[ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ]

СТИХИ О ЛЮБВИ

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 29 30 31  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема

Автор Сообщение

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 27-03-2010 20:45
Михаил Щербаков

Трубач

- Ах, ну почему наши дела так унылы?
Как вольно дышать мы бы с тобою могли!
Но - где-то опять некие грозные силы
Бьют по небесам из артиллерий Земли.

- Да, может и так, но торопиться не надо.
Что ни говори, неба не ранишь мечом.
Как ни голосит, как ни ревёт канонада,
Тут - сколько ни бей, всё небесам нипочём.

- Ах, я бы не клял этот удел окаянный,
Но - ты посмотри, как выезжает на плац
Он, наш командир, наш генерал безымянный,
Ах, этот палач, этот подлец и паяц!

- Брось! Он ни хулы, ни похвалы не достоин.
Да, он на коне, только не стоит спешить.
Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин,
Он - лишь человек, что же он волен решить?

- Но - вот и опять слёз наших ветер не вытер.
Мы побеждены, мой одинокий трубач!
Ты ж невозмутим, ты горделив, как Юпитер.
Что тешит тебя в этом дыму неудач?

- Я здесь никакой неудачи не вижу.
Будь хоть трубачом, хоть Бонапартом зовись.
Я ни от чего, ни от кого не завишу.
Встань, делай как я, ни от кого не завись!

И, что бы ни плёл, куда бы ни вёл воевода,
Жди, сколько воды, сколько беды утечёт.
Знай, всё победят только лишь честь и свобода.
Да, только они, всё остальное - не в счёт...

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 27-03-2010 20:45
Тимур Кибиров

Саше Бродскому


Да нет же! Со страхом, с упреком
Гляжу я на кухне в окно.
Там где-то, на юго-востоке
стреляют, как будто в кино.

Ползет БТР по ущелью,
но не уползет далеко.
Я склонен к любви и веселью.
Я трус. Мне понять нелегко,

что в этом мозгу пламенеет?
Кем этот пацан одержим?
Язык мой веселый немеет.
Клубится Отечества дым.

И едкими полон слезами
мой взгляд. Не видать ни хрена.
Лишь страшное красное знамя
ползет из фрейдистского сна.

И пошлость в обнимку со зверством
за Правую Веру встает,
и рвется из пасти разверстой
волшебное слово — «Народ!»

Как я ненавижу народы!
Я странной любовью люблю
прохожих, и небо, и воды,
язык, на котором корплю.

Тошнит от народов и наций,
племен и цветастых знамен!
Сойдутся и ну разбираться,
кем именно Крым покорен!

Семиты, хамиты, арийцы —
замучишься перечислять!
Куда ж человечику скрыться,
чтоб ваше мурло не видать?

Народы, и расы, и классы
страшны и противны на вид,
трудящихся мерзкие массы,
ухмылка заплывших элит.

Но странною этой любовью
люблю я вот этих людей,
вот эту вот бедную кровлю
вот в этой России моей.

Отдельные лица с глазами,
отдельный с березой пейзаж
красивы и сами с усами!
Бог мой, а не ваш и не наш!

Я чайник поставлю на плитку,
задерну на кухне окно.
Меня окружают пожитки,
любимые мною давно —

и книжки, и кружки, и ложки,
и плюшевый мишка жены.
Авось проживем понемножку.
И вправду — кому мы нужны?

В Коньково-то вроде спокойно.
Вот только орут по ночам.
Стихи про гражданские войны
себе сочиняю я сам.

Я — трус. Но куда же я денусь.
Торчу тут, взирая на страх...
Тяжелый и теплый младенец
притих у меня на руках.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 27-03-2010 20:46
Нателла Болтянская

Спящие

В сказке Шарля Перро есть
немаловажная деталь: когда
принцесса уколола-таки палец и
уснула на 100 лет, король
приказал уснуть всей её челяди,
чтобы, проснувшись,
она оказалась бы среди
своих и не испугалась.

Старый замок в лесу на поляне,
Где цветы собирает пейзанка,
И принцесса, конечно, заглянет
В заповедную комнату замка,

Где старуха укутана шалью,
И пылинки танцуют на солнце,
И принцессу, конечно, ужалит
В тонкий палец игла веретенца..

И уснет она прямо на стуле,
Погружаясь в глубокую темень,
И прикажет король, чтоб уснули
Все, кто жили в одно с нею время.

Ляжет пудовый груз на ресницы,
Взор каменеет, как от вина:
Всё, что случится, нам будет сниться
В долгом кошмаре общего сна.

Засыпает страна, засыпает,
Не бросая привычного дела:
Повар соус в кастрюльке мешает,
И портной метит выкройку мелом,

Бьет баклуши, как водится, лодырь,
И священник читает молитвы:
Навалилась тяжелая одурь:
Люди спят: но глаза их открыты.

Им прикажут налево-направо,
Убаюкают мерным "во здравье":
Как легко стало править державой
В полусонной бормочущей яви!

Ляжет пудовый груз на ресницы,
Взор каменеет, как от вина:
Всё, что случится, нам будет сниться
В долгом кошмаре общего сна.

Так и жить, так и сгинуть, как будто
Куклам тряпочным из балагана.
И с утра нам не светит побудка,
Ибо полночь в окне постоянно,

И не хочешь, а всё же задремлешь
Под звучанье унылой капели,
И петух кукарекнет затем лишь,
Чтоб зажарить его не успели.

Позволяют лишь голод и зависть
Суетой от зевоты спасаться
Целым выводкам спящих красавиц,
Целым армиям спящих красавцев

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 27-03-2010 20:47
НАШЕ ЕДИНСТВО

Из веры слепой мои братья
упали в объятья апатии...
Речи свои и мысли
сопоставили мы не вскоре.
Мы говорили - неправда,
а думали - это партия,
мы говорили - партия,
а думали - это горе.

Два полюса у планеты,
две стороны у монеты,
закаты сменяют рассветы,
и Гегель, надеюсь, не врет...
Лягушки едины с тиной -
это болота приметы...
Одна у нас партия - Партия,
другая, увы, народ.

О наших больших победах
твердили нам денно и нощно,
и черное стало белым,
и миром была война...
Одна у нас правда для толстых,
другая, увы, для тощих,
одна у нас партия - плетка,
другая, увы, спина.

И есть у нас два единства.
Единство рабов разобщенных,
оставшихся от геноцида,
что против души и ума.

Другое - сообщество ловких,
в искусство вранья посвященных,
сосцы теребящих системе.
Она их печет сама.

Но третье грядет единство -
сжимающих совесть, как бритву.
Она им наносит раны,
спрятанная от глаз.
О Боже, даруй им смелость
выйти на эту битву,
кому-то, быть может, в первый,
кому-то в последний раз.

А. Дольский

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 29-03-2010 00:25
Ю Визбор

Быстро-быстро, донельзя,
Дни пройдут, как часы,
Дни пройдут, как часы,
Лягут синие рельсы от Москвы до Шаньси,
От Москвы до Шаньси,
И мелькнет над перроном белокрылый платок,
Поезд вихрем зеленым улетит на восток,
Унесет на восток.

Будут рельсы двоиться, убегая вперед,
Убегая вперед,
До китайской границы от покровских ворот,
От московских ворот.
Запоет, затоскует колесо колесу
Образ твой с поцелуем я с собой унесу,
Я с собой унесу.

Застучат переклички паровозных встреч,
Паровозных встреч.
Прозвучит с непривычки иностранная речь,
Очень странная речь,
И в купе у окошка передумаю вновь:
За кордоном Россия, за кордоном любовь,
За кордоном любовь

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 29-03-2010 20:47
Геннадий Русаков

Я перевёл и нынче жду ответа

1. В ту пору я смотрел какой-то сон,
который жизнью звался отчего-то.
Он был цветаст, в нём пели в унисон,
приём в “Арбате” на семьсот персон,
дипкорпуст ест, жюльен и водки квота.
И Главный гость (не член Политбюро,
но просто из Верховного Совета)
мне палец твёрдо приставлял к груди:
— Ты вот ему теперь переведи... —
Я перевёл и нынче жду ответа.
А дни неслись, в них был невнятный лад
и даже ритм почти что музыкальный:
вон “Песняры”, вот Зыкина и плат,
творенья устоявшийся расклад,
поэт в чести, хотя полуопальный.
Но время больше значилось в уме,
чем было или попросту казалось:
года плотны, как рифмы в буриме,
а приглядеться — так, ни бе, ни ме.
И почему-то не проходит жалость.
К кому, к чему? Но Кафку издают.
Застой, а всё несётся диким скоком.
Ордынка, полночь, и куранты бьют.
И входит Вий, его не узнают.
И говорят, как прежде, о высоком.

2. Ах, какое время отгремело!
Лживое, счастливое, моё…
Раздарило то, что не имело.
Всё в кровище, а белее мела —
собирает медь на дожитьё.
Как ни мажь ему ворота варом,
ни считай прорехи и нули —
всё равно я жил его угаром,
обжигался веком-скипидаром
на моей одной шестой земли.
Всё я помню: города и веси,
волгодоны, планы и гробы…
Бабка голодает в Мелекессе.

Я при деле, но легчаю в весе
на глазах у нищенки-судьбы.
Жизнь моя, ты здесь, в каком-то шаге…
Дотянусь и крикну: “Никому!”
Никому — парады и гулаги,
пятилетки, шкеты-бедолаги!
Всё, что нажил — я с собой возьму.

3. Полным светом распустится Вега.
В детских снах загорится окно.
И на ветер наткнётся с разбега
заплутавшее птичье звено.
Между веток заплещется воздух.
Из пригоршни прольётся вода.
И качнутся в подвешенных гнёздах,
засыпая, птенец и звезда.
А наутро просторно и чисто,
и глядится за семь деревень,
где стоит, молодой и плечистый,
на побывку отпущенный день.
Гуси-лебеди, павы-гулёны!
Что так нежностью сердце болит?
Что так ветер, большой и зелёный,
занавеску в окне шевелит?

4. Быть на земле — и чтоб не одному!
Уже не ждать и жить полузабытым,
крутиться, врать, перекормиться бытом,
вдруг стать отцом неведомо кому,
служить, спешить по праздникам на дачу,
бояться коммунальных платежей...
А там пошло — чем дальше, тем хужей:
дефолт, Мавроди, насморки в придачу.
Ах, боже мой, как счастье тяжело,
как трудно различать его оттенки!
Того гляди, тебя поставят к стенке,
с погодой третий год не повезло,
а ты живёшь, безгласен и неистов,
не годен никому и ни на что,
донашиваешь дряхлое пальто
среди детей, комсоргов и дантистов
и рассуждаешь: “Быть — не одному,
ладонью этой женщины касаться,
не пить, лечить простату, прописаться...”
Но почему так больно, почему?

5. Уйдём — и кто о нас заплачет
в моей беспамятной стране,
где каждый путь не нами начат
багровым следом по стерне?
Тут сутки — за год, год за сутки.
Тут разум страстью воспалён.
Тут восхищённые рассудки
столетья видят из пелён.
Тут я брожу, кляня прилюдно
моей земли безумный нрав,
и этот дождь её занудный,

и это время хилых трав:
брюзжанье, старческая злоба
на всех и вся, на белый свет.
И Люда в рамке, крутолобо
глядит, жалея,
двадцать лет…

6. Я слишком близко к времени стою.
В таких делах потребно чувство меры,
усмешка, скепсис, длинные размеры
стиха
и состраданье к бытию.
Философ знает: время преходяще.

Оно, по сути, утлая вода,
субстанция лукавая, когда
ей течь да течь, а ты сыграешь в ящик,
дашь дуба, а вокруг опять палят,
мятутся, мир строптив и непроверен,
опять политик врёт, как сивый мерин,
солдат калечит тех, кого велят.
А я спешу — проклятый темперамент.
Холерики не научились ждать:
вынь да положь земную благодать,
всеобщий смак и всяческий фруктамент!
Даёшь мечту — и чтобы выше крыш!
Но горько знать, что это, в общем, ради
того, чтоб век тебя хоть раз погладил,
проговорив: “Ну что ты так, малыш?”

7. Конечен день, а ночь страшнее дня.
И бабочки пестрят вокруг меня
в больном и неуверенном полёте.
Их суеты неряшливая блажь,
оборки и защитный макияж
бессмысленны, и воздух грубо плотен.
За домом свет пробился из норы.
Сейчас восторгом радостной поры
сожмётся сердце в плачущем ребёнке.
Он спит, но помнит заполошный свет,
хотя того давно в помине нет...

Душа хранит его на фотоплёнке.
Непрошенное время красоты
раствору отдаёт свои черты,
являясь нам в процессе проявленья.
И бабочек случайная тщета
не тем пугает сердце и не та...
Но, Господи, как долго удивленье!

8. Чего ж ты, падла-жизнь, со мной наделала?
Ты мне глаза засыпала золой.
И я почти не вижу света белого,
и день-деньской хожу невеселой.
Но я мою тугу в проулок выкину
и топором по шкурке проведу...
Потом уйду к себе дослушать Зыкину
в каком-нибудь трёхтысячном году.
А ты чего, затыра, патлы рыжие?
(Эх, мне бы лучше девичьих кудрей!).
В моём роду нас только двое выжили —
и оба я, но тот меня мудрей.
...Кому я нынче нужен, шут юродивый,
когда плетусь, повиснув на руке,
то приблатнённой нашей мамы-родины,
то этой стервы в рыжем парике?





Блажен, кто смолоду был молод

А.С. Пушкин

9. Блажен, кто молод и беспутен в срок,
кто уложился в паспортные даты:
за каждой юбкой бегал, сколько мог,
перебесился, отдан был в солдаты,
женился рано (лучше, чем потом),
завёл семью… А далее — по списку.
Блажен, кто жил во времени простом
и не искал московскую прописку,
кто разложил столетье по слогам
и, совратив без нужды музу-дуру,
всю эту страсть, вселенский гул и гам
вложил в строку,
в картину,
в партитуру!
Мне тоже не давалось ремесло.
Но как же я повеселился, Боже,
как подурил по первое число,
шепча: “За что всё это мне,
за что же?”

10. Писать как будто впопыхах,
меняя стили и размеры,
чтоб исповедаться в стихах
со всей безудержностью веры.
И, согрешив в последний раз,
не верить датам и приметам,
себя и время без прикрас
понять, но вздрагивать при этом,
когда сухая молонья
за полем бьёт коротким блеском —

как будто это жизнь моя,
змеясь,
промчалась над пролеском.
И в жёстком выломе луча
явилась вдруг во всём размахе.

И показала сгоряча
мой век
в его последнем страхе.

11. Снова время болеет сезонным падением духа.
Говорят, это осень, да кто его там разберёт?
А покуда так тихо, так хрупко, убого и сухо,
что и дух, упадая, в паденье, наверно, замрёт.

Я годков эдак в тридцать прошёл невесёлую школу,
технологию власти из уст корифеев уча.
И с тех пор недоверчив к разящему душу глаголу,
к благодетелям сирых, карающих гидру сплеча.

Мне скушны разговоры о “сущности либерализма,
о судьбе поколенья и национальных идей”.
Но вот это пространство, его усечённая призма
мне глаза обжигает всё шибче и всё молодей.

Скоро, скоро завьюжит, простынкой взмахнёт-заполощет,
понесётся клоками и уркой засвищет в окно!
Сохрани меня, Боже, меня и вот эту жилплощадь,
на которой мне не было высшего знанья дано.

А покуда всё тихо и жёлудь зачем-то обилен.
Жёрнов сердца так тяжек, что телу не перенести.
Пусть нас время полюбит, как мы его прежде любили
и щепотку удачи носили в зажатой горсти...

12. Завершается время мужчин...
Появилась иная порода,
у которой не стало причин
поощрять продолжение рода.

Нынче женщины могут без нас —
феминистки и дуры с приветом.
Нас, как водится, спишут в запас,
к семяфонду приставив при этом.

Обустроят в казённых домах,
не жалея бюджетных расходов,
чтоб держать на отборных кормах
для пробирных и генных приплодов.

По субботам — поход на футбол
и на прочие игры гурьбою.
Тем, кто буен, а может, нацбол —
сокращённый сеанс мордобоя.

Отцедив нас, как стадо коров,
утомлённых легко и счастливо,
поведут, прихватив докторов,
на родное халявное пиво.

Может, бабы о нас загрустят,
отвыкая от нашего веса?
Ну, а нет — всё, что было, простят
за отсутствием
интереса.



Век мой, зверь мой...

О. Мандельштам

13. Мне мой век в крысиной злобе
бьёт в скулу, а следом в обе.

Я запомню, Бог простит.
Потащусь усталой клячей —
завтра будет всё иначе,
завтра шкету подфартит.

Я бранчлив, зато отходчив.
Где моя удача, Отче?
Где мой белый пароход?
Ничему года не учат.
В горсаду попса мяучит.
Копит слюни доброхот.

Я из тех, а не из этих,
у которых рыба в сетях.
Мне в субботу тыща лет.
День зудит навозной мухой:

кто не хочет, тот не слухай —
оглянись и плюнь вослед.

Что я вам? Я злое семя,
сам нашёл и выбрал время,
чтобы помнить и стареть.
Не хотеть, не быть, не зваться,
с этим веком торговаться...
И скулу потом тереть.

14. Стихи не пишут — их лелеют
и на ночь в вазочку кладут.
Стихами лечат и болеют,
благословляют и жалеют,
навек прощаются и ждут.

Стихи читают в голодуху,
чтоб, продираясь между строк,
искать не слышимое слуху:
раз плоть тоща, то время духу...
Потом иному будет срок.



У моей красивой мамы не проходит красота.

Людмила Копылова

15. Никакие обиды мне губы ожогом не стянут.
Вся округа уснула на тёплой руке бытия.
Исцелятся недуги и боли болеть перестанут.
И сирот обогреет красивая мама моя.
Я до завтра привыкну к ночным неприятным размерам.
К шевелению свода. К чешуйчатой коже воды.
И к тому, что проулком, одетый в тяжёлом и сером,
кто-то ходит и в глину до ранта вминает следы.
Дай мне, Боже, покоя, шафраном смочи мои веки.
Удиви меня знаньем и пьяным вином напои.
Ой, текут, ой, полощут водою высокие реки,
разливанные реки, высокие реки мои!

16. Иногда мне хочется стать знаменитым,
чтобы меня спрашивали, какая будет назавтра погода,
и, невзирая на вёдро, запасались бы зонтиками,
если я напророчу дожди.
Или чтоб девушки присылали мне письма,
прося посоветовать, выходить ли им за Иванова.
И потом оставались бы старыми девами,
безответно влюбившись в меня
на моём неудавшемся снимке,
где я что-то бубню в микрофон.
Часто я устаю от серьёзности мира.
Мне в нём хочется нахулиганить:
скажем, дёрнуть тайком за верёвочку — хлоп!
И в момент из-под купола вымахнет ветер,
ссыплет в кузов брыкающихся прохожих,
сдвинет дом с основанья и, в плеске брезента,
улетит в Тринидад, на Ямайку, к себе.
Я теперь понимаю Эйнштейна. Нет-нет,
не теорию — просто Эйнштейна
с той его фотографии, где он показывает язык
и таращит глаза на опешившего репортёра.
Я его понимаю родством наших душ,
обретеньем разгадок и общностью поясничной ломоты.
Понимаю, что если уж ты разобрался с твореньем
и постигнул его относительность, то
нет, по-моему, убедительней повода
показать ему кукиш, тем более — просто язык.
Я покамест до этого не дорос,
но вполне представляю себе, как Всевышний,
собираясь устроить в Австралии Новый Эдем
(это, кстати, проверенный факт),
мастерит для Адама и Евы
(она была страшно смешлива)
всяких там утконосов, коал и вомбатов,
предвкушая восторги и ахи своих подопечных.
Жалко, дело расстроилось из-за пустяка:
я имею в виду шум по поводу яблока.
Мне до сих пор непонятно:
раз Владыка всеведущ, выходит, Он знал наперёд,
чем закончится опыт? Так зачем тогда хлопать дверьми,
выгонять из квартиры, карать —
и всего-то за женское... — если бы! — девичье любопытство?
Но вернёмся к Австралии…
Господи, что за уроды!
Гипертрофированная индейка с преувеличенной шеей
до сих пор так и носится там на ходулях.
Двухметровой зайчихе Творец
пришпандорил на пузо карман.
Нашпигованный иглами ёж вырос в дикобраза.
Да, Господь, Ты умеешь шутить...
И поэтому, сделайся я знаменитым,
я, скорее всего, ограничусь прогнозом погоды.
Ну, а девушки и без меня
выйдут за Ивановых.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 30-03-2010 10:41
Кублановский Юрий Михайлович

Волны падают стена за стеной...



Волны падают стена за стеной
под полярной раскаленной луной.
За вскипающею зыбью вдали
близок край не ставшей отчей земли.
Соловецкий островной карантин,
где Флоренский добывал желатин
В сальном ватнике на рыбьем меху
в продуваемом ветрами цеху.
Там на визг срываться чайкам легко,
ибо, каркая, берут высоко,
из-за пайки по-над массой морской
искушающие крестной тоской.
Все ничтожество усилий и дел
Человеческих, включая расстрел.
И отчаянные холод и мрак,
пронизавшие завод и барак...
Грех роптать, когда вдвойне повезло:
ни застенка, ни войны. Только зло,
причиненное в избытке отцу,
больно хлещет и теперь по лицу.
Преклонение, смятение и боль
продолжая перемалывать в соль,
в неуступчивой груди колотьба
гонит в рай на дармовые хлеба.
Распахну окно, за рамы держась,
крикну: "Отче!" - и замру, торопясь
сосчитать как много минет в ответ
световых непродолжительных лет.
А иногда он, напротив, проливается
тихим, согревающим душу светом:
Вмещает и даль с васильками и рожью,
и рощу с пыльцой позолот
тот - с самою кроткою Матерью Божьей
родительский тусклый киот.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 31-03-2010 00:39
Натэлла Болтянская

Половинка

От обеих линий бери сноровку,
Не дели себя острием ножа…
Половинка, выродок, полукровка,
Никому не должный принадлежать..

И пускай во мгле ничего не видно,
И пускай нет судей твоей вине
В Вавилонской башне, в котле плавильном,
Отыщи бездомную половину,
Ту, что кровоточит сильней.

Только на два делят глоток из чаши,
Если пьют, в ночи остужая жар.
И остыть объятьям, тебя зачавшим.
Не дели себя острием ножа

И пусть холод вечный крылом совиным
На любой атаке в твоей войне
А наличье тыла лишь давит спину,
И всегда заметнее половина,
Та, что кровоточит сильней.

Привыкай навечно к двойному грузу,
И, поскольку ты все равно чужак,
Избегай с любой стороной союза,
Не дели себя острием ножа.

Если нет связующей пуповины –
Ты свободен, значит, растешь в цене…
И пусть частой сетью тебя ловили,
Но не выловили и половины,
Той, что кровоточит сильней.

Отдели, что нужно. И по крупинкам
Собирай, обиды в себе держа.
Полукровка, выродок, половинка,
Не дели себя острием ножа.

Всех, кто близок к телу, родней зови, но
Никакому не доверяй вполне,
А чуть, что, сомнения отодвинув,
Принимай горчащую половину,
Ту, что кровоточит сильней.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 01-04-2010 17:15
О. Мандельштам

"В разноголосице девического хора..."

В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.

И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.

Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное - Флоренция в Москве.

И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне явление Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.

1916

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 01-04-2010 18:37
Владимир Маяковский


СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Пустота...
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом —
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина
то...
да се...
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.—
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов —
стали б
содержанием
премного одаренней.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.

Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом —
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит,—
где он,
бронзы звон
или гранита грань?—
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой —
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
— Не позволю
мямлить стих
и мять!—
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Это время —
трудновато для пера,
но скажите,
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово —
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.

Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.

1926

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 02-04-2010 00:06
Владимир Климов

тирероризм цветаевских поэз
тире — трагизм объятых ею бездн
и знакопрепинянча каждый звук
она переиначивает вслух
и вздох, и страсть, и крик
и пламень слез
и жар, и рай, и боль
неотвратимых звезд,
тиранящих тире, распятых запятых…
отточенных отточий точен штык…

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 02-04-2010 19:39
Поезд

Александр Галич

Памяти С.М.Михоэлса

Ни гневом, ни порицаньем
Давно уж мы не бряцаем:
Здороваемся с подлецами,
Раскланиваемся с полицаем.
Не рвемся ни в бой, ни в поиск -
Все праведно, все душевно...
Но помни: отходит поезд!
Ты слышишь? Уходит поезд
Сегодня и ежедневно.

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

А мы балагурим, а мы куролесим,
Нам недругов лесть, как вода из колодца!
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам -
Колеса, колеса, колеса, колеса...

Такой у нас нрав спокойный,
Что без никаких стараний
Нам кажется путь окольный
Кратчайшим из расстояний.
Оплачен страховки полис,
Готовит обед царевна...
Но помни: отходит поезд,
Ты слышишь?! Уходит поезд
Сегодня и ежедневно.

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,
Чтоб нашему раю - ни краю, ни сноса.
А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам -
Колеса, колеса, колеса, колеса...

От скорости века в сонности
Живем мы, в живых не значась...
Непротивление совести -
Удобнейшее из чудачеств!
И только порой под сердцем
Кольнет тоскливо и гневно:
Уходит наш поезд в Освенцим!
Наш поезд уходит в Освенцим
Сегодня и ежедневно!

Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй!

А как наши судьбы - как будто похожи:
И на гору вместе, и вместе с откоса!
Но вечно - по рельсам, по сердце, по коже -
Колеса, колеса, колеса, колеса!

1964

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 03-04-2010 16:06
Юнна Мориц

ВСТРЕЧА

Я выгляну в окно... когда-нибудь весною, -
И в мальчике худом, в его чертах лица
Узнаю - вздрогнув! - своего отца,
Его ключицы под рубашкою льняною.

В песочнице, с ведерком и совком,
Он будет печь рассыпчатые бабки,
Забрызгивая крошечные тапки
Весенним апельсиновым песком.

И нежной женщины крылатая рука
Вдруг позовет ребенка - он рванется,
Но, как бы что-то вспомнив, улыбнется
Улыбкой царской мне издалека.

И я прочту его благую весть,
И голубыми улыбнусь глазами, -
Он должен знать, что я смогла прочесть
Пути, не выразимые словами.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 04-04-2010 16:03
Нателла Болтянская

Предзимняя

Верных рыцарей слова так мало на свете,
И другие таланты сегодня в цене…
Это книжки, и только, а книжные дети
Побеждают отнюдь не во всякой войне.

Каленым мечом, а не жгучим глаголом…
Премудрости – оптом, за ломаный грош.
Противникам нашим – что Мастер, что – Воланд,
И томиком Бродского их не проймешь.

Будет слякоть в стране. И от этой погодки
Снова мокрые ноги и в туфлях вода…
Время ярких ушло, будто отпуск короткий.
Время тусклых вернулось, как было всегда.

Затянутся наледью окна проталин…
Нерадостен метод ошибок и проб…
Признайтесь, вы — нужные книги читали,
Но только по должности, а не взахлеб.

Сколько раз в суматохе меня не задело,
Не вздохну – на пороге большая беда…
Кто кричит «государево слово и дело»,
Тот погибших не станет считать никогда.

Что пульс? Не прервался, хоть выражен слабо...
Не слёзы, а колкая пыль из-под век.
Как жаль, что промчалась эпоха завлабов.
Как жаль, что пришел подполковничий век.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 05-04-2010 11:41
Булат Окуджава

Я ПИШУ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

В.Аксенову

В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо.
Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь как в туман
от пролога к эпилогу.

Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдергивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал.

Вымысел - не есть обман.
Замысел - еще не точка.
Дайте дописать роман
до последнего листочка.
И пока еще жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке:

каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит,так и пишет,
не стараясь угодить...
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить.

1975

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 07-04-2010 21:18
Юлий Ким

Подражание В. Высоцкому

Мороз трещит, как пулемёт
Трещит над полем боя,
И пять машин, как пять собак,
Рычат и жаждут крови,
И добровольный опервзвод
Стоит уже конвоем -
Им только б знак - а знак и так
Сорваться наготове!

Там за стеною ставит суд
Законы вне закона.
Корреспонденты в стороне
Внимательно нейтральны.
И горстка граждан жмётся тут,
Как зеки в центре зоны,-
Пришли за правду порадеть
И крест принять опальный!..

На тыщу академиков и член-корреспондентов,
На весь на образованный культурный легион
Нашлась лишь эта горсточка больных интеллигентов,
Вслух высказать, что думает здоровый миллион!

Вот бывший зек стоит себе,
Ногой колотит ногу,
А вот полковник КГБ
Ногой колотит ногу,
Вон у студента, у врача
Отец замёрз на БАМе
А у того, у стукача
Зарыт под Соловками.

И вот стоят лицо в лицо,
И суть не в поколеньях:
Не сыновья против отцов,
А сила против правды!
Видать, опять пора решать,
Стоять ли на коленях
И в Соловки нам поспешать
Иль в опер-лейтенанты...

Ах, как узок круг этих революцьонеров!
То-то так легко их окружили во дворе!
И тоже - вне народа, и тоже - для примера,
И дело происходит тоже в старом декабре...

1968

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 10-04-2010 21:32
Ю.Визбор

"Серега Санин"

С моим Серегой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке.
Жуем мороженое с ним без остановки
В тайге мороженое нам не подают.

То взлет, то посадка,
То снег, то дожди.
Сырая палатка и писем не жди.
Идет торопливо в распадок рассвет.
Уходишь? Счастливо!
Приходишь? Привет!

Идет на взлет по полосе мой друг Серега,
Мой друг Серега, Серега Санин.
Сереге Санину легко под небесами,
Другого парня в пекло не пошлют.

То взлет, то посадка,
То снег, то дожди.
Сырая палатка и писем не жди.
Идет торопливо в распадок рассвет.
Уходишь? Счастливо!
Приходишь? Привет!

Три дня искали мы в тайге капот и крылья,
Три дня искали мы в тайге Серегу.
А он чуть-чуть не дотянул, совсем немного
Не дотянул он до посадочных огней.

То взлет, то посадка,
То снег, то дожди.
Сырая палатка и писем не жди.
Идет торопливо в распадок рассвет.
Уходишь? Счастливо!
Приходишь? Привет!

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 11-04-2010 18:24
Иосиф Бродский

НАТЮРМОРТ

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

1

Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

2

Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

3

Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

4

Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

5

Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

6

Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

поднося, хоть дышу,
эеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

7

Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

8

Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

9

Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

10

Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 11-04-2010 18:27
Иосиф Бродский

Сретенье

Анне Ахматовой

Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взоров небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу; но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему,
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: "Сегодня,

реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
дитя: он -- Твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем." -- Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. "Слова-то какие..."
И старец сказал, повернувшись к Марии:

"В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око".

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шел молча по этому храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.
Лишь голос пророчицы сзади когда
раздался, он шаг придержал свой немного:
но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.
И дверь приближалась. Одежд и чела
уж ветер коснулся, и в уши упрямо
врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою

как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
1972год

Академик
Группа: Администраторы
Сообщений: 12558 		Добавлено: 15-04-2010 23:02
ЕВГЕНИЙ КРОПИВНИЦКИЙ

У забора проститутка,
Девка белобрысая.
В доме 9 — ели утку
и капусту кислую.

Засыпала на постели
Пара новобрачная.
В 112-й артели
Жизнь была невзрачная.

Шел трамвай, киоск косился,
Болт торчал подвешенный.
Самолет, гудя, носился
В небе, словно бешеный.
1944

Страницы: << Prev 1 2 3 4 5  ...... 29 30 31  ...... 312 313 314 315 Next>> ответить новая тема
Раздел: 
Театр и прочие виды искусства -продолжение / Курим трубку, пьём чай / СТИХИ О ЛЮБВИ

KXK.RU