|
| [ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ] |
| On-line: |
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 70 71 72 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Автор | Сообщение |
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 00:13 |
|
Тимур Кибиров Я не знаю, к кому обращаюсь, — то ли к Богу, а может, к жене… К Миле, к Семе… Прости мне, прощаюсь… К жизни, что ли? Да нет, не вполне. Но пойми, ты же все понимаешь, смерть не тетка, и черт мне не брат. Да, я в это выгрался, но, знаешь, что-то стало мне стыдно играть. Не до жиру. Пора наступает. Не до литературы, пойми. Что-то пропадом все пропадает, на глазах осыпается мир. Ты пойми, мне уже не до жиру. Наступа… наступила пора. Обернулась тяжелая лира бас-гитарой кабацкой. Пора. Ах ты, литературочка, лапушка, Н. Рубцов, Д. Самойлов и я. Так лабайте под водочку, лабухи. Распотешьте купчишек, друзья!.. Помнишь, в фильме каком-то эсеры разругались, и злой боевик сбил пенсне трусоватому Штерну, изрыгая презрительный крик: «Ах ты, литературная секция!!» Так дразнил меня друг Кисляков в старших классах, и, руку на сердце положа, – я и вправду таков. Это стыдно – но ты же свидетель, я не этого вовсе хотел! Я не только ведь рифмы на ветер, я и сам ведь, как дурень, летел! Я ведь не в ЦДЛ собирался порционные блюда жевать, не для гранок и версток старался, я, ты знаешь, я, в общем, спасать — ну не смейся, ну хватит – спасаться и спасать я хотел, я готов расплатиться сполна, расквитаться не словами… Но что, кроме слов, я имею? И этой-то мелочью я кичился, тщеславный дурак… В ресторанчике, ах, в цэдээлочке вот те фирменных блюд прейскурант — и котлеточка одноименная, за 2.20 с грибками рулет, 2.15 корейка отменная, тарталеточки с сыром… Поэт! Что, поэт? Закозлило?.. Пожалте Вашу книжечку нам надписать!.. Пряча красный блокнотик под партой, для того ль я учился писать?! Ах ты, секция литературная, отпусти ты меня, я не твой! Ах ты, аудиторья культурная, кыш отсюда, не стой над душой! Стыдно… «Здрасьте! Вы кто по профессии?» — «Я? Поэт!» – «Ах, поэт…» – «Да, поэт! Не читали? Я, в общем, известный и талантливый, кстати…» – «Да нет, не читал» – «А вот Тоддес в последнем «Роднике»…» Но клянусь, не о том я мечтал в моей юности бедной, о другом, о каком-то таком, самом главном, что все оправдает и спасет!.. Ну хоть что-то спасет! Жизнь поставит и смерть обыграет, обмухлюет, с лихвою вернет! Так какая же жалкая малость, и какая бессильная спесь эти буковки в толстых журналах, что зовутся поэзией здесь! Нет, не ересь толстовская это, не хохла длинноносого бзик — я хочу, чтобы в песенке спетой был всесилен вот этот язык! Знаю, это кощунство отчасти и гордыня. Но как же мне быть, если, к счастью – к несчастию – к счастью, только так я умею любить? Потому что далеко-далеко, лет в тринадцать попал в переплет, фиолетовым пламенем Блока запылала прыщавая плоть. Первых строчек пьянящая мерность. Филька бедненький был не готов, чтобы стать почитателем верным вот таких вот, к примеру, стихов: «Этот синий таинственный вечер тронул белые струны берез, и над озером… Дальше не помню… та-та-та-та мелодия грез!» И еще, и еще вот такие… Щас… Минутку… «…в тоске роковой попираю святыни людские я своей дерзновенной ногой!» Лет с тринадцати эти старанья. Лет в пятнадцать – сонетов венки. И армейские пиздостраданья — тома на два сплошной чепухи. И верлибры, такие верлибры — непонятны, нелепы, важны! Колыханье табачного нимба. Чуткий сон моей первой жены. И холодных потов утиранье, рифмы типа судьбе—КГБ, замирания и отмиранья, смелость—трусость, борьбе—КГБ. Но искал я, мятежный, не бури, я хотел ну хоть что-то спасти… Так вот в секцию литературную я попался… Прощай же. Прости. Вот сижу я и жду гонорара, жду, что скажут Эпштейн и Мальгин… Лира, лира моя, бас-гитара, Аполлонишка, сукин ты сын! Ничего я не спас, ничего я не могу – все пропало уже! Это небо над степью сухою, этот запах в пустом гараже! Мент любой для спасенья полезней, и фотограф, и ветеринар! Исчезает, исчезло, исчезнет все, что я, задыхаясь, спасал. Это счастие, глупости, счастье, это стеклышко в сорной траве, это папой подарены ласты, это дембель, свобода, портвейн «Три семерки», и нежное ухо, и шершавый собачий язык, от последних страниц Винни-Пуха слезы помнишь? Ты вспомнил? И блик фонаря в этих лужах, и сонный теплый лепет жены, и луна! Дребезжал подстаканник вагонный, мчалась, мчалась навеки страна. И хрустальное утро похмелья распахнуло глаза в небеса, и безделье, такое безделье — как спасать это, как описать? Гарнизонная библиотека, желтый Купер и синий Марк Твен, без обложки «Нана» у Олега… Был еще «Золотистый» портвейн, мы в пивной у Елоховской церкви распивали его, и еще вдруг я вспомнил Сопрыкину Верку, как ее укрывал я плащом от дождя, от холодного ливня и хватал ее теплую грудь… И хэбэшку, ушитую дивно, не забудь, я молю, не забудь! Как котенок чужой забирался на кровать и все время мешал, как в купе ее лик озарялся полустанками, как ревновал я ее не к Копернику, к мужу, как в окошке наш тополь шумел, как однажды, обрызган из лужи, на свидание я не успел. Как слезинка ее золотая поплыла, отражая закат. Как слетел, и слетает, слетает липов цвет на больничный халат… Все ты знаешь… Так что ж ты?.. Прощай же! Ухожу. Я уже завязал… Не молчи, отвечай мне сейчас же, для чего ты меня соблазнял? Чтоб стоял я, дурак, наблюдая, как воронка под нами кружит, чтоб сжимал кулачонки, пытаясь удержать между пальцами жизнь?.. Был у бабушки коврик, ты помнишь — волки мчались за тройкой лихой, а вдали опускался огромный диск оранжевый в снег голубой? Так пойми же – теперь его нету! И не надо меня утешать. Волки мчались по санному следу. Я не в силах об этом сказать. Значит, все-таки смерть неизбежна, и бессмысленно голос поет, и напрасна прилежная нежность. Значит, все-таки время идет… На фига ж ты так ласково смотришь? На фига ты балуешь меня? Запрети быть веселым и гордым — я не справлюсь, не справился я! На фига же губой пересохшей я шепчу над бумагой: «Живи!» — задыха… задыхаясь, задохшись от любви, ты же знаешь, любви? И какому-то гласу внимаю, и какие-то чую лучи… Ты же зна… ты же все понимаешь! Ты же знаешь! Зачем ты молчишь? Все молчишь, улыбаешься тихо. Папа? Дедушка? Кто ты такой?.. Может, вправду еще одну книгу? Может, выйдет?.. А там, над рекой, посмотри же, вверху, над Коньково, над балхашскою теплой волной, над булунскою тундрой суровой, надо мной, над женой, над страной, над морями, над сенежским лесом, где идет в самоволку солдат, там, над фабрикой имени Лепсе, охуительный стынет закат! |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 00:25 |
|
Тимур Кибиров Леночка, будем мещанами! Я понимаю, что трудно, что невозможно практически это. Но надо стараться. Не поддаваться давай… Канарейкам свернувши головки, здесь развитой романтизм воцарился, быть может, навеки. Соколы здесь, буревестники все, в лучшем случае – чайки. Будем с тобой голубками с виньетки. Средь клекота злого будем с тобой ворковать, средь голодного волчьего воя будем мурлыкать котятами в теплом лукошке. Не эпатаж это – просто желание выжить. И сохранить, и спасти… Здесь, где каждая вшивая шавка хрипло поет под Высоцкого: «Ноги и челюсти быстры, мчимся на выстрел!» И, Господи, вот уже мчатся на выстрел, сами стреляют и режут… А мы будем квасить капусту, будем варенье варить из крыжовника в тазике медном, вкусную пенку снимая, назойливых ос отгоняя, пот утирая блаженный, и банки закручивать будем, и заставлять антресоли, чтоб вечером зимним, крещенским долго чаи распивать под уютное ходиков пенье, под завыванье за окнами блоковской вьюги. Только б хватило нам сил удержаться на этом плацдарме, на пятачке этом крохотном твердом средь хлябей дурацких, среди стихии бушующей, среди девятого вала канализации гордой, мятежной, прорвавшей препоны и колобродящей семьдесят лет на великом просторе, нагло взметая зловонные брызги в брезгливое небо, злобно куражась… О, не для того даже, не для того лишь, чтобы спастись, а хотя б для того, чтобы, в зеркало глядя, не испугались мы, не ужаснулись, Ленуля. Здесь, где царит романтизм развитой, и реальный, и зрелый, здесь, где штамповщик любой, пэтэушник, шофер, и нефтяник, и инженер, и инструктор ГУНО, и научный сотрудник — каждый буквально – позировать Врубелю может, ведь каждый здесь клеветой искушал Провиденье, фигнею, мечтою каждый прекрасное звал, презирал вдохновенье, не верил здесь ни один ни любви, ни свободе, и с глупой усмешкой каждый глядел, и хоть кол ты теши им – никто не хотел здесь благословить ну хоть что-нибудь в бедной природе. Эх, поглядеть бы тем высоколобым и прекраснодушным, тем презиравшим филистеров, буршам мятежным, полюбоваться на Карлов Мооров в любой подворотне! Вот вам в наколках Корсар, вот вам Каин фиксатый и Манфред, вот, полюбуйтесь, Мельмот пробирается нагло к прилавку, вот вам Алеко поддатый, супругу свою матерящий! Бог ваш лемносский сковал эту финку с наборною ручкой! Врет Александр Александрыч, не может быть злоба святою. Здесь на любой танцплощадке как минимум две Карменситы, здесь в пионерской дружине с десяток Манон, а в подсобке здесь Мариула дар ит свои ласки, и ночью турбаза стонет, кряхтит Клеопатрой бесстыжей!.. И каждый студентик Литинститута здесь знает – искусство превыше морали. На семинаре он так и врезает надменно: «Эстетика выше морали бескрылой, мещанской!» И мудрый Ошанин, мэтр седовласый, ведущий у них семинары, с улыбкой доброю слушает и соглашается: «В общем-то, да». В общем-то, да… Уж конечно… Но мы с тобой все-таки будем Диккенса вслух перечитывать, и Честертона, и, кстати, «Бледный огонь», и «Пнина», и «Лолиту», Ленуля, и Леву будем читать-декламировать, Бог с ним, с де Садом… Но и другой романтизм здесь имеется – вот он, голубчик, вот он сидит, и очки протирает, и все рассуждает, все не решит, бедолага, какая-такая дорога к храму ведет, балалайкой бесструнною все тарахтит он. И прерывается только затем, чтобы с липкой клеенки сбить таракана щелчком, – и опять о Духовности, Лена, и медитирует, Лена, над спинкой минтая. А богоборцы, а богоискатели? Вся эта погань, вся достоевщинка родная? Помнишь, зимою в Нарыне в командировке я был? Там в гостинице номер двухместный, без унитаза, без раковины, но с эстампом ярчайшим, целых три дня и две ночи делил я с каким-то усатым мелиоратором, кажется, нет, гидротехником… в общем, что-то с водою и с техникой связано… Был он из Фрунзе, но не киргиз, а русак коренной. Поначалу спокойно жили мы, «Сопот» смотрели, его угощал я индийским чаем, а он меня всякой жратвою домашнею. Но на вторые сутки под вечер явился он с другом каким-то, киргизом, как говорится, ужратый в умат. И еще раздавили (впрочем, со мною уже) грамм четыреста водки «Кубанской». Кореш его отвалил. И вот тут началося. Начал икать он, Ленуля, а после он стал материться. Драться пытался, стаканом бросался в меня, и салагой хуевым он обзывал меня зло, и чучмеком ебанным. После он плакал и пел – как в вагонах зеленых ведется, я же – как в желтых и синих – помалкивал. «В Бога ты веришь? — вдруг вопросил он. – Я, бля, говорю, в Бога веришь?» — «Ну, верю». — «Верю! Нет, врешь, ни хуя ты, бля, сука, не веришь!.. Не понимаешь ты, блядь! Я вот верю! Я, сука-бля, верю! Но не молюсь ни хуя! Не, ты понял, бля? Понял, сучонка?» — «Понял я, понял». – «А вот не пизди. Ни хера ты не понял. Леха, бля, Шифер не будет стоять на коленях!!» Ей-богу, не сочинил я ни капельки, так вот и было, как будто это Набоков придумал, чтоб Федор Михалыча насмерть несправедливо и зло задразнить… Так давай же стараться! Будем, Ленулька, мещанами – просто из гигиенических соображений, чтоб эту паршу, и коросту, и триппер не подхватить, не поплыть по волнам этим, женка. Жить-поживать будем, есть да похваливать, спать-почивать будем, будем герани растить и бегонию, будем котлетки кушать, а в праздники гусика, если ж не станет продуктов — хлебушек черненький будем жевать, кипяток с сахаринчиком. Впрочем, Бог даст, образуется все. Ведь не много и надо тем, кто умеет глядеть, кто очнулся и понял навеки, как драгоценно все, как все ничтожно, и хрупко, и нежно, кто понимает сквозь слезы, что весь этот мир несуразный бережно надо хранить, как игрушку, как елочный шарик, кто осознал метафизику влажной уборки. Выйду я утром с собачкою нашей гулять, и, вернувшись, зонтик поставив сушиться, спрошу я: «Елена Иванна, в кулинарии на Волгина все покупали ромштексы. Свежие вроде бы. Может быть, взять?» – «Нет, ромштексы не надо. Сало одно в них. Нам мама достала индейку. А что это как вы чудно произносите – кулинария?» – «А что ж тут, женка, чудного, так все говорят». – «Кулинария надо произносить, Тимур Юрьич, по правилам». – «Ну насмешила! Что еще за кулинарья?» – «А вот мы посмотрим». – «Давайте». «Вот вам, пожалуйста!» – «Где?.. Кулинария… Ну, я не знаю… Здесь опечатка, наверно». И как-нибудь ночью ты скажешь: «Кажется, я залетела…» Родится у нас непременно мальчик, и мы назовем его Юрой в честь деда иль Ваней. Мы воспитаем его, и давай он у нас инженером или врачом, или сыщиком, Леночка, будет. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 01:11 |
|
Белла Ахмадулина Мотороллер Завиден мне полет твоих колес, о мотороллер розового цвета! Слежу за ним, не унимая слез, что льют без повода в начале лета. И девочке, припавшей к седоку с ликующей и гибельной улыбкой, кажусь я приникающей к листку, согбенной и медлительной улиткой. Прощай! Твой путь лежит поверх меня и меркнет там, в зеленых отдаленьях. Две радуги, два неба, два огня, бесстыдница, горят в твоих коленях. И тело твое светится сквозъ плащ, как стебель тонкий сквозь стекло и воду. Вдруг из меня какой-то странный плач выпархивает, пискнув, на свободу. Так слабенький твой голосок поет, и песенки мотив так прост и вечен. Но, видишь ли, веселый твой полет недвижностью моей уравновешен. Затем твои качели высоки и не опасно головокруженье, что по другую сторону доски я делаю обратное движенье. Пока ко мне нисходит тишина, твой шум летит в лужайках отдаленных. Пока моя походка тяжела, подъемлешь ты два крылышка зеленых. Так проносись!- покуда я стою. Так лепечи!- покуда я немею. Всю легкость поднебесную твою я искупаю тяжестью своею. 1960 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 01:23 |
|
Борис Пастернак Август Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана. Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую И край стены за книжной полкой. Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка. Мне снилось, что ко мне на проводы Шли по лесу вы друг за дружкой. Вы шли толпою, врозь и парами, Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня Шестое августа по старому, Преображение господне. Обыкновенно свет без пламени Исходит в этот день с Фавора, И осень, ясная как знаменье, К себе приковывает взоры. И вы прошли сквозь мелкий, нищенский, Сквозной, трепещущий ольшаник В имбирно-красный лес кладбищенский, Горевший, как печатный пряник. С притихшими его вершинами Соседствовало небо важно, И голосами петушиными Перекликалась даль протяжно. В лесу казенной землемершею Стояла смерть среди погоста, Смотря в лицо мое умершее, Чтоб вырыть яму мне по росту. Был всеми ощутим физически Спокойный голос чей-то рядом. То прежний голос мой провидческий Звучал, нетронутый распадом: "Прощай, лазурь Преображенская И золото второго Спаса. Смягчи последней лаской женскою Мне горечь рокового часа. Прощайте, годы безвременщины! Простимся, бездне унижений Бросающая вызов женщина! Я - поле твоего сраженья. Прощай, размах крыла расправленный, Полета вольное упорство, И образ мира, в слове явленный, И творчество, и чудотворство". 1953 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 11:24 |
|
Вероника Долина К неизвестному В то время, как я эту землю обследую, хожу, прикрывая ладонью нутро, дитя, которое не знаю, не ведаю, ведет себя странно, как студент в метро. И топочет ногами, и смеется не мудрствуя, то он вытащит весла, то утопит корму, и, похоже, он слушает какую-то музыку, понятную только ему одному; но, видно, и музыка ему тоже наскучивает, по каким-то таким часам он живет, и тогда он меня, будто лодку, раскачивает, и земля вообще подо мной плывет... И не то чтоб мужественно, не то чтоб женственно, то ночь заполночь - вот он, то ни свет, ни заря... Но в июне закончится мое путешествие, однажды начавшееся среди сентября. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 11:46 |
|
Нателла Болтянская Декабристская мазурка Фейерверка далекого отблески На профилях юных камей. Танцуют блестящие отпрыски Старинных дворянских семей. Проборы и усики томные, Гремит ослепительный бал, А в дальней зашторенной комнате- Гадает на картах Судьба. Ложатся шеренгами мощными Валетов обритые лбы… Декабрьские контуры площади Да виселиц белых столбы. Он любит Вас, будьте уверены, Любите и Вы, но – беда: Бубновая Дама затеряна Средь прочих сиятельных дам. Гримасы личин разрисованных Да версты дорог впереди. Не любящей Дамой крестовою Вослед им Россия глядит. Немилой, но верной подругою Во всю горизонтную ширь Взмахнет подвенечною вьюгою Червонная Дама – Сибирь. И, как ни трудись, ни раскладывай, Не в масть пятерым королям – На сердце последней наградою И Пиковой Дамой – петля. Проборы да усики томные, Гремит ослепительный бал… А в дальней зашторенной комнате Гадает на картах… |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 29-04-2011 20:12 |
|
Шекспир Макбет(отрывок) СЕЙТОН Королева умерла. МАКБЕТ Не догадалась умереть попозже, Когда б я был свободней, чем сейчас! Мы дни за днями шепчем: "Завтра, завтра" Так тихими шагами жизнь ползет К последней недописанной странице. Оказывается, что все "вчера" Нам сзади освещали путь к могиле. Конец, конец, огарок догорел! Жизнь - только тень, она - актер на сцене. Сыграл свой час, побегал, пошумел - И был таков. Жизнь - сказка в пересказе Глупца. Она полна трескучих слов И ничего не значит. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-04-2011 00:22 |
|
Иосиф Бродский Примечания папоротника По положению пешки догадываешься о короле. По полоске земли вдалеке -- что находишься на корабле. По сытым ноткам в голосе нежной подруги в трубке -- что объявился преемник: студент? хирург? инженер? По названию станции -- Одинбург -- что пора выходить, что яйцу не сносить скорлупки. В каждом из нас сидит крестьянин, специалист по прогнозам погоды. Как то: осенний лист, падая вниз лицом, сулит недород. Оракул не лучше, когда в жилище входит закон в плаще: ваши дни сочтены -- судьею или вообще у вас их, что называется, кот наплакал. Что-что, а примет у нас природа не отберет. Херувим -- тот может не знать, где у него перед, где зад. Не то человек. Человеку всюду мнится та перспектива, в которой он пропадает из виду. И если он слышит звон, то звонят по нему: пьют, бьют и сдают посуду. Поэтому лучше бесстрашие! Линия на руке, пляска розовых цифр в троллейбусном номерке, плюс эффект штукатурки в комнате Валтасара подтверждают лишь то, что у судьбы, увы, вариантов меньше, чем жертв; что вы скорей всего кончите именно как сказала цыганка вашей соседке, брату, сестре, жене приятеля, а не вам. Перо скрипит в тишине, в которой есть нечто посмертное, обратное танцам в клубе, настолько она оглушительна; некий антиобстрел. Впрочем, все это значит просто, что постарел, что червяк устал извиваться в клюве. Пыль садится на вещи летом, как снег зимой. В этом -- заслуга поверхности, плоскости. В ней самой есть эта тяга вверх: к пыли и к снегу. Или просто к небытию. И, сродни строке, "не забывай меня" шепчет пыль руке с тряпкой, а мокрая тряпка вбирает шепот пыли. По силе презренья догадываешься: новые времена. По сверканью звезды -- что жалость отменена как уступка энергии низкой температуре либо как указанье, что самому пора выключить лампу; что скрип пера в тишине по бумаге -- бесстрашье в миниатюре. Внемлите же этим речам, как пению червяка, а не как музыке сфер, рассчитанной на века. Глуше птичкиной песни, оно звончей, чем щучья песня. Того, что грядет, не остановить дверным замком. Но дурное не может произойти с дурным человеком, и страх тавтологии -- гарантия благополучья. 1988 год |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-04-2011 00:45 |
|
Пастернак Борис Леонидович Из суеверья Коробка с красным померанцем - Моя каморка. О, не об номера ж мараться По гроб, до морга! Возможно ли, - было ли это? Bерлен (франц) Я поселился здесь вторично Из суеверья. Обоев цвет, как дуб, коричнев И - пенье двери. Из рук не выпускал защелки. Ты вырывалась. И чуб касался чудной челки, И губы - фиалок. О неженка, во имя прежних И в этот раз твой Наряд щебечет, как подснежник Апрелю: здравствуй! Грех думать - ты не из весталок: Вошла со стулом, Как с полки, жизнь мою достала И пыль обдула. Не трогать "Не трогать, свежевыкрашен", - Душа не береглась, И память - в пятнах икр и щек, И рук, и губ, и глаз. Я больше всех удач и бед За то тебя любил, Что пожелтелый белый свет С тобой - белей белил. И мгла моя, мой друг, божусь, Он станет как-нибудь Белей, чем бред, чем абажур, Чем белый бинт на лбу! |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-04-2011 01:01 |
|
Борис Пастернак ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил Лак экипажей, деревьев трепет. Под луною на выкате гуськом скрипачи Пробираются к театру. Граждане, в цепи! Лужи на камне. Как полное слез Горло - глубокие розы, в жгучих, Влажных алмазах. Мокрый нахлест Счастья - на них, на ресницах, на тучах. Впервые луна эти цепи и трепет Платьев и власть восхищенных уст Гипсовою эпопеею лепит, Лепит никем не лепленный бюст. В чьем это сердце вся кровь его быстро Хлынула к славе, схлынув со щек? Вон она бьется: руки министра Рты и аорты сжали в пучок. Это не ночь, не дождь и не хором Рвущееся: "Керенский, ура!", Это слепящий выход на форум Из катакомб, безысходных вчера. Это не розы, не рты, не ропот Толп, это здесь, пред театром - прибой Заколебавшейся ночи Европы, Гордой на наших асфальтах собой. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-04-2011 11:44 |
|
Вероника Долина К независимости "Независимость - неважное слово, да больно уж вещь хорошая." (А.Пушкин) "Nesmertelnost" - оригинальное (чешское) название романа Кундеры "Бессмертие". Слово неважное, да больно уж вещь хороша. Следовало б догадаться, хотя бы как Милан Кундера. Жизнь обработана, почва слегка оскудела. Ну и, естественно, просится в рифму душа. Слово неважное, да больно хорошая вещь. Странное дело - не быть в Атлантиде атлантом. То ли ландшафт нехорош, то ли климат зловещ, и угораздит родиться с умом и талантом. Слово неважное, а вещь хороша, хороша. Ах, не слюбилось? - Так так и скажи - не стерпелось. КУндера или КундЕра... Рифмуйся, не бойся, душа. Невыносимая легкость. Неспешность. И все-таки, ах, несмертельность. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 30-04-2011 12:55 |
|
Нателла Болтянская 15 апреля 1912 года Что нам – норд-ост или, там, зюйд-вест… Цветы по праздникам и по будням. На комфортабельном этом судне В меню – шампанское и оркестр. В каюте ждет Вас аперитив. Букетик – Вашей отважной даме, Что покоряет морские дали, Нарядных туфель не замочив. Наш капитан, он седой, как лунь. Просолен всеми ветрами мира… Весьма почетно для пассажира – Быть приглашенным к его столу. Сегодня ночью, мадам, для Вас, Все звезды падают с небосвода… Прекрасна музыка, и погода Прекрасна тоже, и слышен вальс. Оркестр играет, и вот – предлог Сжимать изящнейшую из талий, Неважно, палуба ли, земля ли От счастья рушится из-под ног. И ветром локоны разнесет, Висок к виску… Мы у двери рая… Плывет "Титаник". Оркестр играет. А время – к полночи. Вот и все. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 00:27 |
|
Борис Пастернак Лето Тянулось в жажде к хоботкам И бабочкам и пятнам, Обоим память оботкав Медовым, майным, мятным. Не ход часов, но звон цепов С восхода до захода Вонзался в воздух сном шипов, Заворожив погоду. Бывало - нагулявшись всласть, Закат сдавал цикадам И звездам и деревьям власть Над кухнею и садом. Не тени - балки месяц клал, А то бывал в отлучке, И тихо, тихо ночь текла Трусцой, от тучки к тучке. Скорей со сна, чем с крыш; скорей Забывчивый, чем робкий, Топтался дождик у дверей, И пахло винной пробкой. Так пахла пыль. Так пах бурьян. И, если разобраться, Так пахли прописи дворян О равенстве и братстве. Вводили земство в волостях, С другими - вы, не так ли? Дни висли, в кислице блестя, И винной пробкой пахли. 1917 |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 00:36 |
|
Пастернак Б. Л. Еще более душный рассвет Bсе утро голубь ворковал На желобах, Как рукава сырых рубах, Мертвели ветки. Накрапывало. Налегке Шли пыльным рынком тучи, Тоску на рыночном лотке, Боюсь, мою Баюча. Я умолял их перестать. Казалось - перестанут Рассвет был сер, как спор в кустах, Как говор арестантов. Я умолял приблизить час, Когда за окнами у вас Нагорным ледником Бушует умывальный таз И песни колотой куски, Жар наспанной щеки и лоб В стекло горячее, как лед, На подзеркальник льет. Но высь за говором под стяг Идущих туч Не слышала мольбы В запорошенной тишине, Намокшей, как шинель, Как пыльный отзвук молотьбы, Как громкий спор в кустах. Я их просил - Не мучьте! Не спится. Но - моросило, и, топчась, Шли пыльным рынком тучи, Как рекруты, за хутор, поутру, Брели не час, не век, Как пленные австрийцы, Как тихий хрип, Как хрип: "Испить, Сестрица". |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 00:45 |
|
Борис Леонидович Пастернак Гроза моментальная навек А затем прощалось лето С полустанком. Снявши шапку, Сто слепящих фотографий Ночью снял на память гром. Мерзла кисть сирени. B это Время он, нарвав охапку Молний, с поля ими трафил Озарить управский дом. И когда по кровле зданья Разлилась волна злорадства И, как уголь по рисунку, Грянул ливень всем плетнем, Стал мигать обвал сознанья: Вот, казалось, озарятся Даже те углы рассудка, Где теперь светло, как днем. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 12:39 |
|
Вероника Долина К любви Она над водой клубами. Она по воде кругами. Но я знала тех, кто руками Ее доставал со дна, Любая любовь, любая. Любая любовь, любая. Любая любовь, любая - И только она одна. Немилосердно скупая. Немо-глухо-слепая. Кровавая, голубая, Холодная, как луна. Любая любовь, любая. Любая любовь, любая. Любая любовь, любая - Учу ее имена. И верю в нее, как в рифму. И верю в нее, как в бритву. Как верят в Будду и Кришну И в старые письмена. Любая любовь, любая. Любая любовь, любая. Любая любовь, любая - И только она одна. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 13:02 |
|
Нателла Болтянская Мольер На лицо наклеив нос, Бородавчатый и красный, Был он плут вчера, а завтра – Будет дурнем и скупцом… Как нелеп его наряд! Он – смешной и безобразный. Как бесстрашно и недобро Он смеется Вам в лицо. Вам в лицо. Господин Комедиант, Там, в партере, гаснут люстры, Опускаются букеты, Красный занавес упал. На лице не смытый грим. Спит усталое искусство… Ждут и Вас в холодной спальне Ужин, свечка и колпак. И колпак. К подзеркальному столу Лягут брыжи легкой пеной, И ехидные морщины Бороздят высокий лоб… Жан-Батист Поклен-Мольер, Сын обойщика Поклена, Бессердечный старый циник, Беззащитный острослов. Острослов. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 01-05-2011 19:43 |
|
Градский Александр Печальной будет эта песня О том, как птицы прилетали, А в них охотники стреляли И убивали птиц небесных. А птицы падали на землю И умирали в час печали, А в них охотники стреляли Для развлеченья и веселья. А птицы знали, понимали, Что означает каждый выстрел, Но по весне вновь прилетали К родным лесам у речки быстрой. И не могли не возвратиться К родимой северной округе, И песню горестной разлуки Весной веселой пели птицы. И не могли не возвратиться К родимой северной округе, И песню горестной разлуки Весной веселой пели птицы, А в них охотники стреляли И попадали в птиц не целясь. И песню скорби и печали Весной веселой птицы пели. |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 02-05-2011 00:12 |
|
Борис Пастернак Распад Куда часы нам затесать? Как скоротать тебя, Распад? Поволжьем мира, чудеса Взялись, бушуют и не спят. И где привык сдаваться глаз На милость засухи степной, Она, туманная, взвилась Революционною копной. По элеваторам, вдали, В пакгаузах, очумив крысят, Пылают балки и кули, И кровли гаснут и росят. У звезд немой и жаркий спор: Куда девался Балашов? В скольких верстах? И где Хопер? И воздух степи всполошен: Он чует, он впивает дух Солдатских бунтов и зарниц. Он замер, обрашаясь в слух. Ложится - слышит: обернись! Там - гул. Ни лечь, ни прикорнуть. По плошадям летает трут. Там ночь, шатаясь на корню, Целует уголь поутру. 1917 год |
|
|
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558 |
Добавлено: 02-05-2011 00:27 |
|
Борис Пастернак Балашов По будням медник подле вас Клепал, лудил, паял, А впрочем — масла подливал В огонь, как пай к паям. И без того душило грудь, И песнь небес: «Твоя, твоя!» И без того лилась в жару В вагон, на саквояж. Сквозь дождик сеялся хорал На гроб и в шляпы молокан, А впрочем — ельник подбирал К прощальным облакам. И без того взошел, зашел В больной душе, щемя, мечась, Большой, как солнце, Балашов В осенний ранний час. Лазурью июльскою облит, Базар синел и дребезжал. Юродствующий инвалид Пиле, гундося, подражал. Мой друг, ты спросишь, кто велит, Чтоб жглась юродивого речь? В природе лип, в природе плит, В природе лета было жечь. |
| Страницы: << Prev 1 2 3 4 5 ...... 70 71 72 ...... 312 313 314 315 Next>> |
|
| Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ |