кое-что узнать о присутствующих.

Совершающееся далее автопредставление Лопахина полно значения. "... Отец мой... здесь на деревне в лавке торговал" да и сам Лопахин для Раневской в детстве был "мужичок". "Мужичок... Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белой жилетке, желтых башмаках. Со свиным рылом в калашный ряд... Только что вот богатый, денег много, а ежели подумать и разобраться, то мужик мужиком... Читал вот книгу и ничего не понял. Читал и заснул". То что Лопахин заснул, читая книгу, не так важно. Если чтение это сморило Ермолая Алексеевича, значит либо книга была скучная, либо не было в ней практического смысла, что для него одно и тоже. Непонятливость Лопахина, как и его непопадание во время, мнимая, до поры маскирующая его чрезвычайную сметливость. Гораздо важнее, что в лице Лопахина мы встречаем первого "переодетого" "Вишневого сада". Он в белой жилетке и желтых башмаках, а сам - мужичок. Так начинается главная тема пьесы, тема человека, находящегося не на своем месте и не в своем времени.

Представившись сам, Лопахин как бы ненароком "представляет" нам и свою собеседницу.

"ЛОПАХИН. Что ты, Дуняша, такая...
ДУНЯША. Руки трясутся. Я в обморок упаду.

(Позже тема Дуняшиной обморочности будет нагнетаться и развиваться Чеховым в чисто фарсовом плане - А.К.)

ЛОПАХИН. Очень уж ты нежная, Дуняша. И одеваешься, как барышня, и прическа тоже. Так нельзя. Надо себя помнить."

Итак Дуняша - тоже "переодетая", тоже, по-своему, не на своем месте. Входит третий персонаж, Епиходов. Ремарка Чехова: "Входит Епиходов с букетом, он в пиджаке и в ярко вычищенных сапогах, которые сильно скрипят". Оказывается, что "переодет" и Епиходов. Между тем Чехов сразу дает понять, что вошел клоун. Ремарка: "войдя, он роняет букет". Епиходов озвучивает еще одно известие о "вывихнутом времени", уже заявленное в первой ремарке: "Сейчас утренник, мороз в три градуса, а вишня вся в цвету".

С одной стороны, Чехов предлагает нам тонкий поэтический драматический образ "цветов на морозе", но вложен этот образ в уста Епиходова. Тут же следует комедийный клоунский разоблачительный комментарий Епиходова, предостерегающий против серьезного отношения к его словам. "Не могу одобрить нашего климата. (Вздыхает.) Не могу. Наш климат не может способствовать в самый раз. Вот, Ермолай Алексеич, позвольте вам присовокупить, купил я себе третьего дня сапоги, а они, смею вас уверить, скрипят так, что нет никакой возможности..."

Комический эффект осуществляется здесь явным несоответствием слов, языка, содержательному значению произносимого текста. Переодетым оказывается не только сам Епиходов, но и его язык, его s. "Переодетыми" оказываются и его "двадцать два несчастья", несчастьями не являющиеся: уронил букет, скрипят сапоги, споткнулся о стул и тому подобное.

Епиходов уходит, но его комедийную тему подхватывает Дуняша На вершине ее "лирического" повествования о "безумной" любви к ней Епиходова и о сделанном им ей предложении эпизод ожидания разрешается - "едут!"

В принципе весь двухстраничный эпизод выглядит как клоунский дивертисмент перед началом представления. Дивертисмент этот уже содержит все будущие темы большой пьесы и, прежде всего, главную тему "вывихнутого времени", людей, находящихся не на своем месте и не в своем времени, выпавших из времени, перепутавших время, а потому пребывающих со временем в отношениях противостояния. Противостояния комедийного.

Дивертисмент этот напоминает начальный дивертисмент другой чеховской комедии, "Чайка", разыгрываемый Медведенко и Машей ("Отчего вы всегда ходите в черном?") Правда в "Чайке" клоунская пара Медведенко и Маши образует контрастное противопоставление паре любовников первого плана Треплеву и Заречной. В "фарсовом" "Вишневом саде", несмотря на его пародийность, пародия не воспринимается как противопоставление, но лишь как удвоение и утрирование ситуации или поведенческого мотива. Дистанция между пародируемым и пародирующим не столь уж и велика, ибо клоунада "Вишневого сада" тотальна, повальна и захватывает в свой круг практически всех персонажей от откровенной клоунессы Шарлотты Ивановны до Раневской и Гаева включительно.

В самом "Вишневом саде" начальный неявный еще клоунский дивертисмент первого акта получает развитие в откровенной уже клоунаде первой сцены второго действия, исполняемой Шарлоттой, Яшей, Дуняшей и Епиходовым. Сцена эта - парад карикатурных клоунов с револьверами, ружьями, тальмочками, сигарами, любовным романсом, объяснениями, изменой, оскорбленным достоинством, мотивами одиночества и отчаянного самоубийства. Роковые темы и соответствующие им антураж и лексика "в людской" выглядят пародийно, между тем как главная тема "человека не на своем месте и не в своем времени" сохраняется. Шарлотта рассказывает, что у нее нет паспорта, что она не знает даже сколько ей лет. "...Откуда я и кто я - не знаю... (Достает из кармана огурец и ест.) Ничего не знаю". Шарлотта с огурцом в этой сцене ни более и не менее как пародийный двойник Раневской.

Возвращаясь к первому действию уместно заметить, что тему клоунского дивертисмента там первой подхватывала именно Раневская, радостно, сквозь слезы умилявшаяся комнатой, "детской!". "Детская" эта сродни гаевскому "шкафу". "Детская, милая моя, прекрасная комната... Я тут спала, когда была маленькой... (Плачет.) И теперь я как маленькая..." Если вспомнить данное Чеховым определение Раневской как "старухи", неуместность ее сантиментов станет более чем очевидной. В свою очередь по поводу часто встречающихся в тексте ремарок "сквозь слезы" Чехов предостерегал мхатовских актеров: ремарка выражает не более чем настроение действующего лица, а отнюдь не сцены, и не противоречит комедийной природе действия.

Жизнь вишневой усадьбы уже история. Сад замечателен лишь тем, что о нем упоминается в Энциклопедическом словаре. Дом же и все что в нем есть - связаны с воспоминаниями, но совсем не годятся для настоящей жизни. В сущности, в реальности их уже и нет. По сути они уже не принадлежат прежним владельцам. Лопахин произносит приговор вишневому саду еще в начале первого действия.

В 1914 году Станиславский вспоминал. "Пьеса долго не давалась. Особенно второй акт. Он не имеет, в театральном смысле, никакого действия и казался на репетициях очень однотонным. Было необходимо изобразить скуку ничегонеделанья так, чтобы это было интересно..." Обратились к Чехову с просьбой о сокращении. "Видимо, эта просьба причинила ему боль, лицо у него омрачилось. Но затем он ответил: "Что ж, сокращайте..."" Станиславский, ищущий действия, на самом деле оказывается в плену слов, не замечая действия, скрывающегося за ними. Вместе с чеховскими героями он не ощущает реального хода времени, оказываясь не на сцене, а в жизни в ситуации комической. Темой второго акта является вовсе не "скука" - подобное понимание пьесы в 1904 году критиковал все тот же Мейерхольд. Тема его, снова, ожидание, стремительно разрастающееся в масштабе - ожидание мистической катастрофы рушащегося дома. Действие второго акта в том и состоит, что действие, вернее, какие либо действия отсутствуют, несмотря на уговоры Лопахина принять практическое решение. При этом реальное время движется, приближая неизбежный крах вишневой усадьбы. Между тем - это отнюдь не "скука ничегонеделанья", а напряжение натянутой струны, которая и обрывается к финалу акта (слышен "звук лопнувшей струны").

Третье действие и вовсе открывается фарсом: сценой танцев, "бала", происходящего на фоне совершающихся торгов. Не случайно танцующие представлялись Мейерхольду беззаботно пляшущими марионетками. Смысл этого фарса выражен не столько в словах и поведении отдельных персонажей, сколько в ситуации в целом. (Впрочем, как и положено в фарсе, первым берет слово клоун Пищик, повествующий о лошадином происхождении своего рода.) Перед надвигающейся катастрофой будто бы прозревает даже сама Раневская. Прозревает реальность. Прозрение ее, однако, как и кажущиеся "непопадания" Лопахина, мнимое. "Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь..." Между тем "несчастье" уже состоялось. Вишневый сад купил Лопахин и факт это говорит сам за себя и за него, Лопахина, больше, чем что-либо иное. В лице Лопахина совершается торжество реального времени над временем иллюзорным.

Четвертое действие вновь открывается клоуном, на этот раз - Яшей. Следует ряд прощаний. Сверяют свои ценности Лопахин и Трофимов, между тем как образованный, говорливый и абсолютно бездеятельный Петя уже давно и по всем статьям "проиграл" необразованному, но деятельному Ермолаю Алексеевичу. Объясняются, прощаясь, и Яша с Дуняшей, не позволяя действию вывалиться из предписанных ему Чеховым комедийных рамок. Снова впадают в детство Гаев и Раневская. На чужие, теткины-Анины деньги она едет в Париж, зная, что средств хватит ненадолго, но не желая заглядывать далеко в будущее. Дело, оказывается, совсем не в вишневом саде, которого и в действительности уже нет. Вишневый сад окончательно обнаруживает собственную символическую природу. Запертым в доме забывают Фирса. Снова слышен звук лопнувшей струны, сменяющийся стуком топора...

Отвечая на письмо Чехова Лилиной, Станиславский возражал. "Это не комедия, не фарс, как Вы писали, - это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. Я плакал, как женщина". Между тем, никакого особенного "исхода к лучшей жизни" в пьесе Чехова нет. Исход исчерпывается разоблачением иллюзии, иллюзорности мнимого времени. Аня счастлива крахом Вишневого сада лишь потому, что он означает свободу от иллюзии. Революционное прошлое и будущее Трофимова также отсутствуют в пьесе. Их придумают позднее. Отчасти этому поспособствуют события не пьесы, но жизни следующего 1905 года.

Любопытно, что для Станиславского и представляемой им традиции "исход" является главным определителем жанра пьесы. Отсутствие исхода для Раневской и Гаева делает по его мнению пьесу трагедией. Между тем очевидно, что Станиславский и Чехов демонстрируют разное понимание масштаба и природы конфликта из-за различного понимания природы не только действия, но и гуманизма. Различного и в историческом, и в эстетическом планах. Станиславский исповедует персоналистическое понимание гуманизма: на уровне симпатичных ему персон конфликт оказывается неразрешимым - в этом Станиславскому видится трагедия. Потому-то он и истолковывает условности пьесы в несоответствующей им логике жизненного поведения.

Чехову присуще иное, обобщенное понимание гуманизма. Его герои конфликтуют не друг с другом, а с неумолимым ходом времени. Станиславский, как и многие после него, не может допустить, например того, что комедия заканчивается сценой с забытым и запертым в доме больным Фирсом, который теперь неминуемо умрет. Для Чехова, однако, в реальном времени Фирс уже давно умер, задолго до начала действия пьесы. То, что его забыли - еще одно доказательство "вывихнутого века", времени, которое с продажей вишневого сада окончательно утратило иллюзорность. Вишневый сад был последней иллюзией, позволявшей считать реальностью нереальное временное измерение, в котором жили его герои. В этом обобщенном значении "Вишневого сада" залог его актуальности.

Пьеса Чехова вовсе не привязана жестко ни к какому конкретному времени, ни к какому определенному социальному слою. Рассуждать в связи с ней о кризисе дворянства или крепостничества, о нарастающей активности купечества, о революционности Трофимова и тому подобном - значит хоронить пьесу в истории. Впрочем, она этому успешно сопротивляется. Как сопротивляется этому и театр, с течением времени предлагающий все новые актуальные интерпретации "Вишневого сада".

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 19-04-2007 08:36
Это все ужасно интересно читать. Если бы где-то глубоко не точил червь сомнения - если бы Чехов, создавая пьесу, так подробненько и тщательно закладывал подоплеку каждого взгляда и жеста, не знаю, что получилось бы, но точно не ВС. Он-то сам подозревал, какой глубокий смысл вложил в это дело ? Или все по наитию ? А пацаны теперь при деле - поскольку в каждом более-менее стоящем произведении наличествует и многозначность, и многознаковость, возможностей трактовок, особенно литературных, хватит на пару диссеров, а если приплести еще благодатного Пруста - совсем хорошо.

Президент
Группа: Администраторы
Сообщений: 6980 		Добавлено: 19-04-2007 18:03
Согласен,почитай ещё Минкина Сашу. Из- за многословности не могу его сюда включить, а может включу. Сравнивать ,так сравнивать

Президент
Группа: Участники
Сообщений: 5717 		Добавлено: 19-04-2007 22:01
Согласен,почитай ещё Минкина Сашу. Из- за многословности не могу его сюда включить, а может включу. Сравнивать ,так сравнивать

Минкин с Вас

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 6 7 8 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства / Общий / Комментарии к спектаклю

KXK.RU