Игорь Колесов публикует

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- Курим трубку, пьём чай Интересная режиссура Стихи,которые сочиняют форумчане Публикации Виртуальный кинотеатр Льва Савицкого Театр и прочие виды искусства -продолжение / Публикации / Игорь Колесов публикует

Страницы: 1

Автор	Сообщение
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 13-12-2010 12:05
	ПЛАН ТЮРИНА. Ветер колыхнул неброские казенные шторы, и апрельский солнечный заяц сплясал премьерный танец на свежевыкрашенном плинтусе. Тюрин потянулся и продолжил работу. Планировать мероприятия - любимое занятие Вениамина Иссидоровича, его страсть, хобби, то, что, по его мнению, у него лучше всего получается. В недавнем прошлом ответственный партработник директор боготворил плановое хозяйство, подчеркивающее значимость номенклатуры. Сегодня необходимо отправить съемочной группе областного телевидения план проведения ленинского субботника. Сюжет для репортажа предлагаемый Тюриным, без сомнения должен был быть отобран для показа. «Ровно в 12.00», написал Тюрин, « приезд съемочной группы», и, закатив глаза, представил свое изображение на экране телевизора. Свистнула синица. Тюрин, встрепенувшись, продолжил: «Завхоз забрасывает в грузовик куски шифера. До этого школьный грузовик объезжает территорию и дворничиха, находясь на кузове, собирает и складывает мешки с мусором, собранного учениками». Представив пышнотелую дворничиху Люсю в тесном черном халате, старый холостяк тоскливо посмотрел в окно на державшуюся за руки парочку. «Мдааа», протянул директор и, наклонившись над столом, написал в скобках: «Дворничихе понадобится метла, для того чтобы подмести кузов после выгрузки». « Заместитель председателя совета дружины Потапчик слезает с крыши и докладывает директору о завершении работ. Звучит бодрый марш и гостей приглашают на замечательную (на его взгляд) инсценировку о летчике - истребителе, бежавшем из немецкого плена, подготовленную школьной самодеятельностью. Завершается мероприятие посещением школьного музея, который имеет раритеты в виде военных трофеев, подаренных школе завхозом. Работы были почти завершены. Потапчик, как и предполагалось, был направлен с завхозом на самый ответственный участок - крышу, для замены прохудившегося листа шифера. Завхоз, коренастый и еще достаточно крепкий дед лет семидесяти пяти, одевал свой фронтовой шлем командира танка только раз в год на ленинский субботник. Не смотря на протез послевоенного образца, состоявший из полой трубы и шарообразной резиновой основы, он был необычайно подвижен и ловок. Стасик (так звали Потапчика), взобрался по лестнице под самую крышу чтобы затянуть на неё обвязанный веревкой шифер. Терентич страховал снизу, поддерживая лестницу. Лицо тщедушного Стасика стало пунцовым от натуги. Буксанув пару раз на сучках, груз медленно пополз вверх. Если бы крыша была на пару метров ниже, лестница соответственно короче, а завхоз не поскупился на крепкую веревку, даже этот заморенный Пьеро, Станислав Франциевич, справился с работой. Но это если бы... Она порвалась, когда лист шифера отделяли от обессилевшего Потапчика сантиметров 5-6. Загремев вниз, лист сбил с ног завхоза и накрыл его с головой. Перед глазами Терентича за несколько секунд промелькнули Финская компания, Халкин Гол и Курская дуга. Разгоряченного работой Станислава пробил холодный пот. Взгляд расфокусировался от навернувшихся слез, а молчание героя трех войн казалось бесконечным. Тем временем первая жертва субботника пришла в себя. Голос из под листа зазвучал гулко и не внятно. Общий смысл сказанного был примерно следующий : «Как жаль, что веревка порвалась, и мы не смогли с тобой, дорогой Станислав Франциевич закончить такой важный для нашей школы процесс замены прохудившегося шифера на новый». Произнеся это, он медленно вылез и, выпрямившись, с участием и пониманием посмотрел на помощника. Зная характер завхоза, Потапчик попытался запрыгнуть на крышу, оттолкнувшись от верхней ступеньки лестницы, но сил хватило только на то, чтобы зацепиться за дыру в шифере и повиснуть, беспомощно дрыгая ногами. Лестница стала медленно заваливаться вниз. Терентич хромая рванул от нее, почему - то, по прямой и прежде чем та упала, пробежал расстояние равное половине ее длины. На этот раз ему относительно повезло, голова угодила в проем между ступеньками и лестница, плавно раскачиваясь, повисла на могучих плечах. Если бы братья Райт увидели получившееся сооружение в детстве, эра авиации началась раньше лет на двадцать. Вся конструкция напоминала собой этажерку времен первой мировой без одного шасси. Сооружение трясло мелкой дрожью. В купе с перекошенным лицом «пилота» и медленным разворотом вокруг своей оси в сторону крыльца, можно было легко представить, как подбитый пилот, проявляя чудеса героизма, продолжает стрелять из крупнокалиберного пулемета. В это время, заправившийся в школьной столовой щами и гороховой кашей, директор школы, с портретом изобретателя субботников в руках, вышел взглянуть на процесс ремонта, а заодно и повесить на стенд портрет, к приезду телевизионщиков. Получив, разогнавшейся в результате центробежной силы лестницей в выпиравший живот, он издал специфичный и протяжный трубный звук, не обращаясь к услугам голосовых связок, рот же напротив, открывался бесшумно, но по артикуляции и без сурдоперевода легко угадывались популярные в народе слова и выражения, общий смыл которых сводился к объяснениям, о том, каким образом и при каких обстоятельствах он общался со всеми родственниками Потапчика до седьмого колена и им самим. Согласно физическому закону, по которому тело, движущееся с постоянной скоростью по окружности, движется с ускорением, поскольку все время меняет направление (mv2/r), край лестницы разогнался настолько, что препятствие в виде Вениамина Иссидоровича его не остановило. Плохо почувствовав себя после удара, доблестный представитель администрации уныло улегся на влетевшее в него «крыло». Историчка, протиравшая подаренную школьному музею Терентичем трофейную эсэсовскую каску, выглянув из окна на шум, ахнула и выронила ее из рук. Так как окно находилось прямо над пролетающим директором, она не достигла земли, а мягко приземлилось ему на голову. В тайне влюбленная в директора дворничиха, в попытке уравновесить вращающуюся лестницу, спрыгнула на другой ее конец, с кузова школьного грузовика. Его борт по заданию того же Вениамина Иссидоровича был открыт, для того, чтобы она, как вы помните, могла подмести кузов после выгрузки мусора. Терентич все быстрее переставляя ноги, продолжал вращаться. Одинаковый вес директора и дворничихи (по 95 кг), позволял сохранять равновесие и ускорение конструкции. Пионервожатый, а по совместительству массовик- затейник и диктор школьного радио, практикант Вася Мясоедов, включил, как и приказал директор, ровно в 12. 00 громкую связь и из динамиков на весь двор зазвучал «Авиамарш» Германа: « Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор...». Руководитель съемочной группы областного телевидения, подъехавшей прямо в разгар этой вакханалии, благодарил провидение за то, что они успели к обещанному выступлению школьной самодеятельности. Конечно, не всё в инсценировке было понятно и, кое - что, как предположили журналисты, имело иносказательный смысл. Например, зачем эсэсовец, пытаясь остановить угоняемый, видимо пленным красноармейцем-летчиком, фашистский самолет, одновременно держал на вытянутых руках портрет Ильича, откуда он его вообще взял и каким образом этому пленному, разрешили носить в лагере медаль за взятие Кенигсберга. Что касается ведьмы с метлой, восседающей на противоположном конце крыла, то она вполне вписывалась в концепцию и, по всей видимости, олицетворяла близкий конец третьего Рейха. Летчик хоть и был староват для своей роли, компенсировал возраст отличной игрой. Вытаращенные глаза и звериный оскал говорили о решимости бороться до конца за свободу, Родину и Сталина. Фриц, ударившись задом о борт ГАЗа, жалобно застонал, но продолжал держаться за крыло и только рухнувший, откуда - то сверху, пионер - герой, таки добил мерзкого фашиста. Показанный по местному телевидению сюжет был признан лучшим, а все участники «инсценировки» поощрены грамотами райкома комсомола, несмотря на то, что она напоминала Меерхольдовский стиль, о котором, к счастью для «постановщиков», партаппаратчики представления не имели. Вениамин Иссидорович после излечения попросился на пенсию и сделал предложение дворничихе Люсе. Терентич уселся за мемуары. Потапчик попросился к нему корректором, и хотя в начале был послан на все субботники одновременно, со временем получил согласие. В последствии, не смотря на разницу в возрасте, их соавторство вылилось в крепкую мужскую дружбу. Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 13-12-2010 12:05
	Черная баня Шшшшшшшш, дз, дз, дз, дз, хыр, хыр, хыр, хыр... Оленья упряжка, звеня бубенчиками, мчалась по заснеженному льду реки, как по обледеневшей взлетной полосе. Снег не был белым. На морозе, в солнечную погоду, он искрился разноцветными огоньками. Огоньки эти летели из-под копыт и кололи замерзшее лицо. Будто нарисованный щедрой рукой ребенка, огромный малиновый диск солнца висел на голубой шторе неба, спущенной до горизонта и уходящей светлея вверх. Из груди Потапчика вырывалось облако восторга. Агитбригада самодеятельных артистов районного ДК, в составе Тюрина, Потапчика и Терентича была направлена со своей программой в оленеводческие и прочие совхозы дальних сел и деревень района. «Припечёрские гастроли» этого коллектива - итог победы в областном конкурсе самодеятельности. Героям постановки о пленном летчике предстояло поднять трудовой порыв колхозников работавших в условиях «рискованного земледелия» и тундры. Транспорт - три оленьи упряжки - предоставил колхоз «Красный оленевод». Стас, так звали Потапчика, на оленях ехал впервые. Выданная оленеводами малица хранила тепло, а пимы, не смотря на третий час путешествия, не давали замерзнуть ногам. Нарты плавно скользили полозьями по еле заметной колее. Справа, окаймляя крутой берег реки Изьвы, протянулась полоса тайги, почти такая же белая как склон. Только виднеющиеся из под снега, растопыренные еловые и сосновые ветви, добавляли свой сине-зелёный цвет в скромную палитру зимних красок Пармы, напоминая, что в их жилах - ксилемах и флоэмах, не застывает янтарная кровь - смола. Вместе с агитбригадой, на отдельных санях, ехал журналист с зычной фамилией Пердонов, командированный республиканской газетой «Северянин». Овчинный тулуп был тесен и коротковат статридцатикилограммовому корреспонденту. Габариты представителя прессы явно не вписывались в стандарты мужского населения местных широт. Оленевод время от времени оглядывался и подбадривал основательно замерзшего пассажира, на непонятном ему языке коми. Их сани отстали, и это обстоятельство беспокоило Петра. Только к вечеру, первые две упряжки, въехали в деревню. Выскочивший из здания канторы председатель проводил к небольшому, но добротному дому у реки. Хозяйка, миниатюрная старушка из раскулаченных еще в двадцатые и высланная на север откуда то с юга бескрайней крестьянской России, с медалью «За добросовестный труд» на пиджачке, махала в сторону черной бани, которая как потухший уголек на куче ваты, примостилась на снежной целине. «Сыночки, мабудь продрогли? Давайте сей момент в баню, уж темнет, а опосля осьми никак нельзя, банник с банницей (мифические существа, по языческому поверью обитающие в банях) обозлятся, опосля осми банька ихняя, пойдешь бяды не оберёсси!» Побросав в доме верхнюю одежду, продрогшая троица побежала в баню. Раздевшихся в предбаннике и вошедших внутрь гостей, поразила огромная бронзовая дверная ручка, в свое время отодранная ( экспроприированная) с ворот купеческого дома в Изьве и умело, наискосок приделанная к небольшой двери с обратной стороны. Бывалый Терентичь, ополоснув полку, поддал жару. Тюрин присел. Дышать было трудно дым и поднявшийся пепел ели глаза. Ну а снявший очки Потапчик перестал что либо видеть еще в предбаннике. Раздав веники, фронтовик провел краткий инструктаж: «Быстро паримся и закаляемся, чтоб до восьми управились, я хоть и не шибко суеверный, но бабка не зря предупредила за банника». Упряжка Пердонова подъехала к деревне уже к восьми вечера. Не заходя в дом, он, по совету оленевода, сразу направился к бане и протиснувшись в двери занял практически все свободное пространство.Броуновское движение моющихся продолжалось минут пять. Наконец гигант печатного слова, согнувшись и упираясь затылком в потолок, разместился на полке. Остальные, уже помывшись, получив изрядную порцию пара, по команде Терентича, с визгами и криками «банзай», ринулись наружу. Еле развернувшись, как циклоп в своей тесной пещере, Петр, решил пойти за ними. Не знавший об этом Потапчик, не оборачиваясь изо всех сил треснул по двери ногой, дабы из бани не «уходил» пар, забыв, что та закрывается изнутри. В это время Пердонов, который мог находиться в ней только наклонившись под прямым углом, развернулся к дверям ровно в то мгновенье когда разогнавшаяся бронзовая рукоять неслась ему навстречу. Потапчик не обратил внимание на звук, который издало бездыханного тело упавшего Пардонова, приняв его за стук захлопнувшейся двери. Пётр получив между глаз бронзовой рукоятью, впал в коматозное состояние. Оставив свое могучее тело, он медленно воспарил над баней и безучастно, что естественно, наблюдал как резвятся в снегу раскрасневшиея от пара артисты самодеятельности. Упав на снег Терентич тряс задранным вверх обрубком ноги, Потапчик бодро скакал вокруг него забрасывая снежками орущего нечеловеческим голосом Тюрина. Пердонов еще немного поплавав у трубы уже было собирался покинуть этот жестокий мир, но обида на Потапчика и досадные обстоятельства, решительно вернули его в тело. В это время бабка позвала на ужин. Забежав в предбанник, и быстро одевшись, Тюрин и Терентич ушли в дом. Стасик, решив на последок еще раз ополоснуться, с силой пнул заклинившую от пара дверь, как раз в то время, когда вернувшийся в тело Пердонов, наученный горьким опытом, поменяв тактику, но так же согнувшись, осторожно, маленькими шажками, снова двигался к выходу, но на этот раз задом. Потапчик услышал хруст, похожий на тот, который издаёт лежащая на земле сухая толстая ветвь, когда на неё наступят решил развить успех. Второй удар, с короткого разбега, после которого раздался треск расщепленного молнией дерева, так же не принёс результата. Оставив бесполезные попытки, он натянул брюки, запрыгнул в пимы и посеменил к хате. Дверь, как вы уже догадались, не открылась по той причине, что ее «ручка» со второй космической скоростью врезалась в плавно плывущий ей навстречу, копчик Пердонова...Петр и раньше испытывал боль, вернее до этой секунды думал, что испытывал. Во время этой исторической, эпохальной стыковки, за доли секунды, его представления о боли перевернулись в сознании, изменились кардинально, вышли на доселе неведомый, космический, всевселенский уровень, подарив новые ощущения, которые он пронесет через всю оставшуюся жизнь, а строчки из комсомольской клятвы о том, что и под пытками он не выдаст товарищей, предстали перед ним в совершенно необычном, угрожающем свете. В глазах снова потемнело, а боль через позвоночник, волной, накрыла всю его сущность...Очнувшись, весь черный от сажи и копоти журналист медленно развернулся и осторожно открыв дверь вышел «на воздух». Бабуля выйдя из хлева, не заходя в дом пошла закрывать баню, ничего не зная о четвертом госте. Подойдя к двери и наткнувшись на два черных столба, медленно задирая голову все выше и выше и наконец целиком увидев огромное, вымазанное копотью и от этого совершенно черное существо с фиолетовым рогом между глаз, она пошатнувшись и тихо промямлив: «Банник», стала плавно валиться на Петра. Пердонов обняв падающую старушку, замер в нелепой позе, подобной той которую занимает тяжелоатлет перед рывком... Выглянувший из хаты председатель колхоза, увидев соблазнённую приезжим извращенцем восьмидесятилетнюю труженицу тыла, резко захлопнул дверь, забыв, при этом, убрать с лица, приготовленную для важного гостя доброжелательную улыбку. Шок и трепет, вот что испытал видавший виды селянин, но скандал на весь район и так отстающему по всем показателям колхозу, был совершенно некстати... Когда хозяйка наконец пришла в себя, а Пердонов отошел от болевого шока и его уговорили не убивать Потапчика хотя бы до конца гастролей, гостей усадили ужинать. Тушенная в горшке с картошкой и грибами оленина источала невыносимо аппетитный аромат и таяла во рту. Пердонов с перевязанной головой, сидя на подложенной бабкой мягкой подушке от оленины отказался. Попивая маленькими глотками сладкий отвар из морошки, он мысленно обдумывал первые строчки своего очерка. Никто не заметил, да и не мог заметить, как у края стола, незаметно, примостилась необычная пара - обросшие с ног до головы темными волосами, росточком около метра мужичек и бабёнка, с расписной шайкой и огромными, почему то еловыми вениками, в не по росту крупных, порсших мхом ладонях. Время от времени они о чем то перешёптываясь и хихикая поглядывали на вернувшегося из бани «опосля осьми» журналиста. Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 30-12-2010 12:29
	ТАНЕЦ ОЛЕНЕВОДОВ Потапчик опоздал на репетицию. Выпуклые линзы очков, подретушированные дорожной грязью, в купе с затёртыми дерматиновыми перчатками до середины локтей, делали его похожим на гонщика-мотоциклиста начала века. Перед дверями в «танцкласс», заняв всё пространство между косяками и подперев мощные бока, стояла, сама Октябрина Маевна Щищпелева. «Лок, пыр»,1* сипло проворчала заслуженный работник культуры, бессменный, в течение почти сорока лет, хореограф - народник Изьвинского ДК. «Мун, сут. А ин и сут, миме кэрьен пащтащ».2* Потапчик проворчал, что-то вроде «нихт ферштейн», но после того как она швырнула ему с порога костюм оленя, смысл сказанного понял и без переводчика с коми. После показа «инсценировки» о пленном лётчике по коми телевидению и шедевре, вышедшим из под пера Пердонова, о «Печорских гастролях» (напечатанного в «толстом» журнале и положившего начало его писательской карьере), популярность Стасика бежала по деревням и сёлам района, размахивая сотканным из нелепых совпадений и слухов, стягом. Мимо неё не могла пройти и администрация ДК, включившая Потапчика в состав, наспех сколоченного, за месяц до праздничного концерта, посвященного неумолимо приближающейся шестидесятилетней годовщине «Великого Октября», хореографического коллектива. Танцевальная группа из старшеклассников и «рабочей молодёжи», под чутким руководством Октябрины, готовила танец оленеводов. Потапчик, которому была доверена почётная миссия - изображать оленя, единственного в композиции, в отличие от пастухов, которых было десять, вынужден был по окончании совместных репетиций, оттачивать свои па дополнительно. Время от времени ему составлял компанию одноклассник Наум Шварцман. Последний «танцевал» не лучше остальных, но вызвался солировать, уверенный, что он и только он, справится с нелёгкой ролью главного пастуха - оленевода. То, что Наум, в малице и с арканом, больше напоминал агента «Массад», засланного в Заполярье для поимки скрывающегося там от правосудия, в костюме оленя, ветерана зондер - команды, за которого вполне мог сойти долговязый Стасик, Щищпелеву не смущало. Коротковатый и тесный костюм северного оленя облегал тело так, что дышать можно было только через раз. Плотный капюшончик сжимал голову, отчего дужки роговых очков впивались в череп, но без которых, как вы помните, наш герой видел только смутные силуэты. Отлично дополняла композицию и вновь пригодившаяся эсэсовская каска, выпрошенная Щищпелевой у заведующей школьным музеем. Обтянутая коричневым плюшем и увенчанная настоящими, тяжёлыми и ветвистыми оленьими рогами, она придавала законченный вид костюму, при виде которого Диор, Кутюр и Винтер изошли бы слюной. И, тем не менее, во время прогонов Стасик представлял собой жалкое зрелище. Страдание на его лице, вернее, согласно роли- морде, было настолько искренним, что у зрителей не должно было остаться сомнений - это потенциальный обед находящихся на сцене оленеводов, в виде строганины, студня, жаркого и других безумно аппетитных, национальных блюд изьватасов*3. Аккомпаниатор Иван Пуюров, не менее заслуженный работник культуры, написавший музыку к танцу, разминал пальцы перед тем, как растянуть меха баяна. Слегка дрожавшие руки говорили о том, что репетиция будет неполноценной, если композитор срочно не отлучится к директору на летучку, обсудить результаты вчерашней планёрки. Пуюров- самородок земли Изьвинской, наполнялась душа его с самого раннего детства красотой и величием коми края, пел ему север песни свои, а он щедро дарил их землякам. Но «песни севера» гораздо чаще приходили во время дружеских посиделок с давним приятелем - директором ДК Кимом Каневым. И чем больше новых мелодий удавалось услышать Пуюрову накануне, тем, к сожалению, сильнее дрожали руки во время утренней репетиции. Наступил день премьеры. Зал ломился. Танцоры, имея за плечами немалый, почти трёхнедельный хореографический опыт, тем не менее, изрядно волновались. Щищпелева, решив взбодрить воспитанников, поводила внушительным кулаком перед носом каждого, произнеся полушёпотом напутственное: « Виджед менам, ас кинам джагеда»*4, чем ввела их в ещё больший и окончательный ступор. Непередаваемое волнение и душевный подъём испытали присутствующие в зале односельчане, когда исполнители премьерного танца высыпали на сцену и в диком хороводе, с хореями на перевес, помчались по кругу. Ни тени улыбки на побледневших лицах. Скованные движения артистов самодеятельности напоминали скорее ритуальные пляски североамериканских индейцев, чем задорный танец коми-оленеводов. Резонанс внёс выскочивший на сцену «олень», который, мгновенно потеряв ориентацию, вместо того, чтобы бежать перед группой, с той же скоростью помчался в обратном направлении. Приняв мужественное решение, снять перед выходом на сцену невыносимо давящие на виски своими дужками очки, практически ослепший Стасик, столкнувшись с несколькими танцорами, и сбив с ног вставшего на его пути оленевода-солиста, весело помчался « в свою страну оленью», где, как известно, «сосны вьются в небо», а так же «быль живёт и небыль...», чем вызвал первые робкие аплодисменты, от сидевшего в первом ряду, руководителя изьвинского отделения всесоюзного общества охраны природы. Резвый бег северного Бемби продолжался недолго, так как «страна оленья», по всей видимости, благодаря задумке постановщика, находилась где - то совсем рядом, скажем, в районе оркестровой ямы, в кою, изменив вектор движения после столкновения с оленеводом-убийцей и свалился, хоть и основной, но в то же время совершенно несчастный представитель фауны редкоземельной тундры, с грохотом проломив припрятанный директором антикварный шкаф, для выноса оного в то время, когда... «звёзды, в даль плывут по синим рекам»... Дикий хохот в зале мог сбить с рабочего ритма любой танцевальный коллектив, но только не эту мужественную десятку. Не меняя выражения лиц, простые сельские парни, вопреки своей воле ставшие участниками этого действа, продолжали скакать по кругу. Смех начал было стихать, однако Потапчик, решивший, что оставаться в «яме» для комсомольца безответственно, попытался взобраться на сцену. Вначале появились рога, что снова оживило зал. Впрочем, это всё, что успели увидеть зрители. После того, как он с криком «блин», вторично рухнул в своё «логово», окончательно доломав «директорский» шкаф, от истеричного смеха не стало слышно музыки. В это время, пришедший в себя «оленевод-агент «Массад», кровожадный убийца несчастных парнокопытных», пытаясь предотвратить провал, начал импровизировать, метая аркан не в Потапчика (что было невозможно ввиду его отсутствия на сцене), а за кулисы, где, как мог предположить прозорливый зритель, находилось целое стадо оленей. Не имея пастушьего опыта, он с первого же броска накинул петлю на собственную шею, и ловко затянув, начал с вытаращенными, как у воина Маори во время исполнения Хаки, глазами, бродить по сцене, пытаясь освободиться. С этого момента Наум перестал беспокоиться за судьбу премьеры. Перед ним встала более простая и ясная задача - выжить. Зал стонал......(п а у з а)................... Остальные участники действа, не обращая ни малейшего внимания на «солиста», продолжали обречённо скакать по кругу...(п а у з а)................................................................................. Потапчик, на слабеющих руках, совершал последнюю попытку влезть на сцену. Обречённо загремев вниз на обломки бесценной мебели, он было затих, но движимый долгом, вновь начал подавать признаки жизни. Частнособственнический инстинкт Канева таки заставил его спрыгнуть в яму, дабы прекратить попытки Стасика продолжать выступление и окончательно лишить шкаф последнего шанса быть отремонтированным. Возня и крики, доносившиеся оттуда, «говорили» о том, что Станислав решительно принял неравный бой. Из «убитого» зала, сквозь стоны и похрюкивания, доносились еле слышимые, поддерживающие возгласы: «Держись друг!», «Олень, не сдавайся!». А Потапчик и не собирался сдаваться, ведь следующим номером должен был быть сюрприз, готовившийся в тайне от всех: ещё один танец, под трогательным названием «Сударушка», где вся группа танцевала с девушками, а он, как человек ответственный, не мог себе позволить подвести партнёршу... 1.Иди, заходи (пер. с коми (Ижемский диалект)) 2.Иди, вставай. А и не вставай, сразу переодевайся в оленя. 3.Изьватасы - Коми-ижемцы. 4.Смотри у меня, собственными руками удавлю. Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 25-02-2011 13:02
	Демонстрация «Утро красит, нежным цветом...». Света продолжала крутить ручку радиоприёмника, увеличивая громкость. Эта песня звучала из него по утрам, в ноябрьские и майские праздники столько, сколько помнил себя Стасик, и уже рефлекторно поднимала настроение. Потапчик потянулся, раздвигая руки. Еще немного и они бы упёрлись в стены, но неожиданно замерли и резко опустившись, повисли. Он надел очки и повернув голову в сторону сестры, залюбовался. Утро действительно красило нежным цветом недавно побеленную узкую печь, белую дверь в смежную комнату и сестру, стоящую у приемника в светло - голубом приталенном платье. Она жмурила глаза, пытаясь разглядеть брата. - Вставай, Шварцман уже звонил. -Чё хотел? -Громыко с Косыгиным должны были подсохнуть. К десяти их надо забрать со склада. -Пусть забирает, он за них ответственный. Я несу Подгорного. -А Косыгина кто? -Не помню, кажется, Суслин. - Нет, Суслин, Суслова. Сам вызвался. -А ты? -Я Шеварднадзе. -Тебе легче, я третий год таскаю и не могу запомнить кто этих из троих Подгорный, а спросишь, из комсомола попрут. -Каких троих? -Косыгина, Громыко, Подгорного. - И Д,Артаньяна! Как ты их выдавать будешь, председатель совета дружины! -Няма знает всех в лицо, он и будет выдавать. -Да твой Няма, в прошлом году, вместо Брежнева, какого-то Черненко перерисовал в большом формате и выдал, как велели, историку, хорошо тот уже с утра плохо соображал, а остальные не обратили внимания. -Исключение подтверждает правило! Стасик бодро вскочил и, выпятив грудь, высоко задирая колени, замаршировал к умывальнику. Вчера они с Наумом и Терентичем, выполнили важнейшее предпраздничное задание третьего секретаря райкома Гофнова - сколотили вместе со строительной бригадой ПМК трибуну и подготовили со скульптором Кузьбэжевым памятник вождю мирового пролетариата к открытию, приуроченному к первомайской демонстрации. Родители Кузьбэжева не вернулись из Воркутлага. С семи лет, Ноябрин, а именно такое необычное имя дал будущему скульптору отец, воспитывался в детдоме, где ему объяснили, что мама с папой, вовсе и не мама с папой, а враги всего советского народа. Ребёнку трудно было понять, когда у двух ленинградских учёных - биологов, почти круглый год находившихся в экспедициях, нашлось время завербоваться в английскую разведку, стать наймитами мирового империализма и кровавыми убийцами. И только трижды, публично, при вступлении в октябрятскую, пионерскую и комсомольскую организации, отрекаясь и клеймя их позором, точно по тексту подготовленному старшим воспитателем, где всё доступно объяснялось, он... Впрочем, и после многократных отречений, вопросы у него оставались, но Кузьбэжев их никогда никому не задавал. Тридцатого апреля, к полудню, бригадир Семён Филиппов, как и вся его передовая бригада, был в «зюзю». Когда пролетарии ушли на обед, он заснул, согретый майским солнышком на мостках, поверх которых и возводили трибуну для секретарей, ответственных работников райкома и, конечно, почётных гостей. Самым важным, среди них, был министр культуры Республики Жеребцов, курировавший открытия памятников Ильичу. Это, по всей вероятности, была его последняя праздничная командировка «по случаю», т.к. жители остальных девятнадцати районов уже имели подобные изваяния в своих райцентрах. Почти половина пола трибуны была готова. Семён переполз в тень и, оказавшись в тесном, но уютном пространстве между дощатым щитом и мостками, забылся далеко не здоровым, но крепким сном. Члены бригады, после обеда, на внеплановую работу выйти уже не смогли. Шварцман с Потапчиком Семёна не заметили и, доколотив доски в основание трибуны, пошли помогать Терентичу подстраховывать Кузьбэжева, чьё состояние тоже желало быть... Наконец леса были сняты, и он, прогнав помощников, а так же приставленного постового милиционера, остался стоять один на приставной лестнице. «Вон плебеи! Таинство последних штрихов имеет право созерцать лишь сам ваятель» - орал член союза художников, запахивая полотна ткани. И напрасно. Не рассчитав сил во время потребления основного продукта питания рабочих ПМК, в равном с ними количестве, «узник совести», окончательно перестал осознавать реальность. Выпятив нижнюю губу и скрестив руки на груди, Ноябрин ещё раз внимательно осмотрел своё творение. Забыв снять ведро с остатками краски, которое для удобства повесил на вытянутую руку скульптуры организатору и руководителю первого в мире государства рабочих и крестьян, Кузбэжев торжественно спустился вниз. Немного постояв в задумчивости, он, вытянув руки по швам, вперёд лицом, с торжественным (по случаю) выражением лица, за долю секунды, принял положение, параллельное, наполненной водой и весенней грязью канавке, почти без брызг, как это получается у ныряльщика, получившего высший балл на состязаниях, по прыжкам в воду с трамплина… Колонну трудящихся легким шлейфом окружал аромат из смеси всей, отнюдь не изысканной виноводочной продукции, завезённой накануне в продуктовые магазины сельпо. В руках они держали жизнеутверждающие плакаты и лозунги. Старшеклассники и учителя, «ответственные» за членов Политбюро, несли соответствующие портреты. Учащиеся младших классов махали красными флажками и привязанными к их древкам, разноцветными шарами. Историк, уже третий год, гордо держал над головой, на ноябрьской и майской демонстрациях, гибрид Брежнева и Черненко. В виде Черненко с густыми брежневскими бровями, в мундире генералиссимуса, на котором висели все, причём неоднократно продублированные, ордена государства и пять(!) звёзд героя. Колонна приближалась к трибуне. Мясоедов заметил, что из трёх установленных им микрофонов, на подставке, перед счастливыми лицами местных «небожителей», стояли только два. Третий упал и лежал где-то у их ног. « Ничего страшного», - подумал Вася, «Даже если он не отключился, там нет источника звука». Но источник, увы, имел место быть. Вернее потенциальный источник, в виде крепко спавшего Семёна Филиппова. Жеребцов прокашлялся в кулак и, подняв просветлённое лицо, с легкой дрожью в голосе, начал читать тщательно подготовленную и утверждённую в соответствующей инстанции, речь: «Дорогие товарищи! Коммунистическая партия Советского Союза во главе с политбюро ЦК, наш народ, наше крестьянство, рабочий класс и трудовую интеллигенцию…». В это время проснувшийся от шума Семён, ничего не видя в кромешной темноте, вытянул руки перед собой и, нащупав свежеструганные доски, моментально осознал происходящее. Ужас, охвативший бригадира, змеёй заполз за шиворот, солитёром присосался к печени и, полыхнув жаром, покрыл липким потом короткий без единой морщины лоб. Широко открыв рот, как только что вытащенный из воды карась, он, через какое то время, наконец, вновь приобретя способность издавать звуки, включая, в том числе, членораздельную речь, завопил леденящим душу голосом: «П-а-ха-ра-ни-ли, жи-вьём па-ха-ра-ни-ли, су-ки!!!» Микрофон, висящий над полом, добросовестно донёс звук до динамиков. «Инннтттелллеггенннци-ци-ци-юю»,- впервые в жизни заикаясь, пробормотал Жеребцов. «За-гу-би-ли ни-за-что ублюдкииии!!!», - продолжал орать «заживо погребённый». Жеребцова заклинило: «Нннааарродд, ккрестьянннство, инннтили-тили». «Пааааа-хаааа-раааа-ни-ли!!!» - орал Семён. Несколько минут Жеребцов с Филипповым продолжали информировать собравшихся о том, кто похоронил лучших представителей народа и кем они после этого являются, а находящиеся на трибуне с ужасом глядя на динамики, прощались с должностями, карьерой, а наиболее информированные, со свободой. Наконец Жеребцов начал приходить в себя и тихо, но снова в микрофон, произнёс: «Диверсанты». «Сволочи!!!» - донеслось из «преисподней». То тут, то там, наиболее возрастные старушки стали креститься, плевать через плечо или вспоминать молитвы. Семён, услышав голоса земляков, начал напрягать память, но ничего, более - менее вразумительного, она ему не предложила. Достав спички, он попытался осветить пространство. Уже почти догорев, спичка выпала из дрожащих пальцев. Обработанный гудроном венец трибуны занялся огнём. Буквально через секунду, из-за спины несчастного Жеребцова, повалил чёрный дым. «Бей нечистого»,- пропищала местная блаженная - Аннук. Милиционеры, не дожидаясь самосуда, забежав на трибуну, скрутили и потащили в отделение, не выпускающего из рук микрофон, Жеребцова. Огонь, по «дорожке» из гудрона, побежал к обитому досками и обработанному тем же способом, подножию скульптуры «Убежище» бригадира наполнилось удушливым дымом. Повинуясь инстинкту самосохранения, подсознание Семёна дало команду на выброс убойной дозы адреналина в кровеносную систему, что позволило подорванному непомерными возлияниями организму мобилизовать скромные резервы и проломить днище трибуны, с силой парового молота ударив по нему ногами. Никем незамеченный в суматохе, Филиппов побрёл к забытому всеми памятнику и, зацепившись ногой о натянутую верёвку, произвёл его досрочное открытие. Увидев ниспадающие полотна, демонстранты, прекратили галдеть и, дружно подняв головы, замерли, открыв рты. Сквозь дым, их взору предстал покрытый копотью по самую шею, с ведром в вытянутой руке силуэт, больше похожий на маляра в чёрной робе, подающего краску, стоящему на лесах коллеге, чем на обещанный памятник главному большевику... На допросах с пристрастием Жеребцов и Кузьбэжев «сообщников» не выдали и с чистой совестью загремели в колонию для политзаключённых, однако, в восемьдесят пятом были досрочно освобождёны, реабилитированы и с успехом начали политическую карьеру «бывших диссидентов»... Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 18-04-2011 16:18
	ДВОЙНОЙ УДАР Меченый петлял, огибая кочки, деревья, перепрыгивал через пни, замирал, и снова нёсся куда-то. Лес, вокруг заброшенного аэродрома, конечно, не «девственный», но, совершенно особенный. На небольшой территории был представлен весь таёжный ландшафт – неглубокая, живописная заводь, с песчаным, осыпающимся обрывом к воде, быстрая лесная речка, сосновый бор, за ним ельник, плавно переходящий в торфяное болото. Этот, для севера совершенно наглоразноцветный осенью и летом и, как положено, скромно-бело-зелёный мир зимой, по праву принадлежал Меченому. Двенадцать лет! Для зайца - глубокая старость. Но за это время Меченый, как называли его охотники из-за чёрного пятна на боку, так сросся с этим участком леса, что мог, как матрёшка в своей следующей увеличенной копии, устроиться в любой выбоине, канавке, за кочкой или пригорком. Он научился, как спецназовец, уходить от собак по ручьям и болотцам, был неуловим, как ниндзя и, конечно, он был легендой изьвинской Пармы. Терентич был выдающимся охотником, несмотря на то, что не мог ходить далеко в тайгу. Его маршрут проходил вдоль аэродрома, речки Кучи, торфяного болота и снова вдоль взлетной полосы, но уже с обратной стороны. Изьвинцы считали эти места аномальной зоной, из-за регулярно падающих туда метеоритов и преданий о лешем, облюбовавшем ельник у болота, поэтому конкуренцию Терентичу не составляли. Уйти от Терентича и Щеда (Чёрного, в переводе с Коми), было практически невозможно. Ворошиловский стрелок и чистокровная сибирская лайка - тандем, не оставлявший «вставшей» на их пути дичи никаких шансов. Никаких, никакой, кроме Меченого! Восемь долгих лет Терентич и Щед преследовали неуловимого зайца. И если бы они его редко видели! Но ведь он их дразнил, подлец! И то ли из-за отсутствия хищников и других охотников, то ли ради тренировки, умел в подходящий для себя момент попасть им на глаза и после задёргать до истерики. Пёс выл и не хотел уходить из леса, а Терентич, отстрелявший все патроны, готов был продолжать охоту на косого с перочинным ножом. Наум подошёл к калитке и, перевесившись, отодвинул чугунную задвижку с обратной стороны. Щед с рычанием подбежал к забору, но увидев Шварцмана, завилял хвостом. Из бревенчатого сарая, с топором в руке, выглянул Терентич. -Проходи. -Уже. -А где Стасик? -Вы уверены… -Ты из него чудище-то не делай! Стасик парень надёжный, а ежели кто болтат, что невезуч, дык то - завистники. И потом, с какой стороны глядеть. -Мы друзья, но это опасно, с какой стороны не смотри. -Пердонов, так тот вона, писателем стал, книжки раскупат, друг у дружки спрашиват. Вот так, через копчик, талант то и пробился. Филлипов завязал, в семью вернулся, да и заколотил он яво в ту трябуну не один, а с тобой на пару. Тюрин со школы ушёл, женился, корову и четырёх коз завёл, на благоверную не налюбутся, а то, что я их с жёнкой на этой треклятой лестнице вертел, тык, что с того? Ну, промаялся недельку- другую в хирургской, дык ету грыжу мне ишо в госпитале убрать грозились, да так и отправили, а тут оказия, и потом, мне наука, на хорошем деле аканомия - во вред тока, такая петрушка, малец, а ты, «опасно», эт с каково места глядеть, тото и оно, да, а Тюрин отхватил, решился таки прохвост. Как плывёт быват яво благоверная мимо дома, дык Фёкла моя окно загораживат, чтоб, вроде как не любовался на чужу бабу. -На что там любоваться? -Понимал бы что в жонском поле, сопля, да с такой зад… Терентич, замолчал на полуслове, и повернулся к Науму. Резко, без замаха, воткнув топор в широкое короткое полено для рубки дров, он пошёл к крыльцу, махнув рукой Шварцману: «Давай в хату, следопыт». Наум довольно часто гостил у Терентича и каждый раз заходил в дом с чувством посетителя музея, но музея без затхлых запахов подёрнутых плесенью экспонатов, а уютного и домашнего, в котором можно было не только смотреть, но трогать, нюхать, на приспособленных для сидения - сидеть, а съедобные, соответственно, съесть. Пройдя через прихожую, гость оказывался в каминной (столовой, кухне, кабинете). Терентич сам слепил камин, перекладывал его несколько раз, пока достиг совершенства, как в любом деле, за которое брался. Исключение составляли лишь его «мемуары», к редакции которых, он, реально оценивая свои литературные способности, согласился привлечь Потапчика. Не писал бы он их с роду, да всё чаще, с годами, стали сниться погибшие фронтовые друзья – танкисты из его экипажа. Они сгорели в танке, все, кроме него. Терентичу повезло, война взяла с него другую, несопоставимую с той, что пришлось отдать его друзьям, дань: потерял он ногу в том бою. А в прошлом году Терентича нашли дети механика-водителя Корзинкина и сестра заряжающего Будадзе, в сорок первом совсем ещё мальчишки, прибавившего два года к своему возрасту, чтобы попасть на фронт. Написали, что собираются приехать к рождеству, празднику неофициальному, но в народе традиционно почитаемому. Пожилые родители, самого старшего по возрасту члена экипажа тридцатьчетвёрки, стрелка-радиста Низеева, умерли от обезвоживания в вагоне-товарняке, во время депортации, о чём Теретич знать не мог. Шварцман, как будто впервые, остановился у стены с фронтовыми фотографиями, на которых совсем молодой, весь в орденах лейтенант, сидел в обнимку с друзьями, стоял у танка, пел у костра. Одну из них, маленькую, блеклую, в правом углу, Наум рассматривал дольше других. Лейтенант уже, судя по звёздочкам на погонах, ставший капитаном, поседевший, опираясь на костыли, улыбался, только глаза были другие, «потухшие», и уже без того привычного прищура, который бывает только у природных оптимистов. Этот прищур и огонёк, исчезнувшие после тяжёлого ранения и гибели фронтовых друзей, через несколько лет постепенно вернулись, и больше уже не исчезали. Наум прошёл мимо фотографий, на которых Терентич был с женой и двумя сыновьями, занимавших вторую половину «стенда» и уселся на длинную, крашеную половой краской, деревянную лавку у окна. -А где ваши сыновья? -Служат они, в Прибалтике, в Гойже, тьфу, Гай-жю-нае, вот! Офицеры они, десантники. Я ж тебе говорил, ужо. -А вы мне какое ружье дадите? -Ружжо я тебе, конечно, предоставлю, но патроны выдам безопасные. -Для кого, с «настоящими» патронами, я представляю опасность? -Для нас с Потапчиком, и Щеда жалко. -А Стасик, значит, будет стрелять! -Стасик не стрелял из духовки в зад военруку, а выполнил, даром что очкарик, норму ГТО. -Вы же видели, что это было роковое стечение обстоятельств, он перегородил мишень во время выстрела. -А уборщица, значится, геройски заслонила её собой, штыб не продырявили. - Она, вообще не должна была там находиться! Половица скрипнула и глухим треском отозвалась на противоположном конце. Фекла-тет (тётя Фёкла в переводе с коми), как называли жену Терентича изьвинцы, вернулась с фермы. Фёкла, будучи моложе мужа на десять лет, была из той редкой породы селянок, которые и в «раннем» пожилом возрасте, притягивают мужской взгляд. Терентич - видный мужик, вернувшись с фронта, долгое время, по причине инвалидности, оставался убеждённым холостяком. После того, как все потенциальные невесты, а таковых после войны была добрая половина села, отказались от дальнейших попыток заполучить отставного танкиста в мужья, он постепенно утратил бдительность. Но как показали последующие события, утратил рановато… Закончив сельхозтехникум, на местную ферму распределилась новый зоотехник – Фёкла Фёдоровна Мичева(1). Зоотехник как-то странно посматривала на Андрея Терентьевича Василькова и, как ему казалось, задумала что-то недоброе. В июле сорок девятого года, как и в последующие, косить траву на Бедамельских (название места) пойменных лугах приходилось «всем миром», в отрыве от производства, службы и учёбы. Василькова определили на дальнюю делянку, где он в полном одиночестве, «бился с урожаем». Закончив работу, Андрей смахнул со лба пот и пошел в сторону стогов. Зайдя в тень, он глубоко вдохнул аромат свежевыкошенного сена, встряхивая мускулистые руки, и только собрался сесть, как услышал за спиной голос: «На, попей кваса да». Голос был грудной, сильный. «Таким голосом надо петь задушевные песни», - почему-то подумал Андрей, впав, от необычного тембра, в гипнотическое состояние. Не выходя из «транса», Васильков медленно, как заворожённый, повернулся лицом к нежданной гостье. Перед ним стояла изьвинская Венера с распущенными соломенными волосами. Зеленые, сливающиеся с лугом, глаза смотрели исподлобья, решительно, с твёрдым намерением, а вот с каким, Терентич понял не сразу, вернее сразу не понял, за что и поплатился, потому как попал врасплох. Тёплый ветерок теребил подол её платья, которое при каждом порыве облегало фигуру – многократно увеличенную копию трофейных песочных часов, что стояли у него в избе, на комоде. Во рту моментально пересохло, и действительно захотелось пить. Васильков потянул было руку, но Фёкла неожиданно прижала кувшин к бедру и резко толкнула его в плечо. Несколько секунд гвардеец старательно проделывал второе упражнение производственной гимнастики – «круговое вращение рук», усложнив его стоянием на одной ноге, с одновременным вращением протеза под прямым углом. Без специальной тренировки долго это продолжаться не могло, и он, как и предполагала Фёкла, рухнул в траву. Копна пахнущих дымом и полевыми цветами волос накрыла лицо Андрея. Стало трудно дышать, в ушах звенело. «Как во время контузии», - вспомнил фронтовик. «И слабость такая же, и тело, как ватное, только совсем не больно, а даже напротив»… «Надо собраться, надо это, как его, едрён…». Наконец, Терентич, как ему показалось, нашёл в себе силы «собраться», но последовавшее за этим неуклюжее и вялое сопротивление, только раззадорило посягнувшую на честь героя злоумышленницу… Через год, глядя, как копошатся в кроватке близнецы, Васильков в очередной раз попытался, но так и не сумел восстановить в памяти процесс их зачатия. Однако, если бы, не «контузия» на сенокосе, последствий, в виде этих двух детёнышей человека, как две капли похожих друг на друга и очень похожих на него самого, можно было избежать. Но последствия были налицо, Терентич ими был вполне доволен и в тайне признавался себе, что ещё и очень горд. Куобах(2) Кыльяров(3) в самолёте летел впервые. Охотничий сезон выдался удачным. Денег, вырученных за сданную в заготконтору пушнины, хватало и «на жизнь» и на трёхдневную путёвку в столицу, куда его и собирался отправить Николаев Дыгын - бригадир охотартели. Куобах возражал против поездки, обещал на этот раз не пропивать заработанную тяжким трудом охотника - промысловика зарплату, но бригадир был неумолим: «Ты, Куобах, кроме тайги ничего в жизни не видел, даже в Якутске никогда не был, что внукам рассказывать будешь? Пришла путевка в Москву, сказали передовика отправить, поедешь, а то опять всё пропьешь». «Всё» пропить было трудно, но Кыльяров до сих пор справлялся. Его организм на водку реагировал с отсрочкой. Куобах мог влить в себя бутылку, занюхать рукавом и тридцать минут «ходить» трезвым, но ровно тридцать минут, после чего отключался или, как говорил местный шаман, уходил в мир предков. За четверть часа до посадки, а-ля - якутский Женя Лукашин(5), хотя в отличие от него, Кыльяров сел в воздушный лайнер самостоятельно и в сознании, проделал привычный ритуал с бутылкой любимой «Экстры»(6), и уже через пятнадцать минут полёта, «покинул» самолёт для общения с духами, своей якутской паравселенной. Щварцман, не отрываясь от просмотра фотографий, нащупал на противне теплую рачу(4), и, придав ей форму полумесяца, откусив больше половины, перешёл к окну выглядывать Потапчика. «Наумко(7), лок(8) чай пить да» - позвала баба Фёкла, накладывая в глубокую миску суп, из которой торчал, облепленный мясом кусок бедренной оленьей кости, со свисающим и дребезжащим «костным мозгом»: «Спасибо, я подожду Стаса»! «А ну-ка, сидай, суп застынет. Стасик када придет, тады и покушат» - проворчал Терентич и сел за стол. Потапчик пришёл уже к каше. Свёрнутые в рулон, две промокшие под дождём сорокавосьмилистовые тетрадки, с «правлеными», точнее, написанными заново, воспоминаниями Терентича о войне, и были причиной его задержки. После обеда члены сводной и совершенно секретной снайперской группы, с железными кружками крепкого краснодарского чая в левой руке, и отколотыми щипцами от цельной головки щедрыми кусками сахара в правой, собрались у камина для разработки плана по «поимке» Меченого. «Значится так» - полушёпотом начал Терентич. «Выскочит он из ельника, и побежит зигзагами в бор, там, само собой, исчезнет». Наум ухмыльнулся: «Как это «исчезнет»? «А пёс его знат». «Знал бы, нашёл», - бросил камешек в сторону Щеда Стасик. «Щед мыша за версту найдёт, а это ж не заяц, это пластун, смершевец, едрит его в купель». Шварцман «щелчком» надкусил сахар и, отхлебнув ароматный чай, протяжно, как это делают заядлые чаёвники, шумно выдохнул. «Продолжайте, мой капитан, я весь во внимании». «Поглядим, как ты на охоте побалагуришь» - вздохнул Терентич и, выдержав немногозначительную паузу, достал с каминной полки кусок картона и химический карандаш. Помусолив кончик карандаша, он стал чертить схему местности, обозначая крестиком дислокацию членов группы и места появления «наиболее вероятного противника», сопровождая изображение скупыми комментариями: «Снова нарисуется в ельнике или у речки. Наум, встретишь его у реки. Пали в воздух и бегай вдоль берега. В ельнике мы с Щедом подежурим, вот тады у него останется один путь – через заброшенную взлётную полосу. Вдоль правой стороны полосы, если глядеть от ельника, кусты смородины, вот там и заляжет Стасик. Стреляй когда остановится, по полосе он не побежит, выскочит, встанет и рванёт в сторону, вот как встанет - пли! Промахнуться никак не можно, потому как у тебя только один выстрел, сынок». За бортом Ту-154 (рейс - Якутск – Москва), остались Уральские горы. Серое покрывало облаков, ровно застеленное природным круговоротом воды, плавно колыхалось где-то далеко внизу. Расщеплённый стеклом иллюминатора солнечный луч, радугой повис в салоне самолёта. Куобах продолжал общаться с духами. Большая часть пассажиров читала предложенные стюардессой «несвежие» газеты или традиционные – «книги в дорогу» и лишь трое последовали примеру Кыльярова. Все бортовые приборы отключились мгновенно. Самолёт мелко затрясло. Последовало резкое снижение. Внизу, «зелёное море тайги» и река, настолько добросовестно меандрирующая, что шанс приводниться был исключён. Паники пока не было, но, до белизны пальцев, вцепившиеся в подлокотники пассажиры были на грани. Раздался женский крик. Мужчина, крепко обняв семилетнюю дочь, молчал. Его слёзы капали ей на затылок, но она не поднимала голову. Женщина в белом ситцевом платке, покачиваясь, крепко зажмурив глаза, беззвучно, скороговоркой повторяла «Отче наш», быстро, очень быстро шевеля губами, будто боялась не успеть повторить главную молитву, только ей известное, нужное количество раз…Никто ни с кем не прощался и не говорил монологов, как это бывает в фильмах, но в этой прозаичности был тот самый эмоциональный накал - результат смешения животного страха и человеческого горя, который бывает, когда угроза гибели застает человека неожиданно, но не мгновенно, как желала своему возлюбленному девушка в известной песне, а давая время осознать ужас происходящего, когда дыхание смерти, постепенно и неотвратимо, наполняет пространство, и наваливается на человека всей своей непомерной тяжестью и властью. «Полоса», - попытался закричать командир экипажа, но получилось только прохрипеть: «Поллсаа», - указывая на неизвестно откуда взявшуюся, еле видную, заброшенную взлётную полосу, справа по курсу. -Штурман, полоса! -Откуда? Где? Вижу! Короткая, не хватит! -Приготовиться к аварийной посадке! -Виталий Олегович, короткая! -Приказ ясен?! Ё…! Или нет?! Выполнять! -Витя, п…ц! -Что!? -Есть! «Садимся», - вдруг чётко, вполголоса, произнёс командир. «Если попадем на начало полосы, а мы на неё попадём, то всё будет з…, мужики, всё будет з…». Со стороны могло показаться, что экипаж работает в штатном режиме, а приказы командира и доклады штурмана, второго пилота и бортинженера, были всё ближе к тем, что предусмотрены уставом... Закручиваясь спиралью и полируя каменистый берег еле видимыми ласковыми волнами у заводей, на быстринах Куча ускорялась и, в спешке, с брызгами, переваливаясь через валуны ледникового периода, неслась мощным шелестящим потоком. Пасмурное небо дрожало в ней и цеплялось за кусты у берега, сомневаясь, что нет у реки силы такой, чтобы унести свинцовые облака на своих плечах к океану и, очистив небо, заполнить Парму солнечным ветром… Меченый сидел в кустарнике у реки. За холмом «Аныб» он приглядел зайчиху и заручился её расположением. Осталось перекусить сочной корой молодой осинки, растущей рядом, и помчаться навстречу своему заячьему счастью. Меченый рванул через кусты к отмели, по одному ему известной тропе, и на максимальной скорости, которую может развить спешащий к зайчихе заяц, столкнулся со странного вида охотником. Юный «Зверобой», не ожидавший, и видимо никогда прежде не получавший столь сильный удар ниже пояса, схватившись за травмированную часть тела, резко согнулся пополам, и тихо произнеся «Ойойой, как мне больно, мама», упал на бок, прямо на выпавшее из ремня огромное, по отношению к его росту, ружьё. Раздавшийся выстрел оглушил и новоиспечённого волонтёра, и бывалого Меченого. Очнувшись, гораздо раньше Шварцмана, косой привычным маршрутом, побежал в обратную сторону. Увидев Щеда, Меченый, не сбавляя скорости, перепрыгнул через него и с ускорением помчался, в полном соответствии с планом Терентича, в сторону взлётной полосы. Отхватив непомерную, для чистокровной лайки, порцию унижения, добросовестный Щед, тем не менее, попытался залаять, но только закашлял, тряся головой в такт каждому звуку, обозначавшему, на данный момент, «лай» охотничьей собаки. Терентич, услышав выстрел, направился к заброшенному аэродрому. Обойдя упавшее дерево, он остановился перед, поросшей лишайником, столетней елью. Под ней стоял, разглядывая растущий у самых ног огромный мухомор, благообразного вида сухощавый старик в сером плаще, широкополой шляпе, с короткой седой бородкой и пенсне, на узком длинном носу. «Меченого убивать нельзя», - продолжая разглядывать гриб, произнёс незнакомец. «Да у меня и желания нет», - совершенно искренне ответил Терентич, так же спокойно, будто ждал этой встречи. -И давно? -С сегодняшнего утра, вот как в лес начал собираться, так и передумал. -И что же Вас туда понесло, милейший? -Мальчишек пожалел, обещал на охоту сводить, давно обещал. -Мальчишек? Одному из них, батенька, поставлена задача - застрелить Меченого. -Поздно? -Идите к полосе. Успеете – вернётесь к Фёкле. «Подожди, дед, куда успею, к кому вернусь»? Но незнакомец не ответил, да и не было его уже под елью, а следы от босых ног отпечатались, не исчезли. Потапчик отогревался, заранее приготовленным и залитым в термос, настоем чаги. Заметив, как между деревьями появляется и вновь исчезает ветеран трофейных вожделений Терентича, Стасик прицелился, и на выдохе, как инструктировал его военрук, собрался нажать на курок. Меченый вдруг резко остановился на болотной кочке и, не добегая до полосы, как будто позируя для фото в журнал «Юный натуралист», замер, сидя на задних лапах. Охотничий инстинкт Стаса подсказывал, что это удача, и промах исключён. Он стал медленно нажимать на курок, но вдруг, не осознавая почему, передумал и, направив ствол вверх, выстрелил в воздух. Нарастающий гул «пикирующего» воздушного лайнера заглушил все остальные звуки в радиусе нескольких километров. Потапчик искренне сочувствовал пассажирам корейского «Боинга», сбитого нашими войсками ПВО, но как пережить, то, что он лично подбил из ружья, наш, советский, пассажирский, Ту-154… Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 18-04-2011 16:19
	На Меченого ставили силки, устраивали засады, и даже когда он облюбовал для отдыха «заговорённый» участок леса, ему не давали скучать хромой охотник и его неутомимая собака. Но когда, почти добежав до взлётной полосы, он увидел несущийся на него с неба огромный металлический снаряд с крыльями, стало ясно, что за него взялись всерьёз. Меченый попытался бежать, но не смог сдвинуться с места, окончательно обалдев от масштаба, устроенной на него облавы. За десять секунд самолёт пробежал полосу и въехал в лес, провалившись передним шасси в болото. Меченый удара не почувствовал. Шасси вдавило его в болото так, что на поверхности осталась только голова. Агония была недолгой, так как в то же мгновенье, впервые за три месяца, упавший на территорию «зоны» метеорит, угодил в голову Меченого, избавив легендарного зайца от мучений. К самолёту выскочил Щед. Увидев окровавленную голову Меченого, торчащую из-под шасси, он, вдруг, завывая, начал с бешеной скоростью выкапывать его, загребая передними лапами мох и болотную жижу. Куобах проснулся и с удивлением обнаружил, что самолёт уже совершил посадку. Пассажиры толпились у выхода. «Куда спешат»? «Вот я, Москву не видал, но не тороплюсь». Наконец и он, зевая, посеменил к выходу, где с ещё большим удивлением обнаружил, что в Москве подают не трап, а надувную горку. Кыльяров весело съехал вниз, высоко оценив предложенный Аэрофлотом аттракцион. Пассажиры обнимали друг друга, плакали, у нескольких женщин была истерика. Подобная радость попутчиков, от прибытия в столицу, искренне удивила, но в, то, же время насторожила Куобаха. Вскоре он отвлёкся на решение более насущной проблемы, чем анализ поведения пассажиров, посчитав, что, в конце концов, каждый волен выражать свои эмоции от встречи с мегаполисом так, как пожелает. Отойдя по нужде к растущим вдоль полосы кустам, он нос к носу столкнулся с первым, в его жизни, «москвичом», причём коллегой. Долговязый, совсем молодой охотник, был в длинном брезентовом плаще, в очках и высоких броднях. Ружьё он волок за собой, а лицо выражало глубокую скорбь, будто он только что потерял кого-то очень близкого. «Здорово, товарищ москвич»! Как можно более доброжелательно, поприветствовал его Куобах: «Как Москва, стоит»? «Стоит, наверное, куда ей деться» - ответил «житель столицы». Помолчав немного, добавил: «А вы, живодёры, Меченого убили» - и, забросив на плечо ружье с оптическим прицелом, еле волоча ноги, побрёл обратно в лес… Мороз так увлекся раскраской окон, что нанесённый им слой инея больше напоминал лепнину, чем привычную декабрьскую акварель. О том, что кто-то идет к двери, можно было определить только по скрипу снега или лаю Щеда. Снег заскрипел, но пёс не лаял. «Свои али мыли»(9), - предположила Фёкла и, отложив вязание, вышла в прихожую. Вмерзшая в косяки дверь поддалась не сразу, а когда, наконец, приоткрылась, в неё протиснулись Потапчик и Шварцман. «Мы не одни, с Вадимом Вадимовичем», - вылезая из валенок, сказал Наум и направился к камину. «Наумко, лок пач доре(10)» - махнула рукой в сторону русской печки Фёкла. «Да разве ж можно, хлопцы, в такой мороз ветеринара зазря таскать. Третий раз за неделю приводите. Вы на них, Вадим Вадимыч, не серчайте», - проворчал Терентич и, пожав руки гостям, направился к плите, ставить чайник. Ветеринар, снимая полушубок, ответил, что Алексей Терентьевич зря за него переживает, что у него не сезон и работы почти нет, а пока не сняли шину, пациент нуждается в дополнительном наблюдении и уходе. В камине затрещали еловые поленья, и друзья вновь собрались около него с кружками краснодарского чая. Рядом, на коврике, сидел Меченый и чесал за ухом. На вторую «нижнюю» лапу, после того как был снят гипс, Вадим Вадимович наложил шину для подстраховки, так как перелом был тройной. Голову Меченого «украшал» длинный шрам, который начинался между глаз и заканчивался у шеи. «Виновник» этого безобразия – чёрный, размером с теннисный мячь, метеорит, разместился на каминной полке. Потапчик, теребя Меченого за уши, наклонился к Терентичу, и прошептал: «Дядь Лёш, а когда мы его в лес выпустим»? Терентич, так же тихо, не прерывая интеллектуальную беседу Наума и ветеринара о пользе нутриентов, ответил: «Аккурат к маю. В январе шину сымут, апосля эта, как её, туды - растуды». «Реабилитация», - подсказал Наум. «Тебе только в разведке служить с таким слухом. Ну вот, она самая, ре-аб-епит, епит, тьфу, епитация, будь она неладна», - подтвердил Терентич и добавил: «И, как сказал доктор, на витаминомудизацию, отъедацию, разминацию, и полную ахренизацию в хате, ему положено три-четыре месяца и ужо тады, к едрени…». «Именно так» - подтвердил ветеринар… (1)Мича – красивая (пер. с коми) (2)Куобах - заяц (пер. с якутского) (3)Кыльяров, от сл. Кылый – прыгать на одной ноге (пер. с якутского) (4)Рача – коми национальное блюдо (выпечка), ингредиенты – ржаная мука, картошка (5)Женя Лукашин - подавляющее большинство жит. России в курсе, но для тех, кто случайно не знает – гл. герой фильма Э. Рязанова – «Ирония судьбы, или с лёгким паром» - авторская экранизация пьесы Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова – «С лёгким паром! или Однажды в новогоднюю ночь…», написанной в 1969 году. (6)Экстра - сорт водки (7)Наумко – окончание «ко» уменьш. ласкат. к именам в коми языке (в данном случае к имени Наум) (8)Лок – подойди (пер. с коми) (9)али - мыли – что - ли (пер. с коми) (10)Лок пач доре – подойди к печке (пер. с коми) Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 09-10-2011 15:56
	ЛЫМ МОРТ (1) (ИЛИ ДВОЙНОЙ УДАР II) -Где его видели и кто? -У Аныба, Тринди-Бринди пошёл за черникой… -Стасик, Тринди-Бринди человек умственно отсталый -Умственно – отсталый, но тоже прямоходящий, такой же, как и мы, потомок кроманьонцев, подробно описанный антропологами и, вообще, олигофрен любой степени дебильности… -Смею заметить, в данном случае, глубокой степени. -Даже глубокой, преглубокой степени, не шизофреник, он говорит о том, что видел в реальности, более того, именно ему я бы поверил бы в первую очередь, так как отсутствие воображения… -Остапа несло. -Кстати, отдай «Стулья», если прочёл. -По слогам я читал в три года, уже неделю как добил «Одноэтажную Америку». -И как? -Как говорит папа – две большие разницы. Авторов будто подменили… -Дошли, иди первый. -Пойду, но Терентича будешь уговаривать сам. -Он завязал с охотой, после Меченного. -Поимка снежного человека, или, как там его по-коми, Лым морта, кажется, не охота, а научная экспедиция. -Ага, экспедиция, до Аныба. Тринди - Бринди не мылся лет двадцать. Одежда истлевала на нём в течение пяти-шести лет естественным образом, после чего он постепенно переодевался в новый «костюм», состоявший из вещей безвременно ушедших изьвинцев мужского пола. Нет, нет, могилы он не раскапывал, оставшиеся после покойника вещи отдавали сердобольные родственники. Настоящий набор был как раз на излёте, на последней стадии, на грани, впитавший за несколько лет все ароматы органики, образующейся в результате обменных процессов в организмах высших млекопитающих. Превосходя интеллектом вождя племени неандертальцев, он довольно быстро осознал своё основное преимущество от других побирушек в добыче пропитания, и при необходимости, подобно скунсу, пускал его в ход. Проголодавшись, он стучал в дверь первого попавшегося дома или квартиры и получал, пусть минимальную, но позволяющую выжить, продуктовую корзину. Тяжёлый смрад, шлейфом плывущий за обладателем оного, заставлял слезиться глаза, а приехавшая по распределению из Кирова молодая библиотекарша, оказалась настолько чувствительной, что, будучи неподготовленной к встрече, судорожно вдохнув воздух, упала в обморок. Кличка Тринди - Бринди прицепилась к нему лет в десять, после того, как старпом причалившего на ночь теплохода отдал мальчишке, более трёх часов стоявшему у трапа с открытым ртом, балалайку без днища и одной струной. Толик, так звали Тринди, через определённый, отдать должное, непродолжительный промежуток времени понял, что выжать какие-либо значительные звуки из неё проблематично, начал издавать их сам, бренча на единственной струне. «Тринди-бринди, тринди-бринди, тринди-бринди»,- с ночи напролёт слышалось у пристани, где и «импровизировал» счастливый обладатель «музыкального инструмента». Распевание этой довольно примитивной арии продолжалось около месяца, пока флегматичный хозяин соседнего дома, обладающий необыкновенным терпением, с невозмутимым, в соответствии с темпераментом, выражением лица, не подошёл к Толику и после короткого состязания в игре «Красное знамя, ударное звено», став победителем, размолотил эксклюзивный макет балалайки в щепки о стоявший рядом телеграфный столб. Единственным другом Тринди был восьмидесятипятилетний долгожитель Мый-мый (2). Собственное имя Мый-мыя кануло в лету, так как все, кто помнил его до приобретения клички, давно умерли естественной смертью. Конечно, никакой особенной стойкостью к резким запахам Мый-мый не обладал, а с лёгкостью переносил исходящую от приятеля вонь по той простой причине, что уже лет семьдесят как напрочь потерял обоняние и почти полностью слух, из-за чего и стал говорить после каждого обращения - «мый-мый». В результате получался следующий, совершенно бессмысленный, диалог: Собеседник: «Мый-мый»! (обращение). Мый-мый: «Мый-мый?», и так далее… Но вернёмся к обонянию друга Тринди, вернее его полному отсутствию. Ещё подростком, поедая на опушке леса малину, он, раздвинув кусты, нос к носу столкнулся с конкурентом в виде бурого медведя. Выдержав паузу только для того, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие, он заверещал на такой высокой ноте, что уже собравшийся бежать медведь замер оглушённый и, в попытке прекратить эту истерику, шмякнул соперника по лицу пудовой лапой. После этого случая Мый – мый постепенно потерял интерес к своей любимой ягоде, как впрочем и различным «кулинарным изыскам», так как запахи после травмы, в том числе моральной, нанесённой хозяином тайги, для него перестали существовать навсегда. Кроме того, он изрядно двинулся умом, который и до этого не представлял ничего особенно ценного для народного хозяйства, и практически потерял слух. Терентич облился из ведра колодезной водой и с невозмутимым видом, без традиционного «Бррррр», пошёл навстречу Стасику и Науму. С длинных, ниже колен, чёрных ситцевых трусов струйками стекала вода. «Ждите у беседке», - пробормотал он под нос, вяло махнув рукой в знак приветствия, и вошёл в дом переодеться. «Дежа вю»,- произнёс Шварцман, усаживаясь на лавку. - Совет, план, охота на Меченного, и что в итоге? Выхаживали полгода. Отнесли в лес. Дал круг по поляне и вернулся «перекусить» к тёте Фёкле. Бродит по своей территории, как домашний кролик в вольере и прибегает во двор дважды в неделю, а Щед его потом до леса провожает. Отъелся так, что скоро пса по весу догонит. - Так Фёкла его подкармливает. - Судя по всему, он не особенно возражает, скоро глаз из-за щёк не будет видать. Терентич, с картонной крышкой от коробки из- под обуви и химическим карандашом за ухом, вышел из дома и направился к беседке. -Дык, вона оно как, Няма, говоришь Тринди – Бринди яво встретил. -Да, и Стасик ему верит. -Одно слово - номальная зона, а ить я его тоже видал, хлопцы, вот вам крест, видал, Лым морта того… Несколько секунд друзья переваривали сказанное. Первым заговорил Шварцман: «Вы нам никогда не рассказывали». - Не рассказал, да и кто бы поверил. До войны то було, пошёл я значится на охоту, подхожу к ентому самому Аныбу, глядь, а наверху, у самого леса, он. -Кто? -Стасик, я о ком счас гутарил, ты слухаешь чи спишь? Мохнатый такой, ростом с гвардейца, а то и боле. Я кык стоял под ентой ёлкой, тык и замер. «А он?», - почему-то шёпотом спросил Наум -Он? А шты он? Черёмуху нагнул одной рукой… -Рукой?! -Вот то-то и оно шты рукой, аж ствол затрещал, и давай ягоды кушать, а косточки выплёвыват. Поел, и вдруг резко тык, обернулся и прям мне в глаза то и посмотрел. -А вы что же? -А я шты, я без ружжа, оробел, ажы спина взмокла, стою, не двигаюсь. Глядим друг на друга, а взгляд у него такой, вобшем не зверь енто, хлопцы! -Гоминид? -Няма, то шты он без бабы был, ишо ни о чём не значит, а то, шты мохнат и руки до колен, то да. -Я о другом, это представитель тупиковой ветви эволюции гоминид, или даже протогоминид. -Може и так. Тык вот, рассказал я об этом Анне. Она слово с меня взяла – больше никому не говорить. Время такое було, супротив тя же и обернётси. Я ить, сами знаете, сын сосланного кулака. А какой батя кулак, казак он потомственный, всю жисть провоевал, три Георгия. Опосля первой мировой на нём живого места не було. А маманя с Беларуси, из батрачек… К экспедиции готовились всей группой, хотя Журнин, зав кафедрой зоологии позвоночных, брал с собой только двоих - Витю Митрохина и Эмму Курт, студентку из ГДР, приехавшую по программе обмена. Митрохин - чемпион зонального первенства по гиревому спорту, был сообразителен и начитан ровно настолько, чтобы предметно опровергать русскую пословицу о силе и уме. Тем не менее, Журнин, как наиболее полезное его качество для экспедиции, определил возможность переносить на дальние расстояния тяжёлые предметы. Эмма тоже была девушкой не из хрупких и не менее титулованной спортсменкой, чем Виктор. Будучи чемпионкой Баварии по гребле на каноэ, она практически не уступала ему в живом весе, а по росту (1,85м) превосходила коренастого Митрохина на целую голову. Почему выбор Журнина пал на Эмму, он сообщил группе за день до выезда… Журнин почти на цыпочках вошёл в зоомузей института и, переобувшись в чуни, с довольной улыбкой направился к обшарпанной тумбочке, стоявшей в углу. Два продавленных кресла, которые он после списания приволок из деканата, стояли, создавая уютный уголок, по краям этой самой тумбочки, в которой и находился предмет его вожделений. «Уголок» был тем более уютным в этот пасмурный летний вечер, когда из-за шелеста стекающих струй щедрого дождя не слышно шума проезжающих машин. Единственное окно, высокое, с большим выступающим почти на полметра подоконником, никогда не занавешивалось шторами. Его нижняя треть была зелёного цвета из-за листьев тополя, достигавшего верхушкой второго этажа. Журнин не без основания гордился музеем, большая часть экспонатов которого была добыта им лично в экспедициях, на комплексных практиках, охоте. Он отработанным движением, быстро и поэтому бесшумно, открыл жутко скрипучую дверцу тумбочки и достал…Что бы вы думали? Банку чёрного растворимого перуанского кофе, подаренного ему любимой студенткой. Эмма привезла его из Германии контрабандой, засунув каким-то образом, в китайский термос. Конечно, взгляд не мог не задержаться на початой (не допитой, что странно), бутылке «Белого аиста», но отвёл его в сторону мощным волевым усилием, театрально отразившемся на лице Николая Ивановича. После первого глотка неземного напитка, Журнин приступил к просмотру своих записей об изьвинском Лымморте (Снежном человеке): «Самые первые сведения датируются семнадцатым веком, потом перерывы, лет в тридцать – сорок между каждым из случаев и, наконец, 1938 год. Наблюдал его охотник, не из местных, после войны вернувшийся обратно в эти края»…Он не рассказал об этом никому, кроме жены и, вызвавшему доверие, студенту, случайно встретившемуся у аэропорта - будущему профессору биологии, Журнину Николаю Ивановичу… Васильков издалека заприметил низкорослого, но плечистого и от того почти квадратного паренька, с квадратным же лицом и высоким, с ранними залысинами, лбом. Паренёк стоял на коленях и фотографировал что–то, нагнувшись к самой земле. Этим «чем-то» оказались следы и помет лисы. -Учёный? -Студент–практикант, Николай Журнин. - Андрей Васильков, столяр, плотник, охотник, и много чего помаленьку. -С охоты? -С неё, а ты чаво сымал, учёный? -Дипломная работа – северные границы ареала некоторых таёжных хищников, в частности лисы, росомахи, рыси, бурого медведя… -А обезьян? Журнин усмехнулся: «Это не ко мне». «А я видал, Коля, в тайге, вот как тебя, хошь - верь, хошь - не верь». Студент, к удивлению Терентича, ёрничать не стал, а усевшись по- турецки, достал из полевой сумки тетрадь, огрызок карандаша и приготовился записывать. И тут Коля Васильков, зная, что этот самый будущий учёный – биолог скоро сядет в Ли-2 и отправится в столицу к своим колбочкам и микроскопам, и вряд ли они ещё когда-либо встретятся, подробно выложил ему свою историю о встрече с огромным приматом. Терентич на обратной, чистой стороне куска картона, на котором был нарисован и описан план охоты на Меченного, приготовился чертить нечто подобное, но касающееся поимки Снежика (так предложил называть снежного человека Наум, вероятно, в целях секретности). «Ловим Лым морта, - скороговоркой произнёс Шварцман, - а может и Лешего за одно повяжем»? Терентич оторвался от схемы, внимательно взглянул на Шварцмана, потом повернул голову в сторону леса, задумался, ничего не ответил, только ухмыльнулся в усы. «Ты Меченного тоже не надеялся увидеть, а оказался первой, и, вероятно единственной, жертвой нападения зайца за всю историю охоты на них, в местных лесах, по крайней мере», - сказал, вставая, Стасик и пошёл к забору, навстречу почтальону. «Зайца-да, не надеялся, но не исключал, потому что существование зайца доказано, он в принципе существует», - крикнул ему вслед Наум. - Няма, тя ж никто не неволит, сумлеваешси, сиди у хате, читай свою фантазию! -Ну, уж дудки! Даже если это вероятность на уровне погрешности, я должен в этом участвовать, во-первых, я член команды, а во-вторых…во-вторых, вы не вынесите груз свалившейся на вас славы и популярности, в случае успеха, конечно. Потапчик вернулся с районной газетой и, раскрыв, прочёл вслух: - Уральская академия наук, совместно с биолого – географическим факультетом университета…Ну и далее, о том, что они отправляют научную экспедицию к нам на Аныб, попутно предполагается комплексная практика и ни слова о Снежике, но сдаётся мне, что это не совсем «экспедиция», а что-то вроде группы захвата, судя по фото студента, да и профессор, вылитый Эркюль Пуаро. - Откуда ты можешь знать, как выглядел Пуаро, это вообще персонаж вымышленный! -Разве Агата Кристи его не описала? Хотя, не важно, в любом случае, именно таким, я его себе представлял. Костюм для Эммы шили из двух медвежьих шкур, взятых из запасников зоологического музея. По хитроумному замыслу профессора она должна была изображать самку снежного человека. «А что, - посмотрев на результат своих с Журниным стараний, подумал Митрохин, - очень аппетитная самочка», «ловить на живца» - старый проверенный метод поимки рецидивистов работает безотказно, особенно в полевых условиях, где таковых, в данном случае самок Йетти, острейший дефицит». Экспедиция расположилась лагерем на, так называемой, «Пенсионерской поляне». Поляна был практически ровной и представляла собой окружность, диаметром метров тридцать. Две новые брезентовые палатки, установленные в её центре, замерли, вцепившись колышками в землю, удивлённо открыв треугольные рты. Митрохин медленно выбрался наружу, выпрямился, потянулся, хрустя суставами, и побрёл к речке умываться. Профессор уже стоял с удочкой, а в подсумке копошилась дюжина хариусов, которых было достаточно на добрую уху в три персоны. - Николай Иванович, те двое местных, которые вчера приходили, хотят принять участие в экспедиции. - Вам не кажется, что произошла утечка информации? -Что Вы на меня так смотрите? Если и прознали что, то источник - не я! -Кто они? -Некие Потапчик и Шварцман. -И это местные? -Местные, проверил. -Избавьтесь любым способом. -Что значит - любым?! -Соврите! -Ник… -Что, слово «соврите» режет Ваше благородное ухо!? Тогда, если им стала известна цель нашего предприятия, введите в заблуждение, дайте ложную информацию, дезу и поверьте, чем более абсурдную, тем легче в неё поверят. Вы что, так и не поняли, что это может привести к провалу операции. Мой жизненный опыт подсказывает, что - судя только по фамилиям - это реальные конкуренты. -Тогда, тогда скажу, что, ммм, у нас имеется, скажем, инфразвуковая установка, которую можно настроить так, что она будет «притягивать» самцов любых приматов и даже если, единственный, последний Йетти, обитает на севере Коми, он среагирует на неё как надо, с девяносто, нет сто, да, именно, стопроцентной гарантией и поэтому никакие дополнительные силы нам не нужны, не нуждаемся мы в них, вот как-то так что ли, и это… Профессор прикрыл рот ладонью и, протяжно зевнув, почесал грудь: «Знатно завернули, действуйте, но чтобы больше никаких помощников, конкурирующих групп и прочая…» Тринди – Бринди сумел, каким-то образом, уговорить Мый –мыя идти в лес, чтобы посмотреть на большую обезьяну. Приятели были равнодушны к неповторимому аромату августовской тайги. Мый-мый - по причине известной, а Тринди сам источал эксклюзивные «благовония» в диаметре тридцати-сорока метров, напрочь перебивая слабый запах вереска и луговых цветов, пытающихся привлечь насекомых-опылителей. Комары, влетая в «зону его влияния», начинали метаться в поисках выхода, но после короткой агонии прямо в воздухе, падали замертво. Цветы вяли, а птицы, в том числе и не имевшие отношение к перелётным, с криком слетая с деревьев и поднимаясь с водоёмов, выстраивались в косяки, вне зависимости от видового состава, и судорожно махая крыльями, пытались улететь, если не на юг, то хотя бы из «зоны поражения»… Мый–мый бережно нёс авоську с буханкой чернухи и флаконом тройного одеколона – угощением для Лым морта. Тринди – Бринди, поглядывая на авоську, в которой находился набор с их основными продуктами питания, сглатывал слюну и прорабатывал в голове те немногие варианты, которые мог себе позволить ограниченный потенциал лобных долей его мозга, чтобы заполучить «тройной» в личное пользование, а именно: а) большая обезьяна окажется не пьющей; б) не пьющей одеколон; в) не пьющей тройной одеколон. Любой из трёх вариантов его вполне устраивал, и он намекал об этом товарищу, но Мый-мый был неумолим и считал необходимым лично в этом убедиться и уж потом, ежели что… «У них какой-то прибор, испускающий инфразвуки, привлекающие самцов обезьян», - доложил Потапчик. -Насчёт установки, не уверен, а то, что нас отшили, это факт. -Няма, ты видел амбала, который нас встретил! Какие помощники, ему можно на медведя с голыми руками ходить! - Помощь предполагалась интеллектуальная. -Это профессору и двум пятикурсникам? «Тык, штыб не спорить, - вмешался в разговор Терентич, – слухайте прыказ! Разработать в течение до вечера собственный план-операцию, воспользуемся, тесезеть, ихним ентим…». -Потенциалом! -Им самым, Няма, сбор ровно в семь вечера, тута же. Шварцман встал, кашлянул и, опёршись кулаками о стол, открыл «коллоквиум», как он сам предложил обозначить вечернее собрание группы: « И так, господа, операция под кодовым названием «Снежик» начнётся завтра ночью, в районе двадцати четырёх часов по Москве. Ваш покорный слуга и его верный оруженосец… -Ну ты, Идальго, Дон Наум Аныбский, рыцарь печального образа, оленевод – аристократ… -Стасик, ты сегодня вечером действительно понесёшь орудия труда, вернее, повезёшь в тачке. -Какие, нахрен, орудия?! -Лопаты. -Лопаты?! -Именно, и постарайся не прерывать доклад, иначе пострадают невинные. -Невиновные, а твои невинные настрадались во время первой и единственной охоты, так что запланируй их сохранность в первую очередь! -Станислав, вы пошлите, что Вам совершенно не свойственно! «А, ну, геть! Долго спяктаклю ломать будете? Докладай, Няма, по-людски, по существу дела, тесезеть. А мы со Стасиком послухаем, прырывать не будем», - по слогам произнёс последнюю фразу Терентич, внимательно глядя на Потапчика. -Мы со Станиславом сегодня ночью выдвигаемся к Аныбу и выкапываем яму, примерно два на два метра, у той самой черёмухи,под которой его видели. -В лесу что - черёмух больше нет? -Черёмух море, но вот у тебя, Стасик, есть любимые места? -Ну, предположим, есть. -Вот и у него, раз в одном и том же месте наблюдают. Теперь Терентич. Терентич изготовит колотушку. Задремавший было ветеран, вздрогнул и переспросил: -Каку таку колотушку? Няма, сынок, калечить и уж тем боле убивать, мы больше никого не будем. -Нанесение тяжёлых, не совместимых с жизнью, увечий – это к Станиславу. Я предлагаю вариант исключительно гуманный – лёгкую анестезию, без особого ущерба здоровью объекта. Более того, я хочу, чтобы вы не забывали, что мы действуем в интересах науки. На – у – ки! Нам не до сантиментов. Вспомните Павлова и его несчастных собак. Черный вяло тявкнул, высунувшись из будки и жалобно заскулив, перевернулся на другой бок. -И что за, простите, сударь, колотушка? -Станислав, колотушка - это такая кувалда, но из дерева. Берём небольшое полено, сверлим по центру дырку, вставляем достаточно длинную рукоять и готова великолепная глушилка для Снежика. -Снежик оценит, я надеюсь. Хотя Шварцман прав, нам его не взять, предварительно не оглушив. -Тады на што яма? -Хороший вопрос, Андрей Терентьевич. Яма, в отличие от удара колотушкой – основной элемент пленения. Проверенный неандертальцами способ охоты на крупную добычу. Только наша яма будет, естественно, без кольев, но, вернёмся к кувалде, тьфу, колотушке… -Наум, какая анестезия колотушкой, там парень под два метра! Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 09-10-2011 15:58
	-Значит так. Они, как и мы, знают место, где его наблюдали, судя по рассказам очевидцев, один из которых состоит не в их, а нашей группе. Там они установят свою инфракрасную бадягу. -Инфразвуковую. -Не суть. Снежик пойдёт на неё, как Агопит на музыку в «Отроках во Вселенной». Если этот Донжуанистый Квазимодо пройдёт мимо ямы, Терентич крякнет из засады, ровно так, как крякал на утиной охоте. Снежик поворачивается в сторону звука. Стасик выходит из-за лиственницы, что рядом с этой заколдованной черёмухой, и наносит лёгкий, но точный удар по затылку колотушкой. -Так это что, я бью?! -Ты, Потапчик, именно ты. У тебя длинные руки и тяжёлая аура. -У меня обычные руки, нет никакой ауры, и катись ты со своей колотушкой к неандертальцам или за эту свою лиственницу! -Я не могу, на мне важнейшая миссия. -И какая же? - Привести Снежика в чувство после того, как мы его свяжем и погрузим на тачку. Да, насчёт тачки договорился с шабашниками, до утра она наша. Нашатырный спирт позаимствую у отца, но повторяю, для нас гораздо предпочтительней, если Снежик провалится в яму. -Предположим, он в себя не придёт, что дальше? -Пока не знаю. -Не знает, а нас уже распределил! Я против бить, не исключено, что единственного, а соответственно, последнего Лым морта, по затылку какой-то изуверской колотушкой! -Стасик, таким способом отключали пациентов хирурги ещё в недалёком прошлом. Вот когда тебе будут пилить ногу, ты что попросишь? Правильно, а-не-сте-зи-ю! -Я буду просить, чтобы мне её не пилили! Терентич уверенный, что никакого Лым морта Тринди не видел, и вся затея выльется в обычную прогулку по ночной тайге, изрядно утомлённый перепалкой, хлопнул ладонью по столу. «Тык, план прымается, другого у нас всё равно нема. Приступаем к подготовке матчасти. Лопаты возьму у школе и - у меня, исчё, одна поправка - вместо колотушки будет палица. - Не принципиально, главное, что вы прониклись ответственностью за операцию и оценили план, как единственно возможный и, в своём роде, совершенный… Фиолетовые мазки на небе становились сочнее. Солнце сплющилось, вытянулось вдоль горизонта и, смущаясь происшедшей с ним метаморфозы, краснело всё сильнее, пока не стало тёмно – бордовым и, наконец, поспешно скрылось, оставив длинную полосу, чуть более светлую, чем ночное августовское небо. С Аныба можно было наблюдать, как эта полоса освещает реку и несколько деревень за ней, тёмными пятнами прилепившихся к холмам. Пятна мигали десятками огоньков. Церкви, похожие на трафаретные рисунки, возвышались над линией горизонта. Потускневшие купола колыхались, отражая уходящую на запад зарю… Эмма в костюме Йетти была великолепна. С крутым изгибом в пояснице, прямой спиной и высокой грудью, она не могла оставить равнодушным даже самого требовательного самца высших обезьян. Она шла, почти летела, через луг, к той самой роковой черёмухе, к которой, как надеялись собравшиеся, торопился заблудившийся в ветвях эволюционного дерева, одинокий гоминид. Потапчик, почти не дыша, стоял вытянувшись в струнку, за лиственницей в полтора обхвата, прямо напротив ямы. Грациозно пробежав по самому её краю, самка «снежного человека» сравнялась со Стасиком… Удар пришёлся точно по затылку, пробежав несколько метров по инерции, прекраснейшая из приматов, ударившись лбом о ствол одиноко стоящей берёзы, стала медленно пятиться назад, и отчетливо произнеся «Алес», как куль с картошкой со спины грузчика, свалилась под черёмуху, к которой так спешила. Профессор, с криком «Убииийцааа», выскочив из служившего засадой стога сена, побежал на подмогу Эмме. Последовавший за ним Митрохин вырвался вперёд и, почти добежав до замершего с палицей на плече Стасика, исчез. За Митрохиным исчез и профессор… Провалившись в почти трёхметровой глубины яму, студент со своим наставником оказались в западне. Осознав весь ужас происходящего, посланники альма-матер забегали от стены к стене, сталкиваясь и вновь разбегаясь. Вместе с ними в яме оказался матёрый и изрядно упитанный заяц с чёрным пятном на боку. Косой будто только их и дожидался, запрыгнув на спину профессору, а затем Митрохину, он выскочил наружу и побежал не в лес, а к банде людоедов, как догадались пленники, и уселся у ног самого ужасного из них. Как сумел разглядеть в сумерках Митрохин, к нему присоединились ещё двое, один из которых хромал, а другой, щуплый в длинном плаще, наклонился над Эммой. Проверив пульс, щуплый произнёс зловещим, леденящим душу шёпотом: « Дело сделано, минхерц, грузим в тачку… так… подержи нашатырь». Митрохин в одно мгновенье покрылся липким холодным потом, ноги его подкосились, и студент медленно сполз по земляной стене ямы. Он боялся даже представить, как трое чудовищ рода человеческого, умертвят их группу, сложат в ледник, постепенно съедят, а кости, их бедные кости, сожгут в какой-нибудь кочегарке. Витя горько заплакал. Плечи его тряслись в такт издаваемым звукам: - Н-не х-х-х-хо-хо-чууу, за чтоооо, профееесооор, ы-ы-ы. - Держите себя в руках, Митрохин, может мы ошиблись, и это не каннибалы, а группа учёных – антропологов, о которой мы не знали. -Вввы не видели этих «антроппологов», а я вввидел, соввввершенно деградировввавшие типы, а что они ссделали с Эммой, если мы останемся в живввых, нам нникогда не простят. Профессор как-то странно зашмыгал носом, что удивило и, странным образом, немного успокоило Витю. Плачущего Журнина, наверное, и мама в детстве не видела, расскажешь - не поверят, хотя кто теперь расскажет, но мысли Вити на этом неожиданно прервались, и Митрохин тоже стал чувствовать изменения в составе воздуха. Он всё понял! Слава интеллекту пятикурсника естгеофака! Их хотят отравить или просто парализовать каким-то специальным газом, а потом обездвиженных, вытащить из ямы. Не проще ли было забить дубиной, как бедную Курт, или заколоть, например, вилами. Концентрация неизвестного газа становилась всё сильнее и, наконец, когда члены пропавшей, даже можно сказать пропащей экспедиции, собрались встретить свой конец лицом к лицу, сверху свесилась голова Тринди-Бринди: «Тута есть обьезянка, басааая, басая»? «Увы, милейший! - прикрываясь воротником, отозвался профессор, - только небольшие, узкносые, но зато две»! Огорчённый, что так и не встретился с большой обезьяной, Тринди, в то же время, был доволен, что не придётся делиться с ней одеколоном. Мый-мый же стал настаивать на немедленном спасении пленников, рассчитывая на заслуженную закуску. Он обвязал, оставшейся после похитителей Эммы, верёвкой Тринди, который после первого же рывка Митрохина, свалился в яму. «Нет, нет, я не вынесу такой концентрации!» - прокричал профессор, - Митрохин, закиньте его обратно»! «Лучше Вас, профессор», - гнусаво произнёс Виктор, зажав ноздри, - встаньте мне на плечи, там, у края ямы, ещё какой - то тип, не исключено, что он поможет, кажется это его инициатива…» Выбравшись из ямы, Журнин привязал верёвку к лиственнице и бросил второй её конец Митрохину. Верёвка оборвалась, и он вновь оказался в яме с Тринди-Бринди. Вставать на плечи Тринди, было всё равно, что приговорить его к смерти через перелом позвоночника, а объяснять, что надо взобраться на плечи Митрохина, придётся до следующего вечера, Профессор нервно заходил от берёзы к лиственнице и обратно, затем остановился и поднял палец кверху: «Витя, я пойду в село за верёвкой и заявлю о похищении Эммы, ждите меня здесь» (как будто у Митрохина был выбор). «Я не выдержу», - стонал студент, - профессор, я задыхаюсь, мне дурно, меня тошнит»! Далее последовал трубный рёв раненного мамонта, и Митрохин выпал из диалога, со всей ответственностью занявшись опорожнением желудка. «Мужайтесь, Витя, я скоро», - послышался голос удалявшегося с «места происшествия» Журнина. Услышав немецкую речь, исходящую от самки Йетти, Терентич вопросительно посмотрел на Шварцмана. «Что Ви на мене таки смотрите», - вдруг, видимо от волнения, со странным акцентом, заговорил Наум. «Я Вас умоляю, даже если во время войны, после очередного окружения, какая-то немецкая радистка вижила, добралась таки до Коми и до сих пор скривалась в тайге, она не могла за тридцать лет настолько одичать». «Не могла»,- глухо отозвался Теретич, приподняв кусок медвежьей шкуры, закрывающий лицо жертвы. «Так, это что, она?», – вытаращив глаза, заключил Наум и через секунду добавил, - Да уж, ясно, что не он! Она! Понимаете, О н а, Эмма из этой долбанной экспедиции!» Терентич медленно сел на землю, одновременно обхватив голову дрожащими руками и покачиваясь, стал причитать. «Девчонку прибили, оглоеды! Стасик прибил, собственными руками пристукнул. Стасик, который в зайца выстрелить не смог, он же мухи не обидит, а я, старый пердун, дубину ему, вот этими…», - он оторвал руки от головы, посмотрел на них внимательно и продолжил: « А ты, Няма, штыш ты, Иркуль ты хренов Пияро и Аганта вместе с ентой Крысти»… «Жале менам, те на вылэ ин и скэрмы, мыйне нащань, конерьящань, быгюрьясщань бощтан»(3), - скороговоркой говорила Фёкла, стаскивая с Эммы костюм Йетти. «Да не понимает она по-коми», - ворчал, суетившийся рядом, Терентич. Фёкла вздохнула, указала ему на дверь, мол «не мешай» и перешла на «русский»: «Сейчас отвар остынет да, юыштан(4) да, юрыд(5) прэйдитас да, отдохнёшь. Шкура у медведя толстая да, спасла, а к шишке бодягу-то приложим, да платочком завяжем, и быстро пройдёт. Ну, на, пей отвар, неж да вэляэн(6)». Эмма осмотрелась, взгляд пробежал по камину, окнам и остановился на «стенде» с фотографиями военных лет. «Как перекликаются судьбы, - подумала она, - дед воевал на восточном фронте и тоже был танкистом. Был списан в тыл по инвалидности, вернулся в свой родной Бремен в сорок третьем - тяжёлая контузия, может в том же бою, в котором стал калекой этот симпатичный старик, хозяин дома. У неё, конечно, до контузии дело не дошло, так, сотрясение, но голова, пока что, гудит, как колокол. А как переживают эти странные русские…» В дом вбежал запыхавшийся Шварцман: «Там профессор, с ним здоровяк, а ещё, подальше, Тринди с Мый-мыем волокутся, тоже видимо сюда». «А энти-то, с какого перепуга?», - спросил Терентич и вышел во двор. Журнин первым подошёл к калитке. Терентич ждал его у крыльца. Профессор подошёл, наклонил голову немного набок, потом достал платок и тщательно протёр очки. -Здорово штыли, студент. Вот и пришлось свидеться, не забыл ты, видать, мой сказ. -Запомнил и записи сохранил, чтоб они… Журнин, улыбнувшись одним уголком рта, протянул руку Терентичу. Васильков протянул свою и крепко пожав, доложил: «Жива девица и пошти шты здорова». -Знаем, Потапчик ваш – человек с дубиной, доложил уже. Парень сам не свой, хотя поделом… -Девицу свою немецкую вы, ребяты, сами чыть не угробили, оно кто жеж знал, шты енто не подруга Снежика? Семья снежного человека, удобно устроившись в малиннике, с интересом наблюдала за всем, что происходило той ночью у Аныба, куда они, наконец, добрались с предгорий Урала на зимовку. Когда появилась самка неизвестного им вида человекообразных приматов, отец семейства чуть не выскочил наперерез, но удушливое газовое облако, накрывшее поляну при приближении странной парочки гомо сапиенс, остановило его порыв. Последние участники мини спектакля скрылись за прилеском только к утру. Семья, убедившись, что опасности больше нет, не спеша, вперевалочку, направилась к черёмухе. Самец легко нагнул две толстенные ветви, и самка с детёнышами, которых было двое, стали горстями поедать сочные ягоды. Помешав их несколько секунд во рту, они выплёвывали на землю отполированные косточки… Наум с Эммой стояли, держась за руки, недалеко от пристани, где их дожидались профессор, Терентич, Митрохин и Потапчик, которые шумно спорили, потом смеялись и вновь рассуждали о разном: о превратностях судьбы, об эволюции гоминид… Гудок теплохода прервал беседу. Все разом замолчали и обернулись в сторону совсем недавно образовавшейся влюблённой пары. « Вот и нашёл он свою Йетти», - вздохнул Потапчик. «А она своего Снежика», - басом ответил Митрохин и компания громко загоготала, спугнув слетевшихся на кем - то рассыпанные семечки, голубей… (1) Лым морт – снежный человек (пер. с коми) (2) Мый - мый – что - что ( пер. с коми) (3) Дорогая моя, ты на них не обижайся, что с них, с несчастных, пустоголовых взять (пер. с коми) (4) Попьёшь (пер. с коми) (5) Голова (пер. с коми) (6) Потихоньку (пер. с коми) Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 23-06-2012 19:53
	ЛЫММОРТ ПРОТИВ ЯГМОРТА (1) 1 - Постой, не спеши с выводами! - Постой, паровоз! У меня таки нет никаких «выводов»! Старик, он и в Африке старик. - Это была, - Стасик перешёл на шёпот, - «кроличья нора», переход в параллельную вселенную или что - то в этом роде. - А ты больше читай Стругацких и особенно этого поляка, как его, Лема! Со слов Терентича он исчез, в твоей интерпретации «перешёл». На самом деле…просто ушёл и не в нору, а… - Старожилы, к примеру, Мый - Мый и Аким Федь, говорят о Лешем, Ягморте. - Ой, я тебя умоляю, о трёх слонах на ките, они не говорят? Из-за таких «старожилов» сожгли Джордано Бруно. - Няма, их бы поджарили вместе с твоим Бруно и Ягмортом, но Митрохин врать не будет, и описал он его точь - в – точь, как рассказывал Терентич. Не сговорились же они! - Митрохин? Нет, не будет. Выходит, сир, мы таки столкнулись с паранормальным явлением? Солнце жарило. Пляж, на котором распластались Стасик с Наумом, был безлюдным. Следы друзей, двумя извилистыми цепочками, уходили, по волнистой поверхности бежевого песка, за холм. Именно оттуда появилась вначале голова в танкистском шлеме, и уже за ней торс в белой шёлковой майке. Суконные шаровары раздувал ветер, протез поскрипывал в такт шагам. На плече Терентича сидел воронёнок – подранок, которого он выходил, подобрав у дома в январскую стужу. «Повязку на глаз и чем не Сильвер» - позёвывая, произнёс Шварцман. -Хватит с него протеза. -Я Вас уверяю, из Терентича бы получился зэконский пират. -Смотри внимательно, сейчас Фридрих каркнет в знак приветствия и начнёт махать крылом. -Всё забываю спросить, почему Фридрих? -Карл - банально, но у Маркса, как известно, был друг – Фридрих. - И? «И чтоб никто не догадался», - голосом Зыкиной пропел Стасик и резво вскочив, побежал к реке, махнув рукой, в знак приветствия, Терентичу. Фронтовик, кряхтя, медленно присел, на одной ноге до прямого угла и уже за тем, без напряжения, плюхнулся на песок: «Ууу, горяч». Немного поёрзав задом, Терентич достиг прохладного слоя и щурясь на солнце, стал наблюдать, как плещется на мелководье Потапчик: « Ну и шты, звал, Пияро»? -Есть фотография. -Кака фотография? -У Эммы с собой был фотоаппарат. -И шты? -Специальный, он закрепляется на дереве и фотографирует автоматически через равные промежутки времени, пока плёнка не закончится. -И они ентот фотоаппарат закрепили заранее? -Митрохин приезжал за ним, а через неделю звонит мне и говорит, что профессор срочно собирает экспедицию и спрашивает, не сдаст ли им Терентич, то есть ты, комнату, дней на пять и ещё, про того старика, в плаще, который якобы исчез -Не якобы, а исчез, будь он неладен. Я сызмальства по тайге ходил, и ежели говорю шты на глазах растаял, как та снегурочка, значится так оно и есть, а ты сам решай верить чи ни. -Верю. -И пошто мы заслужили такое доверие, ваше сиятельство Фома? -Митрохин вернулся к тайнику за фотоаппаратом и… Наум отвлекся на Фридриха, который взмахнув единственным крылом, спустился по руке Терентича, и, оказавшись на земле, стал, как часовой, прохаживаться взад-вперёд. 2 Профессор выставив локти перед собой, пробирался через заросли. Вечерний лес, как на картинах Романдина, серебристый, изумрудный, был спокоен и прост своей естественностью. Ноги вязли в болоте, и Журнин практически топтался на месте. Наконец ветви, каким то чудесным образом, расступились и он оказался лицом к лицу с тем самым благообразным стариком в плаще, который явился Терентичу во время охоты на Меченного. -Вы? -Узнали?! -Но, этого не может быть. -Не может быть чего? -Я Вас видел во сне, в юности, летом сорок первого, в ночь с двадцать первого на двадцать второе июня -И на сегодня научного объяснения нет? -Боюсь Вас огорчить, но его, вероятно, нет по определению - Тогда, прошу меня извинить Сказав это, старик начал медленно растворяться в воздухе. Лес стал фиолетовым, потом вдруг почернел и сжался, грудь сдавило на выдохе. Профессор попытался вырваться, но только разозлил неведомые силы, преградившие ему путь. « Как я попал в этот лес и куда иду? Ловушка!», - решил Журнин и когда, несвойственное характеру отчаяние, стало охватывать его, из глубины чащи донёсся нежный, до боли знакомый женский голос: «Пора», профессору хотелось ответить, но он сумел лишь промямлить нечто невразумительное. «Папа, пора! Ты просил разбудить, как только приду со смены». Журнин открыл глаза. У изголовья тахты стояла дочь, с чашкой кофе в руке. 3 - Погодь, погодь, вернулся откуда? - С села, как Эмму навестил, так и вернулся. - Дык его профессор послал? - Тут такое дело, Терентич, профессор про фотоаппарат ничего не знал. - ? - Ну, как бы тебе объяснить, такой аппарат, лишние вопросы… - Шпиёнка, мать её! - Благодаря этой «шпиёнке», всё и прояснилось, или окончательно запуталось, в общем, появились новые обстоятельства. - А Митрохин, значится, знал, наймит! - Не только знал, а лично закреплял, с видом на Аныб. - И шты? - Вот тут-то, сир, всё и началось, стал он развязывать изоленту… 4 - Па, ты так стонал во сне, у тебя ничего не болит? - Нет, нет, приснилось… - А утверждал, что со студенческих лет, не видишь снов. - Видимо началось снова и, увы, с кошмаров. - Ты его помнишь? - Кого?! - Да, не кого, а что, сон! - Да, и довольно отчётливо. Катя, я сегодня уезжаю в командировку. - В Изьву? - Откуда ты… - Оттуда! Ты вернулся с этой экспедиции сам не свой и у меня такое ощущение, что раньше времени. 5 Терентич, больше уже не прерывая, слушал Наума: « …и чувствует, что затылок начинает мерзнуть, холодеть. Медленно оглянулся, а у ямы, той, что мы с Потапчиком выкопали, стоит старик в сером плаще, пенсне на солнце блестит, и вот ещё что заметил Митрохин, не даром географ – биолог, тени от него не было, от деревьев, что рядом стоят, была, а от него нет. Взял Саня фотоаппарат, посмотрел, ещё шесть кадров осталось, поймал в объектив эту личность, навёл, как положено резкость и отщёлкал все оставшиеся кадры. Пейзаж получился замечательный, резкость изумительная, немецкое качество, только «малюююсенький» недостаток, старика на снимках нет, ни на одном, не проявился дедушка!» - Так я и думал, одно радует, не померещился мне ентот дед, не контузия в том виновата, видел я его, только приходил он тода специяльно, лично ко мне. - Поэтому нам не рассказал, списал на ранение? - Поэтому, и не только, дед тот, када появился, мне такое чувство пришло, будто ожидал я ентой встречи и никому, окромя меня, знать о ней не положено. И шты там тот Митрохин? - Он сказал, что старик при нём спрыгнул в яму. Конечно, Сане хотелось поскорее уйти, но любопытство пересилило, подошёл он к яме, потом бочком, бочком, заглянул, а там… 6 «Изьва на связи, пройдите в седьмую кабину». Эмма подложила платок и прикрыла разболтанную дверцу: « Гутен таг! », вполголоса произнесла она, теребя свисающую на лоб, почти белую прядь. В ответ послышалось несвязное бормотание, обычно красноречивого Шварцмана: «Алё, да, ага, привет, это я». Эмма ухмыльнулась и сообщила: «Наум, я зафтра прилететь Изьва». Повисла пауза. Курт терпеливо ждала ответа. Наконец «изьвинец» снова заговорил, но на этот раз быстро и решительно: - Всё понял, буду встречать, отпрошусь с уроков, я буду в аэропорту Эмма, нет у трапа, да, жду у трапа. - Профессор спросить, о, комната у Терентича. - Какая комната, а да, комната, всё готово, хотя ждали через неделю. - Сколько марок получать день? - Терентич передал, что денег не надо, просил привезти книги. - Книги? - Да, что-нибудь научно-популярное, по теории относительности, эволюции видов и Фрейда, если возможно. - Терентич!? - Это по моей рекомендации. - Учится, не есть поздно. Наум мне пора, я тебя есть целовать. - А я есть тебя, то есть не есть, а целовать, понимаешь, я … « Я всё понимать, пока» - почти шёпотом произнесла Эмма и повесила трубку. 7 «А там, там Меченый». Терентич встряхнул головой: «Погодь, погодь, дык ты хочешь сказать…» - Не хочу, но вынужден. - Что Меченый и старик? - Нет, не одно и то же, но каким-то образом связаны, потому что, когда Митрохин обернулся, старик был на противоположной стороне холма. Митрохин наклонился и протянул руку, Меченый запрыгнул на предплечье, и он его достал. Каким образом наш общий друг оказался там вторично мы, естественно, знать не можем. - Что с зайцем? - Проводил Саню до опушки и поскакал обратно. - «Провожатый», едрит его в купель! - Что - то Стасик долго из воды… Только тут они заметили, что на гладкой поверхности Изьвы, от берега до берега никого нет, Стасик пропал… 8 И снова русская печь, фотографии на стене и только за открытым окном, новый, теперь уже июльский пейзаж и аромат свежевыкошенной травы у дома. Анна - тет топила «летнюю» печку во дворе. В большом чёрном котле варилось что - то аппетитное, включающее хариуса, картошку, лук, грибы и понемногу все, растущие в огороде корнеплоды. Гости уже разместились. Митрохин сладко посапывал на лавке, профессор перебирал реактивы, а Эмма, повесив на плечо полотенце, пошла на реку, искупаться, предупредив Журнина, что там её ждут Наум и его верные оруженосцы. Тропинка шла вдоль обрыва. Она спустилась к песчаной отмели и, сбросив халат, уже собиралась войти в воду, как заметила плот, на котором находились двое. Одного из них Курт сразу узнала, это был её «крестник» - Стас Потапчик. Стасик сидел на краю с отрешённым видом, опустив ноги в воду. Посередине плота, держась за рулевое весло, стоял седой старик в пенсне. Не смотря на жару, он был в длинном плаще и шляпе, только штанины, в соответствии с погодой, были закатаны до колен, обнажив странного вида ноги, покрытые темными волосами и чёрными, похожими на вытянутые копыта, ступнями. «Стасик, мы есть приехать!» - замахав руками над головой, прокричала Эмма. Не дождавшись никакой реакции от Потапчика, она, почуяв неладное, схватила халат и побежала вдоль берега за плотом, всё дальше и дальше отдаляясь от села… 9 Тринди - Бринди и Мый-Мый стояли по колено в воде, в руках они держали верёвки, обратные концы которых были привязаны к горлышкам трёхлитровых банок. В банки был накрошен хлеб, за которым в них заплывали ёсики(2). Как только их набиралось с десяток, «охотники» резко вытаскивали служившую ловушкой стеклотару и, вылив воду, отправляли несчастных рыбок в лучшем случае в берестяной короб, а чаще прямо в рот, обмакнув в насыпанную на кусок газеты соль, откусывая каждый раз солидный кусок от «чернушки», лежавшей рядом. Судя по тому, что от буханки осталась четверть, а на камнях валялись уже пять флаконов «тройного», напарники вышли на тропу войны с мальками с раннего утра. Проводив взглядом пробежавшую мимо них Эмму, они вяло, без каких-либо эмоций, помахали свободной рукой ей, проплывающим мимо на плоту Потапчику и какому-то незнакомому им, явно неместному, старику. 10 На лбу Наума выступили капельки холодного пота. Мысль о том, что его друг мог утонуть, он панически отгонял, перебирая все возможные варианты причин его исчезновения. Терентич, нахмурившись молчал, поглаживая дрожащей рукой Феликса. Воронёнок внезапно выскочил из-под широкой ладони хозяина и необычайно быстро, подпрыгивая и махая крылом, помчался вдоль берега. Стасик побежал за Феликсом, замыкающим, причитая и матерясь, ковылял Терентич. Добравшись до Тринди и Мыя, Феликс остановился и требовательно закаркал «во всё воронье горло». «Стасик плыл с дядей» - улыбаясь, доложил Тринди, не отрывая взгляд от банки. «Как плыл, куда?» - теребя Мый - Мыя попытался выяснить Наум, ожидая от него более вразумительного, чем от Тринди, ответа. Не соблюдавший, пользуясь конституционными особенностями напарника, равные пропорции в дозировке «тройного», естественно, в свою пользу, Мый - Мый промычал что-то невразумительное и указал пальцем в направлении течения реки. Выбора не было. Шварцман снова повернулся к Тринди и, говоря по слогам, одновременно жестикулируя, попытался выпытать из, пока ещё не потерявшего способность говорить, «рыбака», максимально возможную информацию: -На чём плыл? С каким дядей? -Дядей, а тётя бежит. -Какая тётя?! -Тётя ах, мича(3), кукла, а тэ порщь, шаньга кок(4) -Терентич, я убью его! Так, давай по порядку, Стасика видел? -Стасик пес вылын пукалис(5) -Ага, плот. -У тёти «ах», волосы белые? -Кольквиж. -Жёлтые, понятно! Тётя большая? -Тетыс ыджыд(6), мича, кукла, берегтиис воедис трущикен(7) - Трущикен, трущикен, а трусики! В купальнике!? - Ага, купаччыны трущикен воедис (8) - А дядя, кучшем(9) дядя?! - Дядя генерал-полковник-капитан, Стащик моз же, эчкиа(10) - Эчкиа говоришь!? Мне всё ясно, то есть ясно, что он видел, но кто-нибудь объяснит мне, что всё это значит?! 11 Отдохнувший Митрохин, за час расколол все полтора кубометра дров, выловленные Терентичем во время сплава. Вылавливал он, конечно, брёвна, а в чурки их превращали Стасик с Наумом или с Терентичем, в тех довольно частых случаях, когда у Шварцмана находились «неотложные дела». Профессор готовился к выходу в «поле». Разложив карту, он начал отмечать крестиками места, где в то или иное время наблюдали так называемого старика. Соединив крестики прямой линией, Журнин обнаружил, что точно от её центра на карте, причём под прямым углом, отмечена просека, уходящая к реке. Он ещё не знал, что именно там излюбленное место ловли ёсиков, известной на все окрестности неразлучной пары, где они и наблюдали объект его поисков, причём не одного, а захватившего то ли в заложники, то ли ещё с какой целью, Стасика. Что в углах? В одной из точек несколько раз наблюдали Снежного человека, в другой зайца с чёрным пятном на боку, и в обеих зонах компас чудит: то направление стрелки меняет на противоположное, то замирает. 12 Снежику не мерещилось, по реке плыл плот, с одним из его неудавшихся пленителей и неким высоким, полупрозрачным субъектом, сквозь кожу которого просматривались кровеносные сосуды и вся эктоморфная мышечная система болотного цвета. Из-за огромных, не моргающих миндалевидных глаз, лицо напоминало маску. Именно таким видел Снежик «старика» и именно так, как вы догадываетесь, он выглядел на самом деле. Вдоль берега скакало необычное, величиной с зайца и тоже полупрозрачное существо, с тёмным пятном на боку. Маскировка гуманоида и его биоробота не действовала на Йети, но в этом для «старика» не было никакой необходимости. Лымморт привёл семью к месту осенней дислокации раньше времени, так как в районе его постоянного обитания началась разработка нефтяного месторождения. Детёныши подросли и окрепли настолько, что вполне справились бы с медведем средних размеров. Самка была беременна, поэтому переход дался ей с большим трудом. Дойдя до Аныба, она всё больше отдыхала и оставалась в стоянке. 13 Наум с Терентичем, пройдя через лес, почти на половину сократив путь, вышли к высокому обрыву. «Ежели опоздали Няма, дык ты меня не жди, беги к реке сынок!» - запыхавшись, отрывисто произнёс Терентич и остановился, оглядывая окрестности. Внезапно появилась бегущая Курт. «Ээээммааа!» - сложив трубочкой ладони, протяжно закричал Шварцман и побежал наперерез. Эмма оглянулась и, увидев Наума, стала махать рукой. В это время её ноги поскользнулись на глиняной тропинке, и она провалившись вниз, исчезла с поля зрения. К тому времени, как Шварцман добежал до обрыва, Эмма держалась за край только последними фалангами пальцев. В доли секунды он схватил её за запястья, распластавшись на скошенной траве. Зацепиться было не за что, обрыв был скошен внутрь. Высота убийственная, причём прямо под Эммой огромные, диаметром в несколько метров, валуны. Курт была тяжелее, существенно тяжелее, и Наум постепенно начал сползать за край обрыва. Наполненные ужасом голубые глаза Эммы наполнились слезами, что в «обычной» жизни с ней практически не случалось. Неожиданно она разжала ладони, молча предлагая сделать Науму то же самое. Шварцман стал кричать, реветь, как ребёнок, закативший истерику, стонать, как тяжело раненный, он не мог потерять Эмму, и не то, что вот так, сейчас, а вообще, но и не мог её удержать и страх, животный страх, заставлял его разжать пальцы. Он зажмурился и отчаянно, сжав зубы, стал колотить ногами о землю, пытаясь выбить углубление, наконец, его усилия были вознаграждены, и он зацепился носком за сохранившийся корень дерева, но тот неожиданно лопнул, и через мгновенье Наум сорвался вниз вместе со своей «Галатеей»… 14. Митрохин возвращался с реки. По его разведённым в стороны рукам и наклонённой к правому плечу голове уже издали было понятно, что он никого не застал. - Никого! - И как это понимать? - Не знаю, Николай Иванович, там валяются эти двое, слабоумный Трали – Вали или как его?». « Нне помню, может Шишли –Мышли?», - предположил профессор. «Только не Шишли – Мышли, ну этот, помните в яме, рекордно вонючий и глухой дедок, с какими - то банками, прикрученными к руке. Кругом пустые флаконы от мужской «парфюмерии» и хвостики от мальков, похоже, что совершали какой – то древнезырянский ритуал». «Давайте обедать, Митрохин, через тридцать минут выдвигаемся, видимо они увидели нечто достойное внимания и вынуждены были последовать без промедления, мда, но, но почему никого не прислали за нами? Виктор, выдвигаемся немедленно, пообедаем в поле…» 15 Пролетев вниз не более полуметра, Наум повис в воздухе. Он почувствовал, как правую ногу будто сжало тисками и неведомая сила, как мощный домкрат, потянула его вверх, медленно, но надёжно. Пальцы уже не могли держать Эмму и, независимо от его волевых усилий, разжались, но огромная волосатая рука успела схватить и её. 16 «Если это зоны «перехода», - рассуждал Журнин - значит надо снова идти на Аныб и установить приборы». Частота появления им была рассчитана до недели, плюс – минус пару дней, но события начались в эти самые «плюс – минус», поэтому Журнин вынужден был объявить о начале операции раньше запланированного времени и, увы, только, не считая его самого, одному участнику. Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 23-06-2012 19:55
	17 Лес благоухал, звенел, стрекотал, свистел благодаря стараниям своих подданных. Короткое северное лето подарило несколько жарких недель, и откладывать радостную брачную суету, его обитателям было бы опрометчиво. Тайга перешла в пролесок, за ним пойменные луга. До реки оставалось метров пятьсот, когда внезапно из малинника, навстречу профессору и Митрохину, посеменил взрослый бурый медведь. Витя схватил Журнина за локоть и сжал с такой силой, что тот тихо застонал и попытался высвободиться: «Отпустите руку Митрохин», - шёпотом проворчал профессор и потянулся рукой к голенищу сапога, из которого торчала костяная рукоять ножа, подаренного местным оленеводом. Судя по тому, как косолапый мотал головой и ускорялся, его настрой был, мягко говоря, недружелюбным. Удовлетворение кулинарных пристрастий людоеда не входило в планы экспедиции, и её участники стали медленно пятится назад. - Виктор, разбегаемся в разные стороны. - Вы предполагаете, он растеряется, так и не выбрав кем перекусить? - Не теряете чувства юмора, это похвально. Сразу на двоих он не набросится, не будем делиться на первое и второе блюдо, все - таки у меня нож, а Вы бегите, что есть мочи, бегите! - Вы за кого меня принимаете, сенсей?! - Помните рассказ Терентича о Мый Мые? - Кккакой рассказ? - Будем орать. - Что ккконкретно? - Орать, просто орать до усрачки, студент! (профессор даже не предполагал насколько близко его образное выражения к фактически предстоящим событиям). - Усрачки кого?! - А Вы надеетесь, что этого дэбильного гризли, местного разлива?! - Нннадеюсь! Медведь был уже в метрах десяти, и пока его вероятные жертвы судорожно набирали в лёгкие воздух, вдруг неожиданно, совершив «полицейский разворот», помчался с ещё большей скоростью в обратном направлении, не забывая одновременно, удобрять луг. Молчание длилось не долго: «Хм, - пожал плечами профессор - выходит с ножом, я выгляжу достаточно устрашающе, как Вы полагаете?». Не услышав ответ, он повернулся к Митрохину и обнаружил, что тот, открыв то ли от удивления, то ли от ужаса рот смотрит на нечто, в противоположную от событий сторону, причём задрав голову вверх. Профессор последовал его примеру. За их спиной возвышалась двухметровая фигура Снежика, с тяжеленной палицей в правой руке. Палица представляла собой выкорчёванную молодую берёзу с загнутым под прямым углом корнем. И хотя казалось, что все эмоции выплеснулись при встрече с «хозяином тайги», наши пилигримы недооценили своего потенциала. Схватившись за руки, и заорав во всё горло благим матом, они помчались вниз по склону, следуя примеру косолапого и на радость местной флоре, были на грани того, чтобы присоединится к нему, в плане ускоренного производства азотистых удобрений. Йетти какое-то время недоумённо смотрел вслед уходящей в точку парочке, затем пожал плечами и, наконец, отвлёкшись на аппетитных личинок, занялся восполнением энергозапасов. 18 Снежик, без видимых усилий, поднял несчастных влюблённых и плавно опустил на землю рядом с обрывом. Обессиленные Наум и Эмма сели на траву, руки дрожали от перенапряжения, а испуганные взгляды были направлены на Лымморта. Снежный человек смотрел только на Эмму. Он узнал соблазнительную самку из рода узконосых обезьян, хотя на этот раз, она была в новом для него обличье. Со стороны леса послышался треск, и на опушке появилась его пассия с сыновьями. Она выкрикнула нечто нечленораздельное, но по интонации можно было догадаться, что долгое отсутствие отца семейства ей не по душе. Снежик вздрогнул, сделал несколько неуверенных шагов в сторону леса, потом обернулся, ещё раз внимательно взглянул на Курт, и только после этого, тяжело вздохнув, решительно засеменил к своим. 19 Наплескавшись, Потапчик поплыл в сторону небольшого песчаного острова посередине реки. Островок появлялся, даже в самое жаркое лето, всего на полторы-две недели. Хорош он был тем, что можно было нырять прямо с берега в образовавшийся с противоположной стороны омут. Он уже предвкушал предстоящее удовольствие, как внезапно в его глазах потемнело и всё предстало в фиолетовом свете, кроме того, время потекло, если не вспять, то точно как в замедленной, ну очень замедленной, киносъёмке. Не понимая, что с ним происходит, Стасик, попытался прийти в себя и энергично потряс головой из стороны в сторону. На мгновенье в глазах прояснилось, но постепенно его снова накрыл тяжёлый фиолетовый туман. Рядом с ним оказался небольшой плот, на краю которого стояло полупрозрачное существо с огромными, однотонными, под свет тумана глазами. Стасик вопреки своей воле взобрался на это сооружение и, усевшись с краю, впал в некое сомнамбулическое состояние, при котором тело не подчинялось командам мозга, а сознание стало спутанным, не способным дать простейший анализ происходящим событиям. 20 Снежик не обладал долгосрочной памятью, но то, что «прозрачный» двадцать лет назад уплыл на плоту с его первенцем, он помнил и, обладая незаурядным, среди своих сородичей, каковых осталось всего около десятка семей, интеллектом, понимал, что помогая группе странноватых «гомосапиенс», он, возможно, сможет его отыскать, да и не помочь, повинуясь неведомой программе, Снежик просто не мог. Не теряя времени, Лымморт направился к «точке перехода», тому самому месту, где Терентич повстречался с замаскировавшимся под старичка гуманоидом. 21 Плечи Эммы ритмично вздрагивали. Судорожно вдыхая воздух, она бесшумно плакала и не отпускала руку Наума. Няма же напротив, выглядел совершенно спокойным и с полуулыбкой Джаконды на лице, смотрел на небо. Его спокойствие было обусловлено железобетонной уверенностью, что после их чудесного спасения, он не «выпустит ладонь» сидящей рядом девушки и нет, и не будет для него человека ближе, чем эта юная немка, волею судьбы, как впрочем и его судьбы тоже, оказавшаяся в краю изьвинском, суровом и загадочном, странном и малоизвестном… Из оцепенения его вывели крики. Голоса были знакомы, но уровень знаний в области ненормативной лексики не вязался с теми, кому, по его мнению, они принадлежали. Наконец он убедился в правильности своих предположений, увидев приближающихся с крейсерской скоростью профессора и Митрохина. Как и предполагалось, первым снова добежал Митрохин. Согнувшись и опираясь руками о колени, он, тяжело дыша, стал объяснять их с Журниным непристойное поведение. -Медведь - сука! Думал, триндец котятам…Снежик пугнул…он, он существует…живее всех живых…твою мать! Здоровый, три таких, как я, а то и четыре! А вдруг он каннибал?! -Понятно, только перекусить тобой для него не каннибализм. -Что тебе понятно? Ты чего улыбаешься? Эмка чего ревёт? -Она успокоится, теперь всё будет хорошо. -Теперь? А раньше как было? -Совсем недавно было не очень. Спасибо Снежику. -А причём здесь Снежик?! -При всём. Когда подошёл профессор, в результате обсуждения последних событий, выяснилось: 1-Стасик живой. 2-Снежик существует! 3-Он их спас, всех четверых. Правильно возразили, четверо - это не все, с пятым участником событий, как помните, это был Терентич, мы расстались в тот момент, когда он предложил Науму бежать к реке. 22 Терентич неожиданно обнаружил «сбежавшего» Феликса снова рядом с собой и когда воронёнок направился в прилесок, чтобы снова сократить путь и нагнать плот, последовал за ним. «И шты ты за птица така»? - проворчал Терентич, стараясь не упустить из виду странного пернатого друга, который по необъяснимой причине столь активно присоединился к поискам Стасика. Выйдя к реке, фронтовик обнаружил плот и длинную жердь: «Ежели ты такой колдун чи волшебник, штыж на деревяшке катаисси?!» - прокричал он в сторону леса и направился по обнаруженным у берега следам, не заметив, что Феликс снова куда-то запропастился. 23 Митрохин развёл костёр и повесил на жердь котелок с водой для чая. Профессор сидел спиной к огню и что - то чертил в блокноте. Эмма и Наум сидели, молча уставившись на огонь. Шварцман думал о Стасике, о том, что злоключения друга хоть и являются закономерностью, и это многократно доказано практикой, терять его из – за какой то аномальной хрени он не собирается и что профессор наверняка до чего - то додумался и имеет таки серьёзный план. Никакого плана у Журнина не было, однако одно он знал точно, очередное «явление» субъекта будет снова в районе Аныба, а вот появится ли он там с Потапчиком или с зайцем, или уже появился и успешно телепортировался туда, куда ему и дорога, профессор мог только предполагать. Уверенность его основывалась, как мы уже знаем, на вычислениях и определённом, в результате этих самых вычислений, алгоритме действий полтергейста. Собрав все данные наблюдений, он определил, что «Ягморт» появляется в том или ином месте с определённой периодичностью и если совместить её с местами его «явления», то получается некая восьмёрка или знак бесконечности с центром в районе Аныба, куда неведомая сила ежелетнеосеннесезонно, притягивала Снежика. Заложив карандаш за ухо, Журнин подытожил: «Экспедиция, мои юные друзья, из поисковой превратилась в спасательную, засим, кому-то из вас надо отправиться в село к родителям Стасика, которые должны сообщить в милицию. Пусть немедленно организуют масштабные поиски, прочёсывают лес, оповестят лесничество, охотников и… и я не знаю, кого там ещё сочтут нужным». «Я однозначно остаюсь и это не обсуждается», - откликнулся Наум и поднялся, показывая тем самым, что он готов приступить к поискам немедленно. «Именно Вы, мой юный друг, и отправитесь в Изьву, задачи Митрохину и Курт определены ещё в Сыктывкаре» 24 Шагая вдоль берега Наум, время от времени, переходил на бег. Знакомая утрамбованная тропа извивалась в такт реке, спускаясь всё ниже к берегу. По мере перехода от обрыва к пойменным лугам она раздваивалась, на одну - также вдоль берега - и вторую, для более короткого пути, через сосновый бор и заброшенный аэродром. Шварцман остановился и, как рыцарь на распутье, почёсывая затылок, задумался над плюсами и минусами обеих вариантов добраться до Изьвы. Сделав несколько неуверенных шагов по «длинной» тропе, он остановился и затем решительно направился к опушке леса. 25 Терентич знал эти места, как свои пять пальцев, но в определённый момент понял, что перестал узнавать лес, вернее узнавал, но что - то существенно изменилось и он, кажется, понимал, что именно, но отгонял от себя эту догадку, так как этого не могло быть. Хотя в свете последних событий… Васильков подошёл к кромке взлётной полосы и увидел на обратной её стороне невысокого паренька в роговых очках, одетого в затёртую гимнастёрку довоенного образца. Паренёк оглянулся, и Андрей узнал студента… Колю Журнина. 26 Наум бежал, не замечая того, что лес «помолодел». Он знал эти места ещё по охоте на Меченного, но почему - то заплутал и через несколько минут вышел к Аныбу, хотя до него было не менее часа пути. На холм подымались два, странно одетых молодых паренька, один из которых хромал, очень похоже на Терентича. «Костюмы» и обувь послевоенного образца смотрелись на них настолько гармонично, что Шварцману на мгновение показалось, будто он смотрит фильм тридцатых – сороковых в цвете. Казалось, пока в сторону аэродрома, над головой, не пролетел «кукурузник». Черёмухи, у вырытой ими с Потапчиком ямы не было, вернее он её обнаружил потом, за кустарником можжевельника. С противоположной стороны возвышенности появились Эмма и Митрохин, заранее отправленные профессором по предполагаемому передвижению Ягморта. У края, так и не засыпанной ямы, стояли Потапчик и старик в пенсне. Первым к ним подошёл Митрохин. - Э, дедок, пацана отпустил… - Витёк, не горячись, я добровольно… - Что добровольно? Куда? Нам без тебя возвращаться?! Оглянувшись, Митрохин обнаружил у подножия холма преобразившихся Журнина и Василькова. - Это ещё кто? - Не узнаёте шефа? Стасик вернётся, но ненадолго, потому что кроме Вас, милейший, после его возвращения никого из «экспедиции» не будет, включая и самого Потапчика. - Не будет где? - В природе. Никто из присутствующих, кроме Вас, не доживёт и до двадцати… Митрохина пошатнуло, а когда головокружение прошло, он обнаружил всех товарищей по несчастью, в «первозданном» виде, склонившихся над ним. Потапчик брызгал водой, а Эмма замахнулась для пощёчины, но увидев, что Витя открыл глаза, опустила руку… 27 Виктор потерял сознание, как раз в то время, когда все участники экспедиции подошли к «месту событий». - Няма, я ухожу с ним, иначе… - Иначе что? - Ничего, всё тоже, но без нас, ну и без наших детей, у кого они есть Шварцман криво ухмыльнулся и, подойдя к Стасику, схватил его за руку. «Не надо, нель…» - попытался его остановить Журнин, но голос его, да и все звуки внезапно, для Наума, стихли, кроме, монотонного звона в ушах, от неимоверного напряжения рук, которые снова держали Эмму над обрывом. Он перенёс взгляд на противоположный берег реки и увидел Меченного, которого не заметил в прошлый раз. Пальцы непроизвольно разжимались. Всё повторялось, кроме появления спасителя в виде Снежика… 28 Открыв глаза после болевого шока, Андрей Васильков увидел обезображенные взрывом тела танкистов из своего экипажа… «Тигры» и пехота гитлеровцев были в метрах тридцати. Силы оставляли его, оглянувшись, Васильков увидел, как схватившись за живот, согнулась и медленно легла на выжженную солнцем траву, бегущая к нему, совсем ещё юная санитарочка… и ещё он увидел, лежащую в нескольких метрах ногу, с торчащими кусками костей. Страха не было, была боль, всепоглощающая, невыносимая. Андрей закусил гимнастёрку и достал из подсумка гранату, выменянную перед боем у пехотинца на трофейный портсигар… 29 Журнин пытался дотянуться до карликовой берёзки. Всего сантиметров двадцать и трясина проиграет в попытке отнять жизнь. Всё это уже когда-то было. Ну да, комплексная практика в Изьве, сейчас подойдут двое мальчишек, возвращающиеся с рыбалки, протянут к нему два удилища в обе руки и…но мальчишки не шли, а болотная жижа была уже у подбородка… 30 Эмма висела над обрывом. Паника сжигала последние силы. Наум прекратил кричать и просто стонал. Она разжала пальцы… 31 Потапчик вынырнул и снова выбрался на остров. Вторично он решил нырять с разбега. Достигнув дна, Стасик оттолкнулся и неожиданно повис, как подтопленный поплавок. До поверхности воды не хватало обидных трёх – четырёх сантиметров, а леска забытого кем - то старого продольника затягивалось на ноге всё сильнее. Он попробовал освободиться, но сквозь петлю невозможно было просунуть даже иголку. Стасик, резко выпрямившись, снова попытался вырваться. Леска не поддавалась. Он заметил большую прямоугольную тень, двигавшуюся по дну прямо на него и только после этого, поняв, что это плот, а значит спасение, замахал вытянутыми над водой руками, но плот медленно проплыл мимо. В лёгкие хлынула первая порция воды… 32 Лес приобрёл прежние очертания. Участники «действа», все, кроме профессора, всё ещё находились в «более вероятной» реальности. Старик снял пенсне и, медленно протирая стёкла платком, обратился к Журнину: - Насколько я знаю, Вы предполагали подобный ход событий? - В той или иной степени. - Почему не предупредили своих подопечных? - Надеялся он Вам не понадобится, передумаете. - Ну, положим не мне, я скорее исполнитель. - Вы в силах изменить… - Нет, я только показал, что бы произошло без их вмешательства - Кого? - Тех, кто вносит коррективы. Если оставить всё на произвол эволюции, поступательного развития человеческой, да и любой цивилизации не будет. - И сколько нас? - Тысячи - Но погибают миллионы, почему именно мы?! - Решаю не я и даже не ОНИ, приходит «заявка», я исполняю, принцип отбора мне не известен, но предполагаю, что наиболее альтруистичные индивиды. Процент подобных мутаций настолько невелик, что приходится вмешиваться в ход событий - Наша вероятная гибель была не одномоментная. Это бы поменяло весь ход событий - Место и время не имеют значение, не сложно подкорректировать… - Но мальчишка-то им зачем? - В данном случае им как раз всё равно. Выбрал его я. Мне нужен абсолютный, природный альтруист. С необратимыми, закрепившимися изменениями, да и вам, окружающим его особям, будет легче, в противном случае, все кто с ним «соприкасается», будут подвергаться постоянным испытаниям на прочность… - Ничего, сдюжим! - Вы не понимаете, я всё равно должен забрать одного из… - Может, я им подойду? - Подойдёте, но я ответственно подхожу к поручениям, и выбрал наиболее подходящий вариант. - Рассчитываете на премию? - В определённом смысле. - Карьерист! - Дискуссия закрыта! - Подождите! Куда, куда он попадёт? - Так как вы - единственный источник разумных подобного типа биоценозов, в один из предполагаемых, подходящих миров, с равной вероятностью. - Он не электрон, чтобы с равной вероятностью… 33 Снежик вперевалку ковылял за Феликсом. Следом, недовольно кряхтя, едва поспевая, шла самка с детёнышами. Когда воронёнок разбудил их своим карканьем, и каким - то образом «убедил» следовать за ним, Лымморт, повинуясь внутреннему чутью, повёл семью вслед за пернатым проводником. Выйдя к Аныбу, он обнаружил «похитителя», о чём - то спорящего с профессором. Рядом с ним стоял, пребывающий в трансе Стасик, впрочем, и остальные присутствующие были явно не в себе. Снежик забыв о Феликсе, используя могучие передние конечности, в несколько прыжков оказался рядом с пришельцем… Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 23-06-2012 19:56
	34 Тёплый южный ветер, смешав аромат всех лесных соцветий, предлагал своё произведение, собравшимся у костра. На это раз костровым был сам профессор, он аккуратно снял котелок с жерди и разлил по кружкам чай, заваренный со смородиновыми листьями: «А каков аромат, друзья мои!». Стасик, обмотав кружку платком, обхватил её ладонями. Несмотря, на тепло, его слегка знобило, и чувствовал он себя настолько уставшим, что ни говорить, ни пытаться выяснить, почему не помнит, что с ним произошло после купания, ему пока не хотелось. Митрохин, подняв кружку, как будто собирался произнести тост, произнёс: «Произошло следующее! Меченый и Феликс…» Профессор приложил палец к губам. Студент внимательно посмотрел на Журнина и продолжил: «Произошло следующее, околонаучная экспедиция, членами коей являются присутствующие, завершена. Заключительное слово предоставляется её бессменному руководителю, профессору Журнину, аплодисменты товарищи», - подыгрывая Митрохину, все захлопали. Профессор, пародируя Брежнева, показал ладонью, что достаточно и, покряхтев, выдержал паузу, продолжая предложенную Митрохиным игру, но переведя взгляд с костра на известную черёмуху, вдруг посерьёзнел и заговорил, медленно подбирая слова: «Экспедиция действительно завершена. Того, кого отправили за Стасиком, вполне устроил Снежик и его семья, которые в свою очередь не возражали, так как там уже находится их первенец. Да и более альтруистичного вида, чем эта ветвь гоминид, эволюция не предложила. Ну, подумаешь, задержится развитие новой техногенной цивилизации на несколько миллионов лет, ему это не столь важно. - Кому ему? - Не знаю, Наум, может через сотню поколений наши потомки придя им на смену, узнают ответ… 1. Лесной человек (Леший) 2. Мальки 3. Красивая 4. А ты свинья, с ногами – шаньгами 5. На дровах сидел 6. Тётя большая 7. Бежала по берегу в трусиках 8. Ага, купаться в трусиках бежала 9. Какой 10. В очках, как Стасик Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 19-10-2012 17:15
	ФРИДРИХ 1 Митрохин отклонился назад. Крупный, с литровую кружку кулак, пролетел в нескольких сантиметрах от лица. Витя резко «выбросил» джеб (1) в солнечное сплетение нападающего. Здоровяк ойкнул. Безуспешные попытки вспомнить как вдыхается воздух, не увенчались успехом, а после жёсткого правого хука(2) в челюсть, опрокинувшего его на землю, уже не понадобились, позволив на неопределённое время впасть в забытье. Его приятель попытался схватить студента за грудки, но получив левой в печень, приуныл, укоризненно взглянул в глаза Виктору, сполз вниз, и удобно расположившись на боку, стал энергично перебирая ногами, чертить защитный круг. Шварцман наблюдал за происходящим, держась за разбитый нос. Кровь украсила цветастую приталенную рубашку малиновыми разводами, на груди и обширном вороте. Подбежавший на помощь местный «король», быстро оценил ситуацию и уже был готов вступить в переговоры, но не успел. Не проинформированный о его регалиях Митрохин, без прелюдий, боднул несчастного головой и, схватив Шварцмана под руку, поволок к выходу. Стасик посеменил за ними, отбросив в сторону разорванную в клочья толстовку. За мгновение до того, как верхняя часть лба Виктора расплющила переносицу Сиплого и последний принял горизонтальное положение, в голове авторитета промелькнуло: «Как жаль, что я не успел объяснить этому замечательному спортсмену, какая я на самом деле разносторонняя и замечательная во всех отношениях личность». 2 Сиплый накрыл воронёнка ящиком, и положил сверху увесистое полено. Фридрих не метался, как обычно бывает с пойманными птицами, а спокойно отошёл в угол и, отвернувшись, замер. - А и что за фраер, нам попался? - Карр! - Покажу тя корешам, и пойдёшь милый Васе на обед, он птичек уважает. Вася уже крутился вокруг ящика и даже пытался царапать когтями доски. Кота кормили от случая к случаю, и он активно промышлял охотой в ближайших к дому окрестностях. 3 После колонии – поселения Дима Сипченко не стал возвращаться в родной Геленджик, а обосновался в одной из Изьвинских деревень заречья, заехав туда на танцы. За пару лет Сиплый сколотил «банду» из местных почитателей его исполнительского (соответственно сиплым голосом) и ораторского таланта. Баек о своём героическом прошлом он насочинял столько, что сам окончательно запутался «в показаниях». Хотя, отдать должное, был не робкого десятка и обладал ярко выраженными лидерскими качествами. Песни! Песни были настолько продолжительны, что даже не балованная шансоном деревенская публика, после получасового завывания таяла, а самые стойкие переставали подпевать или, того хуже, клевали носом, за что получали подзатыльники и затрещины, от внушительных консеглиори – Гэна Зыри и Зырым Гены (гэна – мохнатый, зырым – сопли). Эти «двое из ларца», были беззаветно преданы своему кумиру и с рвением выполняли любые, в том числе и самые «ответственные», поручения. В настоящую минуту они, собрав подаяния с присутствующих, отправились в сельмаг за «Вермутом». Именно в это время в дровяник Сиплого, пошатываясь и волоча подбитое крыло, забрёл Фридрих. 4 Мясоедов, погрузив аппаратуру в коляску, видавшего виды «Ижа», ещё раз пересчитал магнитофонные катушки, и под гору, с толкача, стал заводить мотоцикл. Сходу запрыгнув на сиденье, Вася помчался калымить в заречье. Дискотеки только начали приживаться в районе, а он как единственный ведущий, имеющий записи «запрещёнки», стал нарасхват, хотя совсем недавно был известен только узкому кругу «битломанов» и любителей «ловить волну», в данном случае немецкую, или «слушать голоса», в которых Мясоедова интересовали лишь музыкальные вставки. Васе повезло жить на сломе эпох, когда массовые мероприятия с музыкой и танцами, так и называвшиеся – «танцы», или более романтично – «вечер» (вероятно потому, что проводились по вечерам), уходили в историю. Дорога не просохла после дождя, и мотоцикл мотало из стороны в сторону. Заяц с пятном на боку сидел посреди колеи и чесал за ухом. Мясоедов повернул руль. Лопнул трос тормозного привода. Замелькали деревья. Повезло, выехал на поляну. Вася положил голову на руль и забормотал: «Господи, спасибо, спасибо, Господи….». «На Бога надейся, а и сам не плошай. Да Васёк»?! Вася поднял голову. Перед ним стоял, надвинув на глаза кепку и вертя между пальцев «зоновский» нож, Сиплый собственной персоной. «Слушай, маэстро, ты ж проехал по прямой, не задел ни одной ёлочки – сосёночки, это ж метров двадцать по лесу, это ж, в натуре, по воде яко посуху»! Мясоедов обернулся, позади него, от дороги до поляны, действительно тянулась идеально ровная колея, причём зачастую, в нескольких сантиметрах от мощных стволов вековых елей. «Ой, и не случайно, брат, ты на меня так чудненько выехал, проведёшь, дружок – пирожок, сегодня дискач не в Мишкуёпкине, а на моей вотчине». Вася ещё раз посмотрел на колею, на совершавший немыслимые пируэты ножичек и согласно кивнул. Через несколько секунд к нему вернулся и дар речи: «Так это, Дима, надо предупредить мишкуёпкинцев, гёрлы там наштукатурились в боевой раскрас, мужики затарились, и аванс я, ну мы с Тюриным, спустили на рыбалке». «Айайай, рыбаки – артельщики, лады, бабцов предупредим, почапают к нам, аванс отдашь с получки, зато сохранишь своё драгоценное здоровье, Васёк, а то, ежели что, кто ж тогда нам болезным дискотеки бацать будет». Несколько раз, произнеся букву «у», в слове «будет» и, смахнув несуществующую слезу, предупредил Сиплый. Мясоедов оценил трогательную заботу о своём здоровье и ответственно доложил единственное, оставшееся для осуществления подкорректированного плана, препятствие: «Ижак» только с толкача заводится, под горку». « Эти в горку заведут». Сиплый свистнул, из леса донеслось «Оу», и на опушку вышли Гэна Зыря и Зырым Гена с охапками берёзовых веток для веников… 5 Терентич скучал без Фридриха. Необычный воронёнок так расположил к себе всю честную компанию, что его исчезновение не оставило равнодушным никого. Потапчик частенько представлял как раненный птенец становится лёгкой добычей хищников и не находил себе места. Он, то предлагал пуститься на поиски, то писал и развешивал объявления, вроде «Нашедшего раненного воронёнка просим предоставить его Николаю Василькову, по адресу: переулок Колхозный, дом 5». В последствии, в объявлении добавилась строчка – «Вознаграждение гарантируем», после чего, желающие похмелиться изьвинцы, начали таскать подбитых ими, же ворон. На «закрытом заседании» было решено, листовки уничтожить и продолжить поиски собственными силами. В то время, когда Наум со Стасиком занимались утилизацией ими же развешанных тетрадных листков, Терентичу из заречья позвонил Вася Мясоедов… 6 Митрохин вернулся с зонального первенства. Победа в финале позволила ему получить звание мастера спорта по боксу и заслуженный месячный отдых. Боксом он занимался параллельно с профилирующим видом спорта, уже восьмой год и планировал полностью переквалифицироваться. Узнав, что идёт набор в стройотряды, в том числе в Изьву для строительства коровника, Витя поспешил в профком. Ан-2, рейса Сыктывкар – Изьва, тарахтел уже третий час. Пассажиры усердно наполняли содержимым желудка гигиенические пакеты. Позеленевшие лица выражали полную обреченность и смирение. Митрохин смотрел в иллюминатор. Под крылом, в соответствии с текстом из известного шлягера, о чём - то «пело море тайги», но к этой песне его товарищи по несчастью, в данный момент были глубоко равнодушны. С лица Александра, напротив, не сходила улыбка. За пазухой лежали письма Шварцману от Курт и Терентичу от Шумилина, а Потапчику он вёз отдельный презент – дефицитнейшую тетрадь для записей - ноутбук, производства ГДР, в подарок от Эммы. Впереди его ждала встреча с друзьями и не исключено, что новые приключения. 7 Мишкуёпкинский король Табар Вань не находил себе места. Свита уже доложила об отмене долгожданной дискотеки, а значит, предстояло вести базар с Сиплым. Табар поднял из погреба две запотевшие бутылки «Столичной» из неприкосновенного запаса. Немного погодя, трёхлитровую банку засоленного хариуса. Прокукукала кукушка в часах. Времени было в обрез. Табар последний раз взглянул на «дары» и начал складывать их в лузан (3). Неожиданно Ваня вытащил всё обратно, открыл бутылку, влил в себя половину, и вытащив хариуса из банки, в течение минуты, как настоящий изьвинец, оставил на столе только отполированные косточки. Подняв лицо к зеркалу, он почесал всклокоченную бороду и решительно вышел в сени, где в тайнике хранилось ружьё. Зарядив двустволку картечью, Иван криво ухмыльнулся, пинком открыл калитку и быстрым шагом направился в сторону Пупянска. 8 Тринди – Бринди и Мый-мый играли в войну у заброшенного дома. Тринди, сидя в картофельной яме и выставив берёзовое полено, «стрелял очередями». Мый – мый, изображавший фашиста, вышел из – за завалившегося набок сарая с поднятыми руками. Гитлер капут! Сэща сдачча, патроныс бырис, эн лый менэ русскей солдат»!(4) «Русскей солдат», видимо не бравший пленных, бросил в сторону неприятеля «гранату» - пустую бутылку из - под «Портвейна 72». Граната звякнула о череп агрессора и отлетела в сторону. Гитлеровец был без каски, и это выгодное обстоятельство ускорило окончательную победу наших. Мый - Мый остановился и через секунду, не опуская рук, рухнул лицом вниз в навозную кучу. Тринди выскочив из ямы с криком «Ура» и «пулемётом» наперевес, бросился в атаку. 9 -Терентич, вознаграждение ещё полагается? -Како тако награждение, Васёк? -За Фридриха? -Дык ты Фридриха нашёл! -Я знаю, где он и у кого, но информация конфиденс, иначе мне кирденс! -Дык ты откедова звонишь? -Из Пупянского клубешника -Дык ты, навроде, в Мишкуёпкин всю неделю собиралси. -Собиралси в Мишкуёпкин, попалси в Пупянск и, если Табар Вань не доберётся до меня до начала дискотеки, есть вероятность, что она состоится хотя бы в Пупянске, а Фридрих твой у Сиплого в сарае. Всё, конец связи. Стой, не конец, вознаграждение какое? Учти, я рискую как минимум здоровьем. -Сёмга солёная, пол тушки, для укрепления здоровья твого драгоценного. -Идёт! 10 Митрохин, Потапчик и Шварцман немедля направились в Пупянск за Фридрихом. Сиплый наверняка будет со своей кодлой на дискотеке, там и решено было обговорить условия передачи воронёнка хозяину. Проходя по Набережной, они услышали крики Тринди – Бринди: «Сеща сут, нэшта ворсыштам. Эни ме, лоа лёк немеч – Гитлер – Мюллер – Фриц Дитрих, а тэ миян русскей солдат»!(5) Однако Тринди никто не отвечал. Друзья свернули к заброшенному дому и обнаружили там лежащего ничком Мый – Мыя и склонившегося над ним товарища по активному досугу. «Я не буду ему делать искусственное дыхание» - возразил Наум, предполагая ход дальнейших событий. -А как же «рот в рот», ты же хвастал, что освоил, когда новая англичанка упала в обморок? Или у тебя, как сына терапевта, всегда с собой нашатырь? -Как часто они вот так играют, вернее играли… -Американский империализм взял курс на милитаризацию экономики -Взял курс? Дедок здохнет сейчас, в борьбе за мир во всём мире! -Кроме подготовки к вероятной агрессии, они коротали время, до того, как первачёк у Дуси созреет. -У какой Дуси, где созреет? -Не где, а что! У Тюринской Дуси. Гонит Дуся на досуге самогончик. Мый-Мый, распорядитель хренов, ходит и спрашивает кому воды натаскать, а Тринди, соответственно, исполнитель. Оплату Тюрины самогоном дают. Работа выполнена – первак зреет, вот они, чтоб время скоротать, и играли, какая никакая физкультура и … -Этому пердуну только физкультурой осталось заниматься, вообще не понимаю, как он до сих пор жив и весел…был…Потапчик, ты взял шефство, ты и реанимируй, а я проинструктирую «Харе орать», - в беседу вмешался Саша. «У тебя что, действительно с собой нашатырь»? «Нет у меня никакого нашатыря, слушай его больше». Митрохин взял Мый – Мыя на руки: «Стасик идите без меня, старикан дышит, отнесу его в скорую, и вас нагоню». Рядом суетился Тринди. «Не подходи, скунс, прибил старичка, придурок, теперь иди, воняй в другом месте»! 11 Пантонный мост, обычно покачивающийся на волнах, замер. Комары воспользовались штилем, и остервенело, набросились ни изьвинцев. «Спасатели» прибавили шаг. С противоположного берега доносись звуки популярнейшей «вещи» Антонова - «…Мечта сбывается и не сбывается…» и визги разгорячённой публики. «Митрохин ещё успеет на парочку «медляков», - предположил Стасик. «Что - то мне подсказывает, что он предпочитает ритмичные танцы», - возразил Шварцман и измученный гнусом, перешёл на лёгкий бег 12 Музыка гремела из стоваттных колонок – «А морэ мия морэ мия, а море мия морэ». Толпа топтала дощатый пол бывшей пупянской церкви и хором повторяла незамысловатый текст. Сиплый энд компани расположились в «зелёном уголке» под фикусами. Несколько мягких кресел были вынесены «группой поддержки» из дирекции. В центральном восседал лидер, разглядывая полу прикрытыми глазами зал. Рука с сигаретой то безвольно повисала, то изящно взмывала вверх. Стасик предложил начать переговоры немедленно, не дожидаясь Митрохина. Наум ответил, что это не разумно, хотя с другой стороны не начнут же их бить сразу, не выслушав доводов. Бить начали сразу. Стасик пытался вырваться, но крепкий захват Зырым Гены повалил его на пол. Солидный клок новой толстовки остался в руке пупянчанина. Потапчик почти поднялся, но получив ногой в живот, сел в корзину с фикусом со страдальческим выражением лица. Науму сразу разбили нос. В это время в зал вошёл Митрохин…(см. начало) 13 На улицу выбежал Мясоедов. -Саня, это революция! Линяйте, уезжай из Изьвы! -Где сарай этой урки? -Вон тот, на берегу, я обратно, сейчас «Калифорния»(6) закончится Ящик был пуст. Несколько чёрных перьев лежали рядом. Кот орал, прыгая по балкам у самого потолка. Стасик посмотрел вверх, сплюнул, и с силой, пнул ящик. Друзья вышли на улицу. С десяток пупянцев, во главе Сиплым, стояли полукругом. В руках деревенских жителей были цепи, штакетники и даже «розочки». Стасик с Наумом переглянулись. От страха Шварцмана стало бить мелкой дрожью. Митрохин встряхнул руками. Переговоры, судя по внешнему виду главаря и приближённых, были бессмысленны. «Попробуем прорваться, держитесь за мной» - прошептал он, но лёгкая неуверенность в голосе, почти деморализовала его юных товарищей. В это время толпа стала медленно приближаться, окружая извинцев и столичного гостя, так жестоко поступившего с местной элитой. 14 Мясоедов, поставив «медляк», побежал в кабинет директора, звонить в дежурную часть районного отдела милиции, хотя понимал, что те могут успеть только к шапочному разбору. Схватив трубку, он не услышал гудков. Вася потянул за провод. Шнур был перерезан. Он схватил со стола ножницы и стал восстанавливать связь, ругая себя, за то, что попёрся угощаться вермутом в сарай Сиплого и в итоге ввязался в эту авантюру со спасением Фридриха. 15 Раздался выстрел. Табар Вань стоял позади местных и держал ружьё стволом вверх. Резко опустив ствол, он направил его в сторону Сиплого. Все стали дружно разбегаться, как и подобает зигзагами, хотя и не проходили подготовку в школе выживания. У Димы был не самый лучший день за всё время, проведённое в Изьве. Он впервые, крепко схлопотал на танцах – дискотеке, а в настоящее время его, по всей видимости пристрелят, и, судя по охотничьему стажу Ивана, всё закончится летальным исходом. Но Табар, проявив относительное благоразумие, направил ружьё в ногу. -Похромаешь, сука, пару месячишек. Вот тэныд дискотекаяс и оз зей кучыны кооны, сыдч вед? А?! Ог кы! Сыдч или абу?!(7) Митрохин, будучи «южным коми», понял, о чём говорит Табар Вань. Под шумок он стал медленно отходить в сторону от зоны поражения. Неожиданно, в прыжке он сшиб с ног Мишкуёпкинского авторитета, тем самым пытаясь спасти последнего от длительного тюремного срока, а Диму Сипченко, как минимум от увечья. В это время, Стасик оттолкнул Сиплого. Саша не успел, раздался второй выстрел. Потачик схватившись за ногу, застонал, но подхваченный Наумом не упал, а обняв его за плечо, запрыгал на одной ноге, задрав голову вверх и завывая как раненый волк. 16 Митрохин, Шварцман и Терентич вышли из здания больницы. «Ну, шты, через неделю выпишут героя, кость не задета, хирург обещал, шты хромать не будет», - сказал ждавшей во дворе жене Терентич. Зина тет показала на одиноко стоявший силуэт под развесистой сосной. Дима Сипченко стоял, прижимая к груди трёхлитровую банку с чем - то оранжевым. Митрохин подошёл первым и протянул руку. -Привет, блатной, что у тебя там за маринад? -Морошка, полезная штука. -Куда её столько? -Съест, она не портится. -Ну, давай, бывай, Дима! -Слушай Санёк, в натуре, зла не держи… -Проехали. За оградой Митрохина ждал Мясоедов на «Ижаке», чтобы подвезти до аэропорта. Наум передал Сане письмо для Эммы. Терентич хлопнул по плечу: «Сдаётся, неспроста Фридрих забрёл в тот сарай, провернули они апперацию с Меченным. Смотри, потопал навещать с морошкой, как нормальный человек»… 17 По дороге в скорую Мый – Мый очнулся. Задёргался, вырвался из рук Митрохина и засеменил к стогу сена. Встав на четвереньки, он стал с блаженным выражением лица вдыхать воздух. К несчастному, на «закат печальный», вернулось обоняние. И вернул его, не кто, иной, как лучший друг! Тринди Бринди, так же ждали грандиозные перемены, впервые в жизни, чтобы не потерять напарника по хобби и досугу, ему предстояло помыться в бане и переодеться в чистое. Рыбалить, пить тройной они, конечно, не перестали, и даже, вот она истинная преданность увлечению, играть в войнушку, с единственным дополнением - предусмотрительно одевая на голову «бэушные» кастрюли. Увы, парочка, отчасти, теряла свою индивидуальность, но, но лишь отчасти… 18 В окно постучали. Терентич, строгавший щепу, оглянулся: «Ааа, то ты, воспитатель, долго ж гулял». Фридрих отвернул голову в сторону и «молча» ждал, когда Анна откроет защёлку. Спрыгнув с подоконника, он деловито поковылял к кормушке… (1)джеб – один из основных ударов в боксе. В отеч. источниках часто используют название «прямой левой». Иногда джеб называют «встречный» удар (на опережение). (2)хук – классический фланговый удар из традиционного бокса. Хук, в переводе с англ. означает «крюк». Обычно выполняется в челюсть. (3)лузан – вид «носильного» приспособления, который в широком ходу у охотников Северного Урала, русских и коми. По сути, это гибрид рюкзака и куртки накидки, своеобразное пончо с внутренними карманами. Надевают лузан через отверстие для головы (инф. охотоведа Дмитрия Житнёва). (4)Теперь сдаюсь, патроны кончились, не стреляй меня русский солдат. (5)Теперь вставай, ещё поиграем. Сейчас я буду плохой немец – Гитлер –Мюллер - Фриц Дитрих, а ты наш русский Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 19-10-2012 17:16
	(6) «Hotel Cflifornia» («Отель Калифорния») – песня группы Eagles («Иглз») из одноимённого альбома (1976). Песня по праву считается одной из лучших песен двадцатого века. (7)Вот тебе дискотеки и не понадобятся, так ведь? А?! Не слышу! Так или нет?! Цитировать
isg2001 Академик Группа: Администраторы Сообщений: 12558	Добавлено: 12-02-2013 11:43
	Потапчику 14 миллиардов. Флуктуация. Взрыв. Вселенная в одиночестве отмечала свое рождение. Отмечала радужным фейерверком, палитрой всех красок и оттенков, которые мог бы воспринять глаз человека, но до появления человечества, оставалось около 14 миллиардов лет, а значит, и слов, которыми можно было описать происходящее. Хотя нет, слово, все - таки было, в начале... Атомам, из которых сегодня, двадцатого мая тысяча девятьсот восьмидесятого года состоял пятнадцатилетний Стас Потапчик, шел, соответственно 14ти миллиардный год. Они прошли весь эволюционный путь вселенной от первой секунды, чтобы в итоге, сложиться в подобное творение природы... Заснуть за партой на «камчатке», заснуть и видеть сны...Голова Стасика, одновременно с неизвестно откуда взятой фразой промелькнувшей в утомленном ночными чтениями сознании, плавно приближалась к парте и наконец уютно устроившись на хрестоматии замерла. После падения со школьной крыши, во время субботника, ему стали сниться странные сны. Странные если не сказать больше, потому что это были не сны вовсе и не видения, а некое параллельное существование. Как только Потапчику начинало казаться, что он засыпает и уже блеклые, размытые очертания сновидений обволакивали сознание, все обрывалось, и, оставаясь в полной связи с реальностью, он не в силах перебороть необычное состояние и вернуться в эту самую реальность начинал с шумом проваливаться в воронку, подобную той, что образуется во время смыва, в унитазе «фирменного» вагона. Гулкий звук и дрожь во всем теле продолжались ровно столько, сколько длились происходящие с ним метаморфозы. Стас начинал уменьшаться в размерах, потом вновь увеличиваться, молодеть, стареть. Изменения размеров можно было сравнить с ускоряющейся пульсацией света в темноте, на современном танцполе. Наконец мелькающие очертания, которые он, как это бывает в обычном сне, мог наблюдать со стороны, стали превращаться в непрерывный поток изменений, плавно переходя, из человеческих, в существа совершенно необычные. Смену лиц, силуэтов во фраках, льняных платьях, шкурах животных заменило человекоподобное существо, пришедшее им на смену, уже без одежды и полностью покрытое волосами. «Волосатые» гораздо дольше сменяли друг друга, наконец, существа, стали напоминать обезьян, полуобезьян, крыс и далее картинка стала изменяться все быстрее, до тех пор, пока что что-либо разглядеть уже не представлялось возможным. Страха не было. Не смотря на то, что как мы уже знаем, Стасик осознавал происходящее, оно ему по какой то, не понятной причине, казалось вполне естественным. Человеческие голоса сменились нечленораздельными звуками, рёвом и, наконец, просто шумом. Постепенно время стало замедлятся, а то что оно меняло в процессе происходящего свою скорость он откуда то знал, не догадывался, а именно знал. Шум стал сменяться тишиной, той, которая бывает, когда в ушах расправляются и постепенно занимают все пространство, качественные итальянские беруши. Потапчик, вернее то, во что он превратился, плавно покачивалось у поверхности воды. Берега не было видно, вероятно это было огромное озеро или океан. Рядом с ним «плавал» такой же организм и тут, одновременно наблюдая со стороны, он заметил, что их миллионы и занимают они, все видимое пространство. Стас со всей ясностью осознал, что находится внутри своего одноклеточного предка, вернее тело его предка и есть в данное время, его, Станислава тело. Но, сознавая это, он никоим образом не мог повлиять на события. Большинство клеток были будто перетянуты невидимым жгутом, причем «жгут» затягивался некой неведомой силой все сильнее и сильнее, наконец, перетяжка доходила до центра, и вот уже два идентичных, а при благоприятных условиях вечных одноклеточных организма пускались в свободное эволюционное плавание. Бескрайний, изумрудный океан, ровным полем лежал под куполом, переливающегося, из желтого в оранжевый цвет неба. Под прозрачной толщей воды колыхались ниточки сине-зелёных водорослей, сплошным ковром устилая дно. Неожиданно, пространство стало сжиматься и делить в поперечнике самого Потапчика. Сущность Стаса оказалась в одной из половинок и, отделившись новой клеткой, стала медленно удаляться от своего ближайшего родственника... . 2 Установленный еще в пятидесятые школьный звонок издавал звук, к которому не смогли адаптироваться даже заслуженные ветераны системы образования. Когда он начинал «звенеть», учителя вздрагивали и замолкали на полуслове. То же самое происходило с учениками. Именно такой сигнал необходимо было устанавливать на десантные самолеты и отказников, в войсках дяди Васи, не было бы никогда. Скрежет, треск и сирена, смешанные в один звуковой коктейль чудом инженерной мысли в доли секунды вернули Станислава в 1980 год. Вернувшись, он зевнул, расставив в сторону свои длиннющие руки, которые продолжали удлиняться и, наверное, упёрлись бы в стены, если бы не укоризненный взгляд Кимы, с которым он встретился, по привычке повернув голову направо. Подбежал Шварцман: -Что ты надыбал у Казанцева? -«Фаэты». Зевая на слоге «Фа» ответил Потапчик. -Меняю на второй том «Антологии» -До завтра дочитаю. -Угадай, что мне приснилось? -Когда? -Сейчас, на уроке. -Во устроился, ну, Кима, наверное -Причем здесь Кима! Да это и не совсем сон -Сходи к врачу -Пошёл -Ну ладно, повествуй -В общем один из этапов эволюции, с моим участием -В чем, в естественном отборе? -В размножении -Тогда тебе, таки должна была присниться Кима и рано тебе ещё в отборе участвовать -Рано? Чья бы мычала. Не имеешь возможности - ищешь причину -Я справлюсь -Поделись опытом -Да тебе его не занимать -Не понял -Всё ты прекрасно понял. Онанизм – праздник, который всегда со мной, а с натурализмом я наверстаю -С чем? -Давай сон рассказывай или, что там у тебя, видение, просветление. -Это были одноклеточные, да и отбора я не заметил, все, сплошняком, делились. Одноклеточные и океан -Слушай, я много думал об этом -О чем? - Об Отборе! Мы избранные, ты понимаешь Диалог продолжался на улице в процессе похода домой, во время большой перемены. -Четыре миллиарда лет выживали наиболее приспособленные, сильнейшие. Потапчик внимательно, как будто впервые увидев, взглянул на Шварцмана. - Или умные -Естественного отбора, по крайней мере, среди людей в настоящее время практически нет -Батенька, вы в корне неправы. Неожиданно перейдя на «Вы» и картавя продолжал Наум. Хотите сказать медицина и прочее. Но на кого она больше и лучше работает, кто живёт в лучших условиях? Наиболее успешные, хваткие, энергичные! Естественный отбор продолжается. А мы все, все кто живет сейчас-избранные, прошедшие четыре миллиарда лет эволюции. -«Ну да», почти неслышно пробормотал Стасик, глядя на елозившего в канаве алкаша, мужественно, хотя и безуспешно, следуя учению Дарвина, боровшегося, в данном случае, с земным притяжением. - 3 (Кима) Родители Кимы переехали в Изьву из Ленинграда, ответив на приглашение главврача районной поликлиники, с которым когда то вместе учились, там же, в медицинском. Киме было почти два, поэтому на следующую неделю после приезда, её отвели в ясли. Стасик, как правило, первым из выбегавших встречать новеньких, на этот раз замешкался из-за мокрых колготок, ставших таковыми за секунду до её появления. Большая часть группы уже столпилась в прихожей. Потапчик, взобравшись на один из сосновых пеньков, заменявших табуретки для переобувания, замер, с упавшей почти до груди, челюстью, не замечая дискомфорта. Лицо новенькой было мраморно белым, а глаза раскосыми, угольно чёрными. Она медленно, по слогам произнесла: «вафуйте» и переведя взгляд вверх, на Стасика, ещё раз, персонально для него, сказав: «Вафуй майсик» побежала в игровую комнату. 4 «Бежим, перекусим у меня»: предложил Потапчик. -Меню, сир? -Хлеб с маслом, черничным вареньем, чай -Балуете Вы меня, сударь В подъезде деревянной «двухэтажки» пахло берёзовыми вениками, развешенными под потолком, а уже у входа, смолой от слезящихся ею поленьев, сваленных в проём между старым трельяжем и стеной у входной двери. Топая по ступенькам с грохотом толпы матросов захватывающих Зимний, приятели взбежали-вспорхнули на второй этаж и ворвались на кухню. Наум уселся у окна и, подперев щёки, стал наблюдать за очередью пенсионерок с бидонами разной ёмкости, стройно выстроившейся на противоположной стороне двора. На дверях молочного магазина, висел огромный амбарный замок, так как до открытия было ещё не меньше часа. Веня кусками накладывал на толстенные куски белого хлеба замёрзшее в холодильнике масло, потом, бросив безуспешные попытки расположить его равномерно, начал мазать поверх него варенье. Крышка электрочайника начала подпрыгивать сразу после готовности бутербродов. За девятилетний опыт перекусов на большой перемене, время было выверено до минуты. Подув на блюдце и откусив почти половину от куска, Наум, с набитым ртом, как ему казалось, пристально, глядя на Потапчика начал импровизированный допрос. - А в будущее ты проваливаешься? -Нет, не проваливаюсь, вернее оно мне «сниться», но это восходящий поток и в нём всегда присутствуешь ты. -Откуда ты знаешь, что это я? -Мы общаемся, и я помню прошлое, но просыпаясь, забываю -И что ты видел? -Это не будущее и даже не мои фантазии, я бы такое не придумал, это как бред, но любой сон это такая штука, всё что угодно можешь увидеть, в общем, старик это точно не будущее, но ты и я в нём взрослые. -К примеру -Я еду на такси, по Москве, к тебе в гости. В общем, там есть кое - что от Москвы, но это не она. Куча мала иностранных машин, в которых едут наши, иногда останавливаются и стоят толпой, в смысле машины, они называют это пробками, ну не столь важно. Подъезжаю к тебе. Высоченные ворота, а за ними, что- то вроде дворца, с садами, прудами, бассейном, машины стоят в ряд, чёрные, размером с небольшой автобус. Ворота открывают швейцары в черных костюмах и черных очках, вид как у этих, мм, помнишь в пятом классе читали мифы древней Греции, там, на картинках минотавры... -С бычьими головами? -Нет, эти, минотавры по комплекции, а лица человеческие, только неподвижные. Они меня обыскивают, сажают на электромобиль и везут по аллее, к парадной. -К парадной-марадной. -Ну не интересно я не навязывался -Прости, если сможешь. -Перед тем как тебе войти, достаю из кармана телефон и звоню. -Что достаёшь? -Те-ле-фон! -А, ну продолжай. Он, что, вроде радиоприёмника? Да, а как он поместился, ты, что в спецодежде припёрся? -Зря Вы Наум Семёнович, телефончик маленький и плоский, а на нём экранчик с твоей отвечающей на звонок физиономией. Поднялся я на третий этаж и в кабинет. Ты сидишь, а перед тобой личная ЭВМ. -Зачем мне дома личная ЭВМ? У меня что, в подвале пусковая установка или атомная электростанция? -То, что у него не дом, а дворец, нормально, а ЭВМ удивляет -Дом вне критики, без комментариев. Полная бредятина и не обсуждается, а ЭВМ...В прочем ты прав, тоже бредятина. -У всех дома персональные ЭВМ! А ещё ты жуёшь жвачку и я жую и она, она- СЛАДКАЯ!( Жевать ЖВАЧКУ, в конце семидесятых, начале восьмидесятых, было заветной, но почти несбыточной мечтой, любого, включая отъявленных отличников, школьника. Да, бывало её жевали, передавая из рук в руки, как переходящий вымпел, вернее из одной ротовой полости в другую, причом не имея ни малейшего представления о её первоначальном вкусе...) 5 Шварцманы жили в Изьве уже больше года. Оставив родные Бендеры, они каким то образом попали на север Коми, устроившись, как и родители, Кимы на вакантные должности врачей, причем Шварцман старший - главврачом районной поликлиники. На маленького щуплого Шварцмана, как коршуны на лёгкую добычу сразу насело всё школьное хулиганье, но неожиданно шустрый Няма, как его называл отец, когда дипломатией, а когда и отчаянным сопротивлением, действуя последовательно и настойчиво, постепенно отвадил от себя, большинство желающих самоутвердиться на новеньком. К радости Потапчика, Шварцман оказался вторым после него человеком в классе, чьим главным увлечением было чтение отечественной и зарубежной научной фантастики. Это и было, то самое общение, по которому, сам того не подозревая, так изголодался Стасик. 6 Стасик снова «висел» в толще океана. Небо из оранжевого стало лиловым, от нависающих, почти над самой водой туч. Огромные воронки, то распадались, то вновь образовывались в нём. Рядом раскачивались его сородичи, такие же одноклеточные, но прицепившиеся друг другу какими то клейкими перетяжками, образуя, при этом, идеальный шар. Клетки, которые были снаружи, ритмично двигали короткими усиками, и шар медленно уплывал. У Стасика тоже были клейкие перетяжки, и ему очень хотелась присоединиться к колонии, но клетки вцепились плотно, и сколько он не пытался протиснуться, снова и снова натыкался на собратьев. Наконец и он, найдя прореху в «обороне» пристроился к шару и, надёжно закрепившись перетяжками, весело задёргал усиками, добавив свои скромные усилия в жизнедеятельность колонии… 7 В класс вбежал Стоков, и на ходу, не без удовольствия доложил Стасу: «Потапчик тебя Сиплый (инф. о Силом см. «Фридрих») за гараж зовёт». «Зачем»? Спросил Стасик для порядка, хотя о причине были осведомлены все. … На ватных ногах Стасик побрёл к гаражу. Шварцман шёл следом, но уверенности это не прибавляло. В голове стоял туман, мысли наслаивались одна на другую, а то и просто висели в этом самом тумане, обрывистые, бессвязные. Вот только что он был весел и полон радужных надежд и в одночасье интерес к жизни девальвировал на столько, что был близок к потере пресловутого смысла. Чувствуя свою беспомощность, он злился, ненавидел себя, Сиплого, Стокова и даже Киму, в данный момент, почему то, больше всего её. Если сам Дима Сипченко, соизволил пригласить для разговора старшеклассника, дело более чем серьёзно. Как часто он представлял себя неуязвимым, но благородным и снисходительным к врагам, защитником слабых и обездоленных. Но в данный момент неуязвимым был Сиплый и в его власти, было щадить или карать, быть снисходительным или беспощадным. «Авторитет» из заречья, или король, как принято было говорить в семидесятые, «титул», получаемый не на пустом месте и игнорировать претензии их носителей в молодёжной среде, для тех, кто докатился до такой жизни, было делом далеко не безопасным. Сиплый, из-за задвинутой на глаза кепки, поднял голову, чтобы полностью разглядеть Стасика. Взгляд медленно прошёлся от головы к носкам и обратно, остановившись на переносице. -Ай и нет у меня времени фраерок лясы точить, к Кимке не подходишь - живёшь, как жил, читаешь умные книжки, обсуждаешь их с евреем, мечтаешь о светлом будущем. Вот такие дружок – пирожок, ёлочки – сосёночки. «Почему он Наума назвал по национальности» - думал в это время Стасик и «на автомате» ответил: «Хорошо украинец». «Шо»? Спросил сиплый повернув левое ухо в сторону Потапчика. «Он сказал хорошо, согласен…Ну мы пойдем» - Шварцман стал пятиться назад, кивками призывая Стаса уходить, но Сиплый уже зацепил указательным пальцем наглухо застёгнутую рубашку и надавил костяшкой на кадык. Стасик попытался высвободиться. Пуговица отлетела, и он, согнулся, схватившись за горло. Неизвестно сколько продолжался сухой лающий кашель, но после того как Стасик вытер выступившие слёзы, вместо Сиплого перед ним стояла Кима и протягивала, сложенную вчетверо промокашку. Стасик отстранил руку и побрёл в сторону лесопосадки. Смотря вслед, на долговязую сутулую фигуру Потапчика, она тяжело вздохнула. «И это мой будущий муж» - подумала Кима, и, в то же время поймала себя на мысли, что после того как мысленно произнесла эту фразу, ощущение спокойствия и надёжности охватили ея. 8 Воронка засасывала всё глубже. Стасик жмурился, пытался проснуться, но тщетно. Он снова обнаружил свою сущность в новом теле и в то же время отстранённо от примитивного мозга очередного пращура, мог наблюдать происходящее. Существа сходные с бефетидами(1), медленно передвигались вдоль берега. Неожиданно «Стасику», захотелось в воду, во что бы то ни стало в воду. «Я земноводное», догадался он и стал обходить огромный валун, за которым было вожделенное озеро. Солнце нещадно палило. Несколько его собратьев, так и не добравшись до воды, погибли под его лучами и быстро, практически на глазах, разлагались под воздействием всемогущих бактерий – хозяев биосверы. «Стасик» наконец обошёл валун, но отлив отодвинул берег на недосягаемое расстояние, приговорив к мучительной кончине и его. «Бефетидоподыбный» дедушка Потапчика сделал ещё несколько шагов в сторону воды, остановился и некоторое время, стоял, пошатываясь, пока все четыре ноги, одновременно не разъехались в стороны, и низкий череп шлёпнулся о пляж, опередив тело. «Вот и всё», подумал Стасик вместо предка, но как может быть всё, если Потапчик, в двадцатом веке, познаёт мир, данный ему в ощущениях. Волна накрыла бездыханное тело и уволокла с собой. Провисев в толще воды несколько секунд, бедолага, задёргался, и, как нив чём не бывало, энергично перебирая конечностями, направился к плывущей неподалёку самке. 9 - С чего ты решил, что находился в Бефетиде - Не находился, я и был бефедитоподобным. - Я посмотрел в справочнике у отца, теперь понятно, в кого ты. И что, он чуть не сдох? - Чуть не отдал концы - Отдав концы, не умер на совсем(2) - Он, вернее я в нём, знал, что не помрём, потому что он не успел, к тому времени, оставить потомство - Вот оно настоящее, не выдуманное счастье, в спокойствии, уверенности в завтрашнем дне, умиротворении, возможности созерцать - Отец считает, что развитие заложено природой и счастье не в созерцании, истинный пассионарий(3) должен видеть плоды - Плоды говоришь, преобразователь эдакий, смотри, напреобразовываете на свою и нашу голову - А как же прогресс? - Не вижу противоречия. Слушай, почему Кимка? На ней все глаза оставляют, безнадёга - А я не понимаю!? Всё осознаю, обманываю себя, фантазирую, ищу причины, оправдания, хрен ли! - Не заводись, в конце концов, единство противоречий, красавица и чудак - Чудовище! - И чудовище Стасик сплюнул, закинул за спину портфель, посмотрел внимательно на Шварцмана. Какое то время, они разглядывали друг друга как будто увидели впервые и через секунду зашлись диким хохотом, напугав старушку с бидоном сметаны, а отборный мат на коми, последовавший, после того как она выронив, налету перехватила бесценный бидон, утонул в раскатистом смехе. Форточка комнаты Васи Мясоедова была открыта. Так как любители классического рока, ни одним из известных способов свистеть ни обладали, Наум, набрав воздух, крикнул неоригинальное «Эй»… (продолжение следует) Цитировать

Страницы: 1

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- Курим трубку, пьём чай Интересная режиссура Стихи,которые сочиняют форумчане Публикации Виртуальный кинотеатр Льва Савицкого Театр и прочие виды искусства -продолжение / Публикации / Игорь Колесов публикует