|
[ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Правила форума ] -- [ Зарегистрироваться ] |
On-line: |
Sea of Serenity on the Moon / Всего помаленьку / Библиотека и не только. |
Страницы: 1 2 3 4 5 Next>> |
Автор | Сообщение |
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 20-12-2004 11:20 |
Не спрашивайте, почему я сделала эту тему - просто захотелось ее сделать. Создать уголок-библиотеку, в которой будет храниться все самое любимое. | |
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 20-12-2004 11:22 |
Начинаю выкладывать главы из романа Харуки Мураками "Конец Света". По-моему, безумно красиво, особенно, если читать вслух. КОНЕЦ СВЕТА. Золотые звери С наступлением осени их тела покрываются длинной золотой шерстью. По-настоящему золотой, без какой-либо примеси. Эта шерсть рождается сразу золотой и уже не меняет окраски - самого чистого из всех оттенков золота в Поднебесье. Когда я только появляюсь в Городе, в самом начале весны, звери бродят с короткой шерстью самой разной масти. Черные, бурые, белые, рыжевато-коричневые. Одни сплошного тона, другие с подпалинами. Бесшумно и бесцельно их пестрое стадо, словно ветром гонимое над землей, перекатывается по огромной долине с едва народившейся зеленью . Необычайно задумчивые и кроткие существа. С дыханием робким, как предрассветный туман. Без единого звука они щиплют траву, а когда надоедает, ложатся на землю, подогнув ноги, и ненадолго погружаются в сон. Заканчивается весна, проходит лето, и когда солнце скудеет, а первый осенний ветер гонит по реке беспокойную рябь, звери начинают менять свой облик. Золотые волоски появляются сперва отдельными пятнышками, как среди спящего сада - вдруг ожившие не ко времени деревья; еще пару дней они пробиваются сквозь старую шерсть - и наконец укутывают каждого зверя в чистое золото. Превращение занимает не больше недели. Все стадо линяет одновременно: через несколько дней каждый переливается искрами с головы до копыт. И однажды утром, когда солнце обращает в золото все, что можно, осень вступает в свои права. И только длинный рог, одиноко торчащий из каждого лба, остается белым как снег. Своим хрупким изгибом он напоминает скорее осколок кости, что вспорол кожу, вылез наружу и так застыл навсегда. Если не считать белого рога и голубых глаз, звери теперь золотые с головы до копыт. Привыкая к новой шкуре, они мотают головами вверх-вниз, словно пытаются кончиком рога пронзить небосвод. А потом бредут всем стадом к реке, погружают ноги в студеную воду и, вытянув шеи, лакомятся красными ягодами с осенних деревьев. Когда на Город опускаются синие сумерки, я отправляюсь к Западной стене, поднимаюсь на Обзорную Башню и наблюдаю, как Страж Ворот, созывая зверей, трубит в свой охотничий рог. Один длинный сигнал, три коротких. Так положено. Всякий раз, услыхав его, я закрываю глаза - и в меня вливается низкий бархатный гул. Не похожий ни на один звук на свете. Точно бледная рыба-призрак в океанской пучине, этот гул проплывает по засыпающему Городу, отдаваясь в булыжниках мостовой, раскатываясь по стенам домов, пробегая по каменному парапету набережной вдоль Реки. И уже потом, будто выпутавшись из тенет растворенного в воздухе Времени, растекается медленно и спокойно до самых окраин. При звуке рога каждый зверь, повинуясь вековому инстинкту, тотчас задирает голову. Более тысячи голов вмиг оборачиваются туда, откуда пришел этот зов. Одни бросают жевать ракитник, другие, лежа на мостовой, начинают постукивать копытом о камни; третьи пробуждаются от предзакатной дремоты; но все дружно вытягивают шеи к небу. Все вокруг замирает. Только золотая шерсть чуть колышется на ветру. Не знаю, о чем они думают в эти секунды, что пытаются разглядеть в небесах. Выгнув шеи - в одну сторону, под одним углом, - все звери застывают изваяниями и внемлют голосу рога. И лишь когда последний отзвук растворяется в бледных сумерках, трогаются с места. Будто сбросив колдовское заклятье, Город наполняется рокотом тысяч копыт. Как всегда, этот рокот напоминает мне пену, что поднимается со дна моря, вскипая бесчисленными пузырьками. Живая, бурлящая пена затекает во все переулки, переползает каменные ограды домов, затапливая даже Часовую Башню до самого шпиля... Но это, конечно, лишь мое воображение. Открываю глаза - никакой пены. Только рокот копыт над кварталами Города, который не меняется никогда. Поворот за поворотом, как вода по руслу реки, огромное стадо течет по булыжнику извилистых улиц. Никто не обгоняет, никто не выбивается в вожаки. Глядя в землю, чуть покачиваясь на бегу, движутся они в полном молчании по заданному маршруту. Связанные друг с другом одной на всех памятью, которая спит в их глазах, но бодрствует в каждом движении . Звери появляются с севера, переходят Старый Мост и на южном берегу Реки встречают своих собратьев, вошедших в Город с востока. Двигаясь дальше вдоль Канала, они минуют Фабричный Квартал, сворачивают на запад, спускаются в тоннель под Литейным Цехом и выныривают на поверхность у подножия Западного Холма. Дальше, чуть в стороне от холма их дожидаются старые звери и молодняк - те, кто не может уходить далеко от Ворот. Затем все стадо поворачивает на север, переходит Западный Мост - и по длинной аллее наконец прибывает к Воротам. Когда голова стада достигает цели, Страж отпирает Ворота. Их створки, укрепленные поперечными железными брусьями, даже на вид невероятно тяжелы. Массивные, пятиметровой высоты, они увенчаны частоколом острых шипов, способных остановить любого лазутчика . Легко, почти без усилия Страж тянет ручищами праву створку на себя - и выпускает зверей. Всегда только одну: левая половина Ворот остается наглухо запертой. Как только последний зверь стада оказывается снаружи, Страж закрывает Ворота и задвигает тяжелый засов. Насколько я знаю, Западные Ворота - единственное место, через которое можно попасть в Город или покинуть его. Глухая восьмиметровая Стена окружает его со всех сторон, и только птицы могут прилетать и улетать когда им вздумается. Наутро Страж опять открывает Ворота, трубит в свой рог, впускает зверей обратно. И снова запирает створки на засов. - На самом деле в засове никакой нужды нет, - объясняет мне Страж. - Все равно никому открыть Ворота не под силу. Даже если возьмется сразу несколько человек. Но правила есть правила, и я их выполняю. Он надвигает шерстяную шапку до самых бровей и замолкает. Из всех людей, каких я встречал, Страж Ворот - самый огромный. Не человек, а гора мускулов, на которых вот-вот расползутся по швам и рубашка, и куртка. Время от времени он вдруг закрывает глаза и погружается в исполинское молчание. То ли сказывается его ипохондрия, то ли на время отказывает какая-то функция организма, я разобрать не могу. Но всякий раз, когда он замолкает, мне приходится терпеливо ждать, когда сознание опять вернется к нему. Очнувшись, он медленно открывает глаза, долго смотрит на меня отрешенным взглядом и, поглаживая пальцами колени, пытается сообразить, кто я и как здесь очутился. - Зачем это нужно - вечером выпускать зверей из Города, а утром загонять обратно? - спрашиваю я, когда он приходит в себя. Еще с минуту он безучастно глядит на меня. - Так положено, - отвечает он наконец. - Я просто делаю, что мне положено. Так же, как солнце садится на западе, а встает на востоке. * * * Почти все время, свободное от службы у Ворот, Страж точит инструменты. Стены в его Сторожке до самого потолка увешаны топорами, ножами, косами, и когда больше нечем заняться, он любовно проходится по их лезвиям точильным камнем. Свежезаточенные лезвия всегда источают бледное ледяное сияние - будто не солнечные лучи отражаются, но сам металл тускло светится изнутри. Я разглядываю ряды инструментов на стенах, и Страж неотрывно следит за мной, пряча довольную усмешку в уголках рта. - Поберегись. Не туда руку сунешь - вмиг без пальца останешься. - Заскорузлым, как корешок дерева, пальцем он обводит свой арсенал. - Это тебе не игрушки, которые любой дурак изготовит. Все эти лезвия я сам ковал, все до единого. Я ведь раньше был кузнецом. И все это - моих рук дело. Металл ухоженный, баланс что надо. Подобрать рукоятку к лезвию - это, скажу тебе, отдельное искусство. Вот, возьми что-нибудь, подержи. Только за лезвие не хватайся. Из разложенных на столе инструментов я выбираю самый маленький топорик, сжимаю покрепче и несколько раз легонько взмахиваю им в воздухе. И действительно: инструмент с легким свистом рассекает пространство, отзываясь на усилие плеча - а может, лишь на мысль о таком усилии - мгновенно и чутко, словно вышколенная борзая. Что говорить, у Стража есть все основания гордиться собой. - А к этому топорику я даже рукоятку сам выстрогал. Из десятилетнего ясеня. Не знаю, как другие, а я люблю рукоятки из десятилетнего ясеня. Моложе нельзя, старше не годится. Десять лет - идеальный возраст. Дерево крепкое, чуть сырое, удар держит отлично. Здесь в Восточном Лесу хороший ясень растет... - А для чего вам столько инструментов? - Много для чего, - отвечает Страж. - Зимой для каждого дело найдется. Да вот, придет зима - сам увидишь. Зимы здесь долгие... * * * За Воротами для зверей отведено особое место. Небольшое пастбище за оградой, где они спят по ночам. Через Пастбище протекает ручей, из которого звери могут напиться, когда захотят. А дальше, за Пастбищем, раскинулся Яблоневый лес. Бескрайнее море яблонь тянется докуда хватает глаз и растворяется в дымке у горизонта. Над Западной Стеной высятся три Обзорные Башни со смотровыми площадками, на которые можно взобраться по самой обычной стремянке. Простенькие крыши укрывают площадки от дождя, и через железные прутья на окнах удобно наблюдать за зверями в любую погоду. - Никто, кроме тебя, не ходит на них смотреть, - говорит мне Страж. - Впрочем, ты здесь недавно, что с тебя взять. Поживешь, оботрешься - и потеряешь к зверюгам всякий интерес. Как все потеряли. Ну, разве что в первую половину весны... С приходом весны, рассказывает Страж, случается единственная в году неделя, когда люди поднимаются на Обзорные Башни смотреть, как звери дерутся. Лишь на эти семь-восемь дней - когда самцы линяют, а у самок вот-вот родится потомство - в кротких существах вскипает дремучий инстинкт, и самцы принимаются с невообразимой жестокостью калечить друг друга. И тогда земля омывается кровью, из которой рождаются новый порядок и новая жизнь. * * * Без единого звука они лежат, подогнув ноги, в пожухлой осенней траве, а их длинная золотая шерсть пылает в лучах заката. Вытянув шеи и застыв, точно вросшие в землю скульптуры, смотрят, как последние лучи растворяются в яблоневой листве. И лишь когда солнце совсем заходит, и синяя мгла накрывает зверей с головой, каждый из них расслабляет шею, опускает к земле белоснежный рог и закрывает глаза. Так заканчивается еще один день в жизни Города. |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 22-12-2004 13:03 |
КОНЕЦ СВЕТА. Библиотека Центр Города - полукруглая площадь к северу от Старого Моста. Второй полукруг располагается на южном берегу реки. Две половинки так и называются - Северная и Южная площади, и хотя геометрически они образуют единое целое, на вид отличаются друг от друга как небо и земля. Северная площадь тонет в тяжелом, мистическом безмолвии, затекающем сюда с окружающих улиц. А на Южном всегда как будто чего-то недостает. Домов здесь меньше, чем на северном берегу, а за клумбами и оградами, похоже, давно никто не ухаживает. В центре Северной площади высится Часовая башня. Вернее - нечто напоминающее часовую башню. Ибо стрелки огромных часов мертвы, и башня давно уже не играет той роли, ради которой ее строили. У башни - четыре стороны - снизу пошире, сверху поуже, - и обращены они строго по сторонам света. Наверху - четыре гигантских циферблата, стрелки которых застыли на 10:25. Глядя на узкие окошки под циферблатами, невольно думаешь, что внутри башня полая и по какой-нибудь лесенке можно взобраться наверх; однако у подножия никакого входа не видно. Башня так высока, что время на часах можно увидеть, лишь перейдя по Старому Мосту и посмотрев на нее с южного берега. От Северной Площади веером расходятся улицы. Все дома из камня или кирпича, безликие - ни вывесок, ни украшений; все двери заперты, никто не входит и не выходит. На какое здание ни посмотри - непонятно, то ли это почтамт, оставшийся без корреспонденции, то ли горняцкая артель, уволившая своих рабочих, то ли похоронная контора, закопавшая последних клиентов. И все же здания вовсе не кажутся заброшенными. Когда я брожу по улочкам, так и чудится, будто там, внутри, неизвестные люди, затаив дыхание, продолжают неведомую работу. На одной из таких сонных улочек и расположена библиотека. Обычная каменная постройка, как и все окружающие. Ни таблички, ни других признаков библиотеки. Потемневшие от времени стены, узенький козырек над входом, железные решетки на окнах, массивная дубовая дверь. Скажи кто-нибудь, что здесь хранят зерно, я б и не подумал сомневаться. И если б не карта, которую нарисовал мне Страж, боюсь, я искал бы эту библиотеку до конца света. - Обживись, пообвыкни, а потом отправляйся в библиотеку, - говорит мне Страж в первый день моего появления в Городе. - Там дежурит женщина. Скажешь ей, что тебя прислали читать старые сны. Она расскажет, что делать дальше. - Старые сны? - машинально переспрашиваю я. - Как это понять - старые сны? Разговаривая со мной, Страж строгает ножом какие-то колышки. Услышав мой вопрос, откладывает нож, сметает ладонью со стола стружку и выбрасывает ее в мусор. - Старые сны - это старые сны. Там, в библиотеке, их столько - жизни не хватит перечитать. Выбирай, какие хочешь, и смотри один за другим. Выстрогав очередной колышек, он поднимает его перед собой, придирчиво осматривает и отправляет на полку у себя за спиной. Там я замечаю уже штук двадцать точно таких же. - Ты можешь спрашивать у меня что угодно. Это дело твое, - говорит Страж, сцепив руки на затылке. - А мое дело - отвечать тебе или нет. На какие-то вопросы я ответить не могу. Но, так или иначе, теперь ты должен каждый день читать в Библиотеке старые сны. Это твоя работа. Приходить туда к шести вечера - и до десяти или одиннадцати читать сны. Девушка будет кормить тебя ужином. Остальное время занимайся чем хочешь. Никаких ограничений. Это тебе понятно? - Понятно, - отвечаю я. - И до каких пор я буду заниматься этой работой? - До каких пор? А я и сам не знаю. Видимо, пока не наступит время для чего-то другого, - говорит Страж. И, вытащив из вязанки поленце, начинает выстругивать очередной колышек. - Городок у нас бедный, - добавляет он чуть погодя. - Ничего лишнего - кормить бездельников - не производит. Каждый житель где-нибудь работает. Тебе положено читать в Библиотеке старые сны. Ты ведь, надеюсь, прибыл сюда не развлекаться и бездельничать? - Работа меня не пугает, - пожимаю я плечами. - По мне, так лучше работать, чем сидеть без дела. - Вот и хорошо, - кивает Страж, проверяя остроту ножа. - Тогда лучше поскорее заняться делом. Отныне у тебя нет имени. Ты - Читатель Снов. Точно так же, как я - Страж Ворот и больше никто. Это понятно? - Понятно, - отвечаю я. - В Городе может быть лишь один Страж Ворот. И только один Читатель Снов. Для чтения снов нужен статус. Сейчас ты получишь его. Он снимает с посудной полки крохотную белую плошку, ставит на стол и наливает в нее масла. Достает спичку, чиркает, поджигает. Берет с другой полки странной формы нож с узким лезвием и прокаливает кончик на огне. Потом задувает пламя и ждет, когда железо остынет. - Я только помечу твои зрачки, - говорит мне Страж. - Это не больно, и бояться тут нечего. Раз - и готово. Он оттягивает мне правое веко и протыкает зрачок острием ножа. Как ни странно, я и правда не чувствую ни боли, ни страха. Лезвие входит в глаз беззвучно и мягко, как в желе. То же самое он проделывает и с левым глазом. - Когда ты перестанешь читать сны, эти ранки сами исчезнут, - объясняет Страж, возвращая на место плошку и нож. - Они нужны только для чтения. Но пока они есть, остерегайся дневного света. Запомнил? Этими глазами нельзя видеть солнечные лучи. Посмотришь на солнце - получишь Наказание. Выходи из дома либо к вечеру, либо когда очень пасмурно. В ясный день держи свое жилище в полутьме и на улицу носа не высовывай. Он дает мне очки с черными стеклами и велит снимать их только на время сна. Так я прощаюсь с солнечным светом. * * * В Библиотеке я появляюсь несколько дней спустя, ближе к вечеру. Тяжелая деревянная дверь со скрипом открывается, и я ступаю в длинный пустой коридор. Воздух вокруг такой пыльный, словно здесь не проветривали годами. Половицы совсем истерлись, а штукатурка на стенах пропиталась желтизной света лампочки на потолке. По обеим сторонам коридора тянутся двери. Все ручки изъедены ржавчиной и покрыты толстым слоем белесой пыли. Ржавчины нет лишь на ручке хлипкой двери с матовым стеклом в самом конце коридора. Там горит свет. Я несколько раз стучу, но ответа не слышу. Берусь за латунную ручку, осторожно поворачиваю, и дверь беззвучно открывается внутрь. Никого. Комната похожа на вокзальный зал ожидания: огромная, пустая, без единого окна. Простенький стол, три стула, старинная железная печка. Еще часы на стене да стойка для выдачи книг. На печке заходится струйками пара черный облезлый чайник. Позади стойки виднеется еще одна дверь с таким же матовым стеклом, за ней точно так же горит свет. Не зная, стучать в эту дверь или нет, я просто сажусь и жду, пока кто-нибудь не придет. По стойке небрежно рассыпаны канцелярские скрепки. Я собираю несколько, пару раз подбрасываю их на ладони, затем подхожу к столу и усаживаюсь на стул. Она появляется из-за двери за стойкой минут через десять-пятнадцать. В руках - что-то вроде длинных ножниц для разрезания газет. Увидев меня, как будто удивляется: ее щеки заливает румянец. - Простите, - говорит она. - Я и не знала, что кто-то пришел. Если бы вы постучали... А я разбирала завалы в задней комнате. Там такой беспорядок. Не говоря ни слова, я долго смотрю ей в лицо. Вроде бы оно мне кого-то напоминает. Когда я гляжу на нее, словно какой-то осадок поднимается с самого дна моей памяти. Но я не могу ничего понять, и самый нужный вопрос ускользает от меня в кромешную тьму. - Как вы, наверное, знаете, сюда давно уже никто не ходит, - добавляет она. - Кроме Читателя Снов. Не сводя с нее глаз, я киваю. Пытаясь восстановить ускользающий образ, разглядываю ее глаза, губы, широкие скулы, копну подобранных на затылке волос. Но чем дальше, тем расплывчивее призрак воспоминания в моей голове. Я вытряхиваю его из памяти и закрываю глаза. - Прошу прощения, но... вы уверены, что не ошиблись зданием? В этом районе все дома так похожи, - говорит она и кладет ножницы на стойку рядом со скрепками. - А сюда может заходить только Читатель Снов. И больше никто. - Я пришел читать сны, - сказал я. - Так мне приказал Город. - Извините, вы не могли бы снять очки? Я снимаю черные очки и гляжу на нее. Она смотрит в мои зрачки, поменявшие цвет на холодное белесое пламя. И ее взгляд будто пронзает меня до самого сердца. - Достаточно, - говорит она. - Наденьте, пожалуйста. Не хотите ли кофе? - Спасибо, - киваю я. Она приносит из задней комнаты две чашки, наливает кофе и усаживается за стол напротив меня. - Сегодня я приготовлю что нужно, а чтением снов займемся завтра, - говорит она. - Вы готовы читать прямо здесь? Есть еще смотровой зал, он сейчас заперт, но я могла бы открыть... - Можно и здесь, - отвечаю я. - Ты мне поможешь? - Да, конечно. Моя работа - охранять старые сны и помогать тому, кто их читает. - Мы нигде с тобой раньше не встречались? Она поднимает взгляд и смотрит на меня в упор. Морщит лоб, словно пытаясь что-то припомнить, но лишь качает головой. - Вы понимаете, память в этом городе - вещь очень размытая, доверять ей нельзя. Бывает, что-то вспоминается. Бывает, не вспоминается ничего. Наверное, вы - в той части, которая не вспоминается. Мне очень жаль. - Да ладно, - говорю я. - Ничего страшного. - Но мы, конечно, вполне могли где-то встречаться. Я здесь давно живу, город у нас небольшой... - Но я прибыл сюда всего несколько дней назад. - Несколько дней? - Она, похоже, слегка удивляется. - Ну тогда вы меня точно с кем-то перепутали. Ведь я в этом городе с рождения и ни разу никуда не уезжала. Наверно, вам встретился кто-то похожий... - Наверное, - говорю я. И отхлебываю кофе. - Только знаешь, что мне иногда кажется? Будто когда-то давно все мы жили совершенно иной жизнью, совсем в другом месте. А потом по какой-то случайности забыли об этом и стали жить, как сейчас, ничего о себе не зная. Тебе никогда такое в голову не приходило? - Нет, - отвечает она. - А может, вам это кажется потому, что вы - Читатель Снов? Все-таки Читатели Снов и думают, и чувствуют не так, как обычные люди... - Кто знает, - пожимаю я плечами. - Ну вот вы сами знаете, где были и что делали раньше? - Не помню, - говорю я. Затем подхожу к стойке, беру одну скрепку и долго смотрю на нее. - Но мне кажется, будто раньше был еще какой-то мир. Совершенно точно. И будто бы там я встречался с тобой... Потолок Библиотеки - такой высокий, что вокруг меня тихо, как на дне морском. Сжимая в пальцах канцелярскую скрепку, я стою посреди комнаты без единой мысли в голове и растерянно озираюсь. Одинокая женщина сидит за столом и молча допивает кофе. - Я даже не знаю, зачем я здесь, - говорю я. Чем дольше я разглядываю потолок, тем сильнее кажется, будто пыльца желтоватого света вокруг лампочки пульсирует, становясь то крупнее, то мельче. Наверное, все из-за ранок на зрачках. Страж переделал мои глаза, чтобы они различали какие-то особые вещи. Огромные старинные часы на стене медленно и беззвучно считают время. - Видимо, я появился здесь с какой-то целью. Но теперь не помню, с какой, - говорю я. - Это очень спокойный город, - говорит она. - Может, вы здесь потому, что искали покоя? Если так, то вам здесь понравится. - Может быть, - будто бы соглашаюсь я. - Что я должен делать сегодня? Она качает головой, медленно встает и убирает со стола пустые кофейные чашки. - Сегодня у вас никаких дел нет. Работа начнется завтра. А пока идите домой и отдохните как следует. Я еще раз гляжу на потолок, потом на ее лицо. И снова мне чудится, будто это лицо вызывает некую странную волну в самых недрах моего сердца. Смутные, неразборчивые воспоминания копошатся в голове. Я закрываю глаза и пытаюсь заглянуть в себя как можно глубже. Закрываю глаза - и тишина мелкой пылью заполняет меня изнутри. - Завтра в шесть, - говорю я. - До свидания, - кивает она. * * * Я выхожу из Библиотеки, кладу руку на перила Старого Моста и, слушая шум реки, смотрю на Город, который в очередной раз покинули звери. Часовая Башня, Городская Стена, дома вдоль реки и щербатые горы Северного Хребта встают в ранних сумерках бледными голубыми тенями. Кроме журчанья воды в реке, не слышно ни звука. Даже птицы все до одной куда-то исчезли. “Может, вы здесь потому, что искали покоя?” - спросила она. Как бы то ни было, проверить это я все равно не могу. Когда совсем темнеет и вдоль набережной зажигаются фонари, я возвращаюсь по безлюдным улочкам Города к Западному Холму. |
|
Gel Время от времени дарю Хотару ночники для ее комнаты. Группа: Участники Сообщений: 751 |
Добавлено: 23-12-2004 12:07 |
Не я точно не знаю, чято можно здесь печатать, но буду писать те выражения (отрывки), стихи, которые мне нравятся илипомогают мне понять смысл жизни... "Скажи мне, кудесник, любимец богов, - что сбудется в жизни со мной?" Живых - не жалеем... сами себя пожалеть-то не можем... где тут! Любить - живых надо... живых... (М.Горький) Серебро, огни и блёстки Целый мир из серебра! В жемчугах горят берёзки, Черно-голые вчера... Все предметы старой прозы Волшебством озарены Жизнь людей, и жизнь природы Волшебством озарены... (В. Я. Брюсов) дальше не помню... |
|
Gel Время от времени дарю Хотару ночники для ее комнаты. Группа: Участники Сообщений: 751 |
Добавлено: 31-12-2004 03:04 |
Это из Рубак: Где-то в этом мире, где-то в темноте, Я услышу голос, зовущий мое имя. Может это память, может - будущее, Может та любовь, что ждет меня... Убаюкай меня тихо, обними меня нежно До самого рассвета, что сменит эту ночь. Я столько времени напрасно пыталась боль в душе унять. Не обмани мои надежды, позволь увидеть счастья свет. Чувство... Чувство горечи, царящее в душе... Слишком долго я жила в пустом теченье лет. Я закрою глаза и вслушаюсь в ветер. Унеси мою тоску в бескрайнюю даль... Позволь услышать рядом его голос Когда тень падет на меня... Как пение птицы, как шелест ветра, позови мое имя, где-то в этом мире. Где-то в этом мире... |
|
Prince Zera Августейшая особа Онземуна Группа: Участники Сообщений: 386 |
Добавлено: 02-01-2005 02:30 |
Библиотека... как это мило! Я конечно чтец никудышный, но... люблю стихи! Никто не станет возражать, если молодой поэт выложит тут парочку творений (выложу когда услышу ваш ответ) | |
Gel Время от времени дарю Хотару ночники для ее комнаты. Группа: Участники Сообщений: 751 |
Добавлено: 02-01-2005 02:49 |
Prince Zera Я-то выложил, Neo_N вроде не запрещала!! Пиши, пиши...будем ждать твоих творений!! |
|
Prince Zera Августейшая особа Онземуна Группа: Участники Сообщений: 386 |
Добавлено: 02-01-2005 03:10 |
Тогда ловите! Письмо из ада В темнице холодной томится душа- Мученье, что смертного стоит греха. Ни света, ни боли, а лишь пустота. Совсем одинок , и надежда чиста. Свобода, так близко целительный свет. Пять дней, и тогда Он исполнит обет, Даст шанс мне опять исцелиться душой И снова предаться блаженству с тобой. Мятежные мысли, покинутый взор, Глубокие цели и тихий укор. Обрезаны крылья, и не отрастут; Мечты о полётах вовек не уйдут. Глаза, цвета неба - теперь цвета льда - Печать наказанья на них навсегда. И всердце любви не осталось почти, Но я сохраню ту частичку в пути. Вернусь я к тебе - не узнаешь меня, Красоты исчезли в свирепых огнях. Я бледен и слаб, истощён, поколечен, Уродлив, унижен, но всё же я вечен. Я нужен тебе?! - поверь, я удивлён.... Неужто не кончено счастье моё!!! Посвящается самой красивой и любимой из всех... Princess Dark I was a boy Full of the joy, Flew through the sky Into humans’ mind. But once I came To holy name Of princess dark And became her slave. I took my blade To reincarnate In terrain one, The Human Son. Forgotten all, My name, my soul, I faced you there Where you don’t know Who where you there In sky, in sphere - The princess dark, You couldn’t mark That darkness spreads, And makes me mad And blind by you… What could you do? I asked you first To let me know Of every wish You want me to realize. You wished stardust, You wished my fall. I can’t resist, Each sin has a price. You wished me To sing my songs, You wished me To follow your heart. I had to kill, To break the laws, Cause upon me Is will of supreme dark. Once you have asked Me for my smile – You’ve stolen it Right from my face, It was hard task – And I could die… You stopped my soul By wish of immortalize. And your next wish Was my own breath. My nose you took, Again the Death Came to my face I heard her call Back to my place From where you made me fall… But your next wish Stopped me again. I stopped hearing her Calling my name. You took my ears, I don’t ask why… But somehow you Had stopped My wish to die.. You spared me – Senseless and deaf, The only eyes For me you left To see your beauty, Being the beast, The beauty, that I can’t resist… My princess dark, You blessed me With priceless gift I could ever mean. You’d cut my hair, Putting anthems instead, Improved my mind, Gave force I’d never had. By telepathic Now I speak. You wanted perfect - This is it!... You spoke with me About my world, About strange stories I had told, But no believe Was in your eyes… And once I noticed There despise… You found someone Who didn’t obey, The one, for whom The love was game. He sieved lust Into your soul, For my pure heart You didn’t care at all. That guy was nice No struggles then. I’m slave, I’m dark, And he’s a man! But this betray Had hurt my heart, I knew – that could come From the start. You’d fallen deep, My princess dark, The human dirt Had spoiled your heart. But I’m still Eternal slave, You are my mistress Till the grave… … I was a boy, Some ugly one, Not angel, that I was before. I’m glad for death – I’m so alone, But with my mind I can’t hear her. The only dream – Is your return, You realized Your cruel mistake… You understand now, Who you were, And no my present Will you take. Остальные потом... у меня их много! |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 10-01-2005 07:31 |
Просто стих - увидела на одном из дневников, понравился, сохранила. Не знаю, но чем-то цепляет. - Скажешь мне "Да"? - Да. - Скажешь мне "Нет"? - Нет. - Что там в окне? - Звезда. - Что нам с того? - Свет. - Вот на стене... - Тень. - А в колыбели? - Дочь. - Завтра придет... - День. - Ну а пока? - Ночь. - Ночью темно. - Боюсь! - А рядом со мной? - Покой! - Я постарею. - Пусть. - Может, и ты. - С тобой. - Ты для меня?.. - Звезда. - Я для тебя?.. - Свет. - Вместе навек? - Да - Ты меня любишь? - ... |
|
Prince Zera Августейшая особа Онземуна Группа: Участники Сообщений: 386 |
Добавлено: 10-01-2005 22:15 |
Это самая грустная книга, которую я читал в своей жизни... я просто плакал... Меня это конкретно так зацепило... (предупреждаю, сий фанфик по Старкрафту, так что поймут наверное не все) Sieh deine Erde wacht zerstreut die Utopie Waehle Streit um eins wo Nachbarn uneins sind Sieh deiner Grenzen zeitlos Spiegelbild Schmerzen sind das leere Grab zum Leid DAS ICH, "Sagenlicht"* *Смотри на твою землю, рассеяно наблюдай утопию Выбирай спор в час разобщенности Смотри на твои границы, вневременное отражение Боль - это пустая могила горя DAS ICH, "Свет легенд" Призрак прошлого явился в облике будущего. Призрака звали Ииръэном, родился он в год великой Войны Выводков, сто пятьдесят циклов назад, и до сего дня ничем особенным не выделялся. Белесое тление металось у закованных в рыжеватую броню ног, он сжимал четырехпалые конечности, будто в судороге. Захлебываясь, подобно шаману, на которого снизошло озарение - в облике прозрачных силуэтов неприкаянных душ, что гремят цепями и шелестят рваными одеждами. Позади щерился овраг, заполненный молочного цвета радиоактивной жидкостью, грозное сияние обвевало, вырисовывало крылья, а Ииръэн говорил, сплетая терновые венки телепатем. Они обрывались, царапали эфир и разум треугольными выступами, а Ииръэн повторял дозревшую до критической массы мысль: "Я хочу увидеть Аиур". Он обращался к своему учителю - темплару Даиксану. Тот тщился игнорировать отчаянный призыв, от которого искажалось само зыбкое, точно кошмарное сновидение, пространство антипланеты-Шакураса, но невольно вздрагивал при каждом упоминании прародины. Он думал о табу, о том, как скоро священное становится запретным и складируется ровными кристаллическими рядами в архивы. И Общую Память. Когда же вышло так, что упоминать об Аиуре в _настоящем_ времени сделалось едва ли не неприличным, когда старейшины спрятали мучительную, трепетную боль в золоченые скорлупки свитков и файлов? Быстро ж загустели незаживающие раны, быстро ж вытекли слезы по утраченной родине... И ныне полыхающее отчаяние мальчишки - не воина даже, ученика, долговязого и тощего, толком не закрытого щитом, - воспринимается кощунством. Даиксан встряхнулся. Луч "крыльев" из расстилающегося позади Ииръэна радиевого озера упал на золоченые доспехи, и в такт мигнуло синью в глазницах: "Аиура больше нет". Фиолетовый всполох. Ярость. Ииръэн был сыном женщины-дарка и мужчины-кхалая, один из "метисов", рожденных на Шакурасе. Неожиданным стал результат вынужденного объединения давно разветвившейся эволюции: ни холодной отстраненности Темных, ни "правильности" кхалаев. Дикие плоды кислее - и живее. "Ложь!" - аура его замерцала двойственностью, словно сшили два куска ткани, голубой и алый. Проливалась на голодную почву. - "Аиур вечен, Аиур Изначален!" "Ты юн и наивен, Ииръэн", - горько выговорил Даиксан, ставя преграду собственным мыслям. Надрыв - подобен кислотным шипам гидралисков, выкорчевывает глубинные пласты. Тот задохнулся. Легкие съеживались, сползали по ребрам. Колючий жар кусался красным. Ииръэн шагнул назад, словно примеряясь к дуэли, и из локтевых суставов вырвались лиловые столпы энергии. "Даиксан! Учитель! Послушай, я... я был в Архивах. Я читал", - юный Протосс сбился, уставился влево от себя. Снова судорожно сжались ладони, лопающимся нервом мелькнуло грозное, но пока неумело контролируемое оружие. - "Читал. Аиур возрождается из пепла. Всегда. Враги сжигали его дотла шесть раз, но суждено воспрять ему, и тогда вернутся Ксел-Нага и простят Перворожденных детей своих!" "Это легенда", - сказал учитель. Желтый доспех линяет в белое в освещении Шакураса. Так луны блекнут с приходом зимних холодов. Даиксан уходит, - соображает Ииръэн, моргая глубоко посаженными, сиреневыми в черноту, глазами. - Уходит, потому что предпочтительнее молчать, плакать, и забывать, лгать себе, будто помнишь и надеешься. О да. Так проще. Но не ему. Он - Протосс. Он - _настоящий_. "Я - хочу - увидеть - Аиур!" Взлетают вверх брызги валунов и ядовитые капли шипят в расщелинах - смертоносное лезвие Ииръэна рубит камни, жар сердца своего обращая бессмысленным разрушением. Возможно, это недостойно его расы, и будь здесь дарк - ухмыльнулся бы ледяно и невесело, а кхалай - прочитал нотацию. Но все покинули Ииръэна. Зря он надеялся. Все... включая учителя. Даиксан ведь раскрыл его, вынул ядрышко личности из кожуры безмолвия - дети-"метисы" рождаются вне Общей Связи, зато в отличие от Темных и Светлых способны самостоятельно избирать Путь. Ииръэн решил стать кхалаем, настоящим, как Тассадар, Алдарис и Феникс, влитые в памятники формулы "Эн Таро" герои... а святыня последователей великого Кхаса и Адуна - Аиур... Особенно - Тассадара. "Да отсохнет моя левая рука, если забуду тебя, о Аиур..." Ложь. Везде - ложь. Коротка память Перворожденных Ксел-Нага. Даже Общая. Прокисший суррогат мантр заместил святость. Трехцветная заря на горизонте возвещала о приближении смерча. Осклабилась радиационно-песчаная вьюга, у границ поселения вспыхнули сигнальные огни: обитатели Шакураса давным-давно научились бороться с нелегкими природными условиями, но в границах технократически-совершенных городов. Одному в буране не выжить. Поэтому-то во время катаклизмов немногочисленная, но суровая охрана Врат, ведущих из антимира, стягивалась в более безопасное место. Оберегать границы Шакураса оставались исключительно фотонки, много фотонок. Призванные уничтожить любого, кто _войдет_, но бессильные перед желающим _выйти_. На последних попросту не рассчитывали. Среди Протоссов очень мало безумцев. Разве… Тассадар, столь же храбрый, сколь и безрассудный, пожертвовавший собой в первую очередь ради чуждой расы. Непонятен он остался. Ииръэн вспомнил, как избегал Даиксан вопросов о Тассадаре. А мальчишка впервые подумал - порой величие родственно сумасшествию. Позже он не раз возвращался к тому выводу. Низкие позывные прогудели зудящими тревожными телепатемами, почти на уровне животном приказывая явиться в город. Полыхнуло северное сияние, индиговые и родонитовые всполохи, будто ссорились два Протосса - кхалай и метис. Ииръэн усмехнулся. Белое озеро лизало камни. Радиактивный шторм протягивался к вскрытому брюху небес, словно в смертной тоске умоляя забрать прочь с бесстрастной планеты. Страшный мир - Шакурас, здесь остывает самая горячая кровь, а сердца обращаются руническими камнями. В Аргусах и Кхайдаринах можно записать - но не криком, не колотящейся в висках правдой. Символами. Черствыми. "Если забуду... о Аиур..." Ииръэн покатился под откос, прикрываясь маской невидимости: с патруля возвращалась группка соотечественников, встречаться с ними он не желал. Притаился, искренне надеясь, что его рудиментарных способностей сокрытия достаточно. Он забыл включить щит, и заостренные выступы содрали чувствительные чешуйки. Ранки противно саднило, мелкие капельки сукровицы осели на сумрачных камнях. Ужасно хотелось встряхнуться, но патруль маршировал перед носом, и Ииръэн лежал лицом вниз, осторожно прислушиваясь к тяжелым шагам торопящихся воинов и инженеров, прощупывая эфир - не заметили ли его? Кто-то обернулся, пристально рассматривая подозрительную груду глыб. Ииръэн воззвал к Кхасу, Адуну и Тассадару, до новой боли в неуместных дурацких "ранениях" сливаясь с лазуритовым песком. Отставшего "сканера" окликнули, припугнули бураном. Тот заспешил, грузно топая. Ииръэн гибко подскочил. Томящее давление прыгало где-то в животе, реакцией на приближающийся катаклизм. Признаться себе, что _страшится_ собственного решения Ииръэн не мог. Решения?.. Он замер, вновь осиянный фотонными выбросами антимира, глухого и яростного, и бледные, как у мертвеца, длани озера простерлись к черным точкам звезд. Впереди, исчезая в льдисто-бесцветном мраке, скрывались его товарищи. Бывшие товарищи, уточнил Ииръэн. Бывшие. Он - один, не-дарк, не-кхалай... Да, Протоссы ценят боевое братство, но святой мир Аиура - превыше. И он согласен на подобный обмен. Обмен?.. Отлепил от ссадины пару крупинок. Задумчиво. Ветер затрепал легкую мантию, подгоняя в противоположную сторону от Врат. Ну уж нет. Ииръэн упрям. Докажет. Шагнул назло усиливающимся рывкам. "Если забуду тебя, Аиур..." - мантра спиралью прокрутилась в мозгу, загасив прочие мысли. Так дыхание соединяет светильник с окружающим мраком. Ииръэну почудилось, что впрямь задышалось легче, несмотря на заполнившийся радиационными излучениями предгрозовой туман. Не Кхалу - Путь Восхождения избрал, но - Путь Возвращения. На Аиур. Небо всколыхнулось, цепляясь когтями за восстающую гневом землю. Ииръэн же распрямился во весь рост, и ветер не сбивал его, и смеялся он - потому что в вязкой псевдожизни, заменившей Протоссам реальность после Войны Выводков, замелькала цель. Новое "Эн Таро". Сегодня или никогда. Он повторил вслух, и в подреберье екнуло: близился многотонный разрыв материи, ураган небывалой мощи, гарантирующий стопроцентную гибель в случае неудачи... или простого _опоздания_. Он прикинул расстояние до Врат: доберется за полчаса, впритык - но достаточно. Успеет. _Обязан_ успеть. "Во имя Аиура", как говорили Тассадар и Зератул, да что там герои - любой зелот или дарк; и теперь поминают - только всуе - священное имя. "Я хочу увидеть Аиур, а если и умру - это достойная Протосса смерть". Ииръэн медленно взглянул на бушующие невдалеке нейтронные разрывы. Обвеяло морозом, мелко затрепетала одежда. Он вновь встряхнулся. И, широко расставляя ноги, словно на марше, направился к Вратам. Серьезность положения Ииръэн оценил отнюдь не сразу. Сперва бежать было легко, он ловко перепрыгивал оскаленные овраги, плутониевые озерца. Вокруг кричали птеродактили, сбиваясь в стаи, чтобы спрятаться в пещерах. Ииръэн прикоснулся телепатией к стенающим созданиям, посочувствовал им: их фактически выворачивало наизнанку от безмозглого, но всепоглощающего ужаса. Ииръэн задал себе вопрос, любят ли птеродактили свою родину, любят ли Шакурас кровавые птицы смерти и обитающие в песке гигантские змеи. Всем им приходится выгрызать бытие из глотки планеты-мизантропа, но они родились здесь... Да, ответил он. Каждый любит колыбель свою, вне зависимости - как близко висит она к жерлу вулкана. Но сам Ииръэн никогда не ощущал приязни к Шакурасу. "Аиур звал меня. Всегда", - он кувыркнулся, соскальзывая по гладкому жерлу расщелины. Здесь почему-то не было песка, зато из дырчатых створ высовывались яйцевидной формы головы. Ииръэн отметил - совершенно без горечи, что до сих пор не знает всех существ таящегося антимира. Так бегущий из тюрьмы размышляет о том, что до сих пор не побывал в каких-то ее отсеках. Он без труда выбрался из расщелины. Бежал, перепрыгивая через вздымающиеся дюны. Призыв планеты-прародины ощущался не на уровне фантазий, сотканных из выхолощенных образов Архивов, но - кисло-сладкого сока генетической памяти, единственной реальности. Аиур - жаркие джунгли, звеняще-синее небо и почва - не мертво-песчаная, но красновато-коричневая, густо пахнет медью - как и кровь Протоссов. Плоть от плоти Аиура - Перворожденные Ксел-Нага, и ошибкой было покидать Аиур... "Аиура больше нет", - диссонансом, сигнальными огнями и привычной-жизнью прогудел голос Даиксана, мудрого воина, сражавшегося в войске Тассадара и против террора Керриган. Ииръэн доверял ему, а зов Аиура спорил. Ииръэн выбирал Аиур. Возможно, Аиур и был инвазирован, но - выжил... я слышу, я знаю, - Ииръэн резанул преграду - слишком высокий бархан, тот медленно, с печальным вздохом осел. - Они разучились слышать, а я нет... Избранность льстила самолюбию. Но первозначимым все-таки оставался Зов - манящая и тревожащая до комка в горле песнь. "Я иду!" - кричал Ииръэн, в глазницах плясали раскалившиеся зигзаги. Врата приближались. А за ними - шум зелени, пляска солнца и воздух, напоенный ароматами жизни. Как могли Протоссы променять красоту на уродство, на всененавидящий Шакурас? Аиур нельзя было бросать - хоть тысячу раз инвазированный!.. "Это был единственный шанс выжить", - вновь фраза Даиксана, болезненная в своей безапелляционности. Ииръэн вздрагивает, словно Даиксан произносит это в реальном времени, но вокруг - вой песка, и умирающе терзаются радиоактивные озера, и извивается в эпилептическом припадке северное сияние. Здесь нет никого и никого здесь. Кроме Зова. Кроме Ииръэна и его миссии. А Шакурас, похоже, уже сообразил, что Ииръэн замыслил побег - песок формируется стеной, утыканный им ветер похож на тысячи стрел. Ссадины Ииръэна мигают в сгустившемся ртутном сумраке - маячками, а он сжимает кулаки, и идет. Уже - не бежит. Передвигаться сложнее - с каждым мгновением. Его прибивает вниз, он пробует прикрыться щитом. Чуть легче, но ненадолго: давление велико. Одиночке не выжить в сердцевине неистовства Шакураса. Особенно - беглецу. Ииръэн думает о радужных дождях, о гигантских звездах - синих, а не выколото-черных, о плывущем, липнущем к коже, жарком мареве Аиура. Идеальные условия. Шакурас же - земля скорби, но довольно слез. "Я избранный. Вернуться - и вернуть. Я". Время истекало, а образы горячей ласки и иссиня-золотого великолепия заполоняли сознание. Ииръэн сравнил их с вторжением несоизмеримо более мощного телепатического посыла - не уровня учителя, не уровня джудикейторов или даже холодноглазых молчаливых женщин-дарков, каждая из которых стремится стать лидером и оттого безжалостно выжигает мозг соперницам; целая вселенная, и звезды были лазерами и вклинились в него. Но это было хорошо. Картинки объемны. Он дышит теплой влагой, и солнце изумрудно мигает в листве, и серебро ручьев и ливней успокаивает ссадины. А ночью слышится стрекот насекомых и пение птиц в густых кронах деревьев, и города - величественны и горделивы, но не похожи на укрытия, что выстроены дарками на Шакурасе, города Аиура демонстрируют могущество и изысканный вкус создавших их. Тех, кто достоин зваться Первенцами Вечнотворящих Ксел-Нага. "Я хочу увидеть Аиур". Смерчи воздвигались, вскоре Ииръэн брел по лесу из песчаных воронок. Щит сжигал основную часть атакующих крупиц, однако некоторые пробивались и вплетались в решетку ссадин. Ииръэн вздрагивал от боли, ускоряя шаг, наперекор давлению. Он вызвал Шакурас на дуэль... Серьезную дуэль. О да. Шутки в сторону, одиночка. Но тем лучше - слова о возможной смерти из бравады превратились в реальность с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, но Ииръэн был кхалаем... Считал себя таковым. Кхалаям смерть не страшна - да и не ведома - в принципе. А дарки - боятся ее не больше, чем царапины. Вроде тех, от коих его чешуйки сделались холодными: ветер обдувал выступающую кровь. Она засыхала. Ииръэн отключил сознание, сконцентрировавшись на пути. Даиксан учил такому. Обрубить дергающиеся змейки нервов, влить себя в экзоскелет механизации. Плоть уподобится металлу, не ведающему боли, а разум - компьютеру, чуждому сомнений. Выбор сделан. В любом случае. Аиур звал. Снова выбоины и расщелины. Их плохо видно из-за бушующей бури (пред-бури, подсказывает опыт, сравнивая с теми, что Ииръэн наблюдал из безопасного поселения, когда оборотень-Шакурас принимал облик Зверя), поэтому он едва не свалился в одну из них. Уцепился хваткими пальцами, рассек пси-лезвием аналог лестницы. На краю пропасти, тяжело дыша, он взглянул вниз, и едва не отшатнулся от притаившейся, будто химера с зерговскими щупальцами, бездны. А потом засмеялся. Шакурас бьется с ним, Ииръэном, - на равных, потому что Зверь вгрызается в память жертв своих, и не желает отпускать на родину. Шакурас привык к печали, возможно проклятая планета впрямь пьет тускло-серую тоску. Замещает собою сны о зеленом мире Аиура, настойчиво - более активные металлы замещают благородные в химических реакциях. А золото медленно и пассивно, нелегко сохранить. Зато - золото зовет. Атмосферное бешенство учетверилось. Это вызвало ассоциацию с Зергами. Сам Ииръэн не встречался с полулегендарными тварями - некогда всемогущие, сметающие все на пути - так метеоритный дождь покрывает лики планет язвами, - они практически исчезли после Совместной Войны, ужасающей, кровавой - и странной, ведь в ней силы Терранов и Протоссов объединились, хватаясь друг за друга в спазматической судороге тонущего. И они выплыли. Сару Керриган - повелительницу отвратительных тварей, убил предводитель Терранов, Джеймс Рейнор, чье имя увековечено в истории обоих рас, и каждого без исключения - от генералов и джудикейторов до цивилианов и протоссовских архитекторов. А позже флот Протоссов во главе с Зератулом вырезал оставшихся серебрейтов и не успевших развиться гибридов Самира Дюрана. Ииръэн отлично представлял, как льдисто и отстраненно ухмылялся Зератул, нанося удары... Впрочем, возможно, не все Зерги разметаны в биомассу. Возможно, поэтому на Аиур Протоссы так и не возвратились. В гуще трескающихся небес Ииръэн обнаружил - почему. Но принять - не способен. Мантра липла к вибриссам, и они наэлектризовались то ли от атмосферных волнений, то ли от трансцендентального контакта с прародиной. "Я слышу тебя, о Аиур... пускай Зерги не умерли, пускай прячутся в плоти твоей ядовитыми личинками, пробил их час - последних, ибо я иду... " - подумал Ииръэн с острым наслаждением. Сформулированная мысль перекинулась на неясные мечтания о том, как он приносит благую весть своему народу, и они возвеличивают Ииръэна до... Удар сметенной глыбы сбил с ног. Тяжелый камень с грохотом прокатился, отразившись тенью в зрачках-всполохах Ииръэна. Тот исхитрился избегнуть участи быть банально раздавленным оползнем, но в черепе звенело, он повалился наземь. Распластался, приник к шипящему песку. Перевернулся на спину, и тут дыхание занялось - не от боязни, но от полумистического трепета перед Шакурасом - во всей дикой "красе". Мгла антимира расцветилась бриллиантовыми всполохами крупинок, небо выгнулось шевелящимися антизвездами - они исторгали из себя щупальца-лучи, а пространство билось в родовых схватках. Синеватые камни плясали под флейту смерти, а за ними, точно мертвецы из могил, тянулись радиоактивные воды. Авангардная картина ошеломила Ииръэна. Он замер. Скреб ногтями остатки тверди, еще не вступившей в жуткий карнавал, и внутри него расстилалась пустота. Он поблагодарил щит - за охрану, гравитационные усилители на ногах - за возможность противостоять торнадо, вырывающему камни и озера. "Но... Опоздал?.." Вероятно, нет. Еще нет. Врата... близко, он чувствует их - кожей и мучительно подрагивающими вибриссами, будто налитыми гноем. Песнь Аиура слишком величественна и тяжела... а он - слабое существо, гордыня застлала ему глаза, подобно песку, но правда горька на вкус, как память, как сок самых ярких цветов. Ему не одолеть Шакураса. "Но это достойная смерть", - вяло отметил Ииръэн. Умирать не хотелось, однако отступать - нельзя. Жаль, что вместе с ним погибнет и стремление вернуть Аиур законным владельцам, потому что - единственный он, прочим нет дела до отечества, а подлинную страсть заменили потускневшим жемчугом песен и кристаллами Аргуса, на ощупь подобным изморози в соляных морях. "Я не сдамся", - он заставил себя перевернуться и идти... впрочем, _идти_ невозможно: колесница урагана прибивает вниз. Приходится цепляться за остатки твердой почвы, загоняя под ногти обломки камней. Надеясь на цельность... на поддержку. Злая ирония: он ищет помощи у земли, которую объявил врагом и смеялся, и радовался легкой победе. Своей _избранности_. Гордыня наказуема. Но Протоссы не отступают. "Эн Таро... Эн Таро Тассадар", - он выбрал героя-безумца, ибо сам был близок к сумасшествию. Нарывом стонали чувствительные отростки - так требовал к себе Аиур, а Шакурас выдавливал кости и плоть, словно желая превратить Ииръэна в опустошенную кожаную оболочку. Тассадар... его корабль сжег первого Владыку Зергов, и в отличие от Рейнора, он поплатился жизнью. Но сам бы сказал - жизнь? моя? что за ничтожная ставка, если речь идет об Аиуре. "Эн Таро Тассадар", - конечно, Ииръэн слабее несоизмеримо, но каждому - цель его. И умереть, достигая ее - хорошо. Назовут бессмысленным суицидом - пускай, ведь то одни Врата, только полюсы разные у подвига и абсурда. Врата... "Приближаются", - сквозь боль в вибриссах и сползающей клочьями коже, отметил Ииръэн. - "Я - приближаюсь. Все-таки". Чешуйки встопорщились, кровью запахло сильнее. Его скручивало бурей, выламывало суставы, и следы темной крови на песке оттенка лунного камня взметывались в воздух, словно Шакурас пил жизнь из бунтаря-Протосса, и хохотал над ним - крохотным, жалким, размазанным у подножья недостижимой цели. "Иду... я иду", - точно в лихорадке повторял Ииръэн, обречено карабкаясь по дюнам, превратившимся в отвесную стену. Вселенная вокруг рушилась - вместе с осьминожьими звездами, атомной злобой и пляской песчаных фигур-смерчей, выстроившимися до небес, подобно духам мести. Он достиг предела, он не реагировал, а миллионы лет цивилизации потухли, точно перегоревшая звезда, и на ее месте образовалась черная дыра инстинктов. Ииръэн не чувствовал ни страха, ни боли, его борьба с природой - реакция лейкоцитов на бактерию, даже когда та пожирает кровяные клетки, они продолжают пульсировать. Ииръэн был конгломератом реакций - на боль и магнетизм Аиура, но высокие идеи уравнялись с пылью Шакураса. И некому даже съязвить над ситуацией-перевертышем, над втоптанным в грязь гордецом, вообразившим себя мессией. Здесь нет никого и никого здесь. Только предсмертие. Ииръэна - и всех чаяний... Тассадар мертв. Подвиги - тоже. Жестокая истина, и планета с каменным сердцем, превратившая честолюбцев в безмолвных теней-невидимок, подтвердит. Охотно. Печатями ядерного шторма и сургучом ненависти. ...А Врата приближались. Ииръэн распахнул глаза. Он не ведал, миновали ли минуты или часы, он понял - опоздал, все потеряно, и золотистое марево фотонок, охраняющих Портал - иллюзия, мираж, а может и первый слой тумана Общей Памяти... Все-таки он избрал Кхалу и был зелотом... пусть и недостойнейшим... Полуразорванное тело трепетало под толчками смерча, он кривлялся, будто тряпичная кукла - со стороны смешно и извращенно, гравитационные установки не позволяли присоединиться к виткам пляшущего неба. Он слышал, как в пролитом молоке мрака визжат не успевшие спрятаться птеродактили и прочие создания. Ииръэн подумал, что ничем не отличается - разве внизу, а не вверху. А фотонки мерцали спокойным золотистым светом. Он приподнялся. Его кровоточащие пальцы сжались в кулаки. Мотнул головой, будто стряхивая наваждение. Зов Аиура бился в пульсе, в каждой ране - уже не ссадине, а глубоких повреждениях, точащихся темной жижей, а фотонки вспыхивали... так близко. Он застонал. Тихо, эфир едва среагировал на невнятную жалобу. До сих пор властвовало первобытное могущество, а теперь он вновь стал собой... Мальчишкой. Дерзким самозванцем, что поминает всуе имя Героя - Тассадара, и провозглашает себя избавителем собственной расы... Фотонки. Блестят. Глубинно и неярко, им нет дела до катаклизмов: они врыты на глубину нескольких метров и прочнее иных галактик. А в центре - вьются в экстазе молнии - символы коридора между мирами. Приглашающе. Летний ливень и аромат листвы, нагретой солнцем почвы и цветущих кустарников. И одуряющие звезды. Ииръэн зажал вибриссы искалеченными ладонями, из имплантантов рванулись линии пси-мечей, будто он стремился разорвать свою Связь - в том числе и с колыбелью; превратиться в ничто... Окончательно. Вместо этого Ииръэн двинулся дальше. Шаги отзывались мукой, а он шел. Молнии манили - он шел бы и мертвым, молнии были некромантией, сладостным нектаром и мерзлым пламенем пси-лезвий. Ииръэну чудилось, что идти ныне вечно - до смерти и после нее, и растворится он вздохом - энергетическим всплеском, но Шакурасу не сожрать его души, и не упокоиться в Вечности ему. Молнии и зов... навсегда. Его ступень рая или ада. И все-таки он приближался... А потом выстрелила первая фотонка. Ииръэн, зачарованно улыбающийся Порталу, не ожидал предательства. Он еще не успел поверить в победу, но опасался подвоха со стороны ненасытного Шакураса, никак не от кибернетических стражей. И когда залп концентрированного света ослепил его, он едва не рванулся навстречу. Но здравого смысла хватило, чтобы _осознать_ - и отпрыгнуть, вывернув сухожилия. Еще выстрел. Фотонные сгустки приняли сторону Шакураса. Несправедливо. Все обманули Ииръэна. "Наверное, на _желающих выйти_ тоже рассчитывали..." - он снова ринулся прочь от шести комков звездноликой смерти. Он грезил о лазоревой прохладе не-антимира, о звездах-по-ту-сторону - и погибнет от того, что похоже на них, словно однояйцовый близнец. Очередная насмешка... Пушки вынырнули из подземелья, словно пробужденные монстры, и их слепые - и всевидящие кибернетические "глаза" безошибочно определяли цель. Прокрутились с надсадным скрежетом наводящее устройство. Плазма, шипя, летела в долговязую худую фигуру... Фигура была призраком - потому что слова прошлого и кипящая память исторгалась из его разума, пробуждая эфир от дремоты. Фигура _превращалась_ в призрака, ибо с каждым рывком молчаливых железных охранников, пригибалась все ниже и ниже... Боли Ииръэн не испытывал, фотонные разряды убивают безболезненно, попросту аннигилируя слой за слоем в плоти жертвы. Ииръэн считал попавшие в него сгустки, пока - два, третьего - не выдержит, вместо тела - лохмотья, искрящиеся прохладными липкими каплями - родственными тропическим дождям и бездонным зеленоватым океанам, где зародилась раса Перворожденных. Жаль, он не узрит колыбели своей... Горделиво распрямившись, он смотрел вверх, на скрещенную метку Врат, радуясь, что умирает достойно... Он не проиграл ведь, предали - пускай, но не проиграл... Дуэль с Шакурасом - в его пользу. Пускай же планета ненависти споет реквием по нему - горами песка и зеркалами озер в клочьях атмосферы. Отличная смерть. Учитель бы гордился им. Наверное. Если бы не сам замысел - кощунственное - героическое? - безумие... Звезды целовали его, он взмахивал тонкими руками, бессильный противостоять полчищу роботов, а позади - набравший полную мощь ураган, и Ииръэн только молил - Кхаса, Адуна, Тассадара - чтобы гибель его оказалась не такой уж и напрасной, чтобы его народ вспомнил об Аиуре... Вернулся... Однажды... вернулся... "Аиура больше нет, глупый мальчишка!" - оранжевое мельтешение, так высвечивается боль и тревога, и справедливая злость. Даиксан? Учитель?.. Видения, - сознание сгибающегося, будто стебель осоки под бронированной подошвой, Ииръэна не регистрирует реальность. Видение... либо преддверье Целого. Даиксан - один из тех, кто отрекся от Аиура. Ииръэн не верит никому, включая Учителя, некогда указавшего путь Кхала. Но здесь никого... "Глупый мальчишка!" - тревога в концентрированном виде. Почти паника. Разумеется, Даиксан не паникует, но... "Я не верю", - Ииръэн лежит лицом вниз. Залпы фотонок... есть они или нет? Он ослеп от белизны и лже-звезд, фиолетовые зарницы задернуты траурными полосками, он распластан и распят. И - не верит. Ни в то, что Даиксан остановил выпады пушек-охранников, ни в собственное существование... За гранью последнего предела - лишь Аиур и Зов реальны. Но Ииръэн не способен следовать. Его встряхнули. Довольно грубо, дернули за остатки одежды и искореженного доспеха, будто натянули поводок. Ииръэн отказывался подчиниться чуждой воле. "Хватит валяться", - сухо. Даиксан. Недоволен. Ученик провалил задание - никак не научится щит генерировать, да и пси-кинжалы недостаточно мощны... Вновь рывок. Ииръэн перекатывается на спину. Разум усеян песком, костями истлевших надежд и хихиканьем Шакураса. Но... "Учитель?" - с трудом произнес Ииръэн. Моргая. Даиксан парил в нескольких сантиметрах от поверхности, в своих золотисто-белых одеяниях темплара похожий на гонца самих Ксел-Нага, окруженный щитом - и не во вред ему скачка, учиненная атмосферой антимира, его плазма-защита поблескивала ровно, но эфир крошился от тревоги... за Ииръэна. "Вставай!" - тоном приказа. Ииръэн застонал, но подчинился. Понурившись... втройне обидно. Не добрался до Аиура, но и не погиб. И Учитель оттащит его на базу, пристыживая. Нашкодивший сопляк, вот кто Ииръэн... "Я хочу увидеть Аиур", - с настойчивостью параноика повторил он заветную фразу. Было молчание - в эфире помехи фыркали, да попискивали радары успокоившихся фотонок. "Тебя следует наказать, дерзкий", - сказал Даиксан, выдержав паузу. Покачал треугольной, покрытой шрамами головой. Осуждающе. Это послужило последней каплей. "Я все равно убегу. На Аиур. Делайте, что знаете - вы, предатели! Шакурас забрал у вас память, вы все сгнили и воняете тухлыми водорослями! Вы больше - не воины, не Перворожденные Ксел-Нага, вы трусы! А я - убегу! Или же убей меня, Даиксан, - прямо здесь!" - Ииръэн выдернул сразу оба пси-лезвия. И вызвал бы на дуэль собственного учителя, подобно как молодые женщины-дарки порой приглашают на Поединок Матриарха, надеясь занять ее место, Ииръэн уже одолел Шакурас - его не остановить... Даже смерти. Даиксан отвернулся. "Неблагодарный глупый мальчишка", - безинтонационно выговорил он. И вновь молчание, воронка белого песка. И - индиговая вспышка, такая ослепительная, что Ииръэн едва не потерял равновесие. "Хорошо, Ииръэн, ты увидишь Аиур. Пойдем же. Сейчас", - телепатическое пространство исказилось от страдания, словно суровый древний воин сдерживал слезы. Ерунда. Такие, как Даиксан - не плачут. Да и зачем?.. "Сейчас?" - переспросил Ииръэн. "Да", - он обхватил запястье ученика, поволок того к Вратам. Фотонки больше не высовывались. Очевидно, у Даиксана был доступ к пси-кодам охранных сооружений. Ииръэн бестолково замигал. Что происходит? Почему - почему Даиксан согласился - не отпустить, а _провести_ на Аиур? И почему он страдает, словно сотня зерглингов искусала его душу? Почему?.. Ответа не последовало. Последовал провал... "Я все-таки вошел во Врата", - успел полувслух подумать Ииръэн. А еще - периферией, он возликовал, ибо Зов - священная воля Аиура наконец-то исполнена, и он войдет в долины благословенные, в древнее золото городов и шелест тропических лесов... Ииръэн засмеялся. Окровавленный, полумертвый - какая разница, он - добился... добился... Переход оборвался внезапно, вместе с медитацией, навеянной Зовом. И многовековый сон рассыпался тлеющими углями. Ииръэн и Даиксан шагнули на Аиур. Безмолвие. Оно катилось камнепадом, лавиной. Проступало через бурые, изуродованные камни, искореженные пеплом и высохшим крипом. Истлевшими трупами-деревьями умоляло о том, чтобы никогда не рождаться... возможно, весь Аиур хотел того же. Лучше _никогда_ не родиться, чем стать – таким… Бесплодная пустыня, разрушенная до основания, выпотрошенная, похожая на дохлую рыбу. Кое-где валялись скелеты животных. А так же - зергов, злобных захватчиков уничтоженного мира. И Протоссов... порой можно было рассмотреть обломки Кхайдарина или фрагменты строений, покрытые гнилой пленкой. Тусклым бельмом висело солнце, а небо нависло низко и ало, точно вспоротое нутро неведомого чудища. Кладбищенский пепел цвета тины мотался, обвиваясь вокруг ног пришельцев, и чудилось, будто привидение-планета оплакивает собственную смерть. Вырванными слепыми глазницами щерились опустошенные лагуны озер и океанов, и сама смерть пиршествовала тут. Аиур - колыбель. Аиур - могила. Аиур - вечно живой. Аиур - все же умерщвленный... Навсегда. Ииръэн стоял, покачиваясь. Лиловые огоньки вспыхивали под бровями. Он не дышал несколько минут, не шевелился, а собственная кровь, пролитая во имя почившей родины, впитывалась в окостеневшую почву. Даиксан простер руку, демонстрируя непокорному ученику то, что он так жаждал узреть: "Смотри же, Ииръэн. Смотри - ЭТО Аиур. Нет больше его. Зерги заразили, их скверна разъела святую землю до сердца, а пламя догрызло останки. Смотри - здесь были леса и долины, реки и океаны. Ныне - окаменевший крип и рассыхающиеся песком камни. Смотри - там стояла царственная столица, град златой, град предвечный - теперь лишь кости неупокоенные дышат воздухом мертвечины. Смотри - и беги отсюда, Ииръэн, ученик..." Телепатемы Даиксана мерные, будто цикл лун. Ииръэн слышал их, но значения они не имели, он стоял, немигающе разглядывая заветную прародину его предков. Тяжко свесились раненые руки, он напоминал еще один скелет, только почему-то застывший в вертикальной позе. Он взглянул вверх, будто ища звезды... ведь звезды не гаснут, правда? А потом сделал первый шаг, и неживая поверхность оседала под его ступнями. Даиксан горько усмехнулся. Что ж... истина жестока, как фотонные разряды, но может, и к лучшему, что мальчишка узнал ее. Боль оставит шрам, но с ней можно жить. Даиксан знает по себе... Он-то был свидетелем того, как красивейший из тысячи тысяч ведомых Протоссам миров превратился в равнину заброшенных могил. Даиксан сражался средь трепыхающегося безумия, чуя, как атмосфера навеки пропитывается багряно-черным маревом, вонью дохлых зергов и озоновым запахом протоссовской крови. А позже пришлось убегать... и в последний раз взглянул он, сквозь слезы, на Аиур, и понял, что больше никогда не заплакать, ибо горе серной кислотой растворило все чувства... Да и впрямь, какая боль - проживи он хоть миллион лет еще, - достойна сравниться с утратой родины? Он взирал на упавшего на колени Ииръэна. Тот перебирал покалеченными ладонями прах спаленной колыбели. Даиксан подумал, что джудикейторы и старшие дарки правы, запрещая молодым Протоссам посещать Аиур... какой резон терзать себя - бессмысленно, безнадежно? И с Ииръэна - довольно. Он наказан за непокорность, пусть и чересчур жестока кара, пусть и нелегко пережить подобное. "Пойдем, ученик. Нам пора", - тихо сказал Даиксан. Ииръэн по-прежнему ссыпал горстями крупинки пепла и камней. Не откликнулся. Он играл трупом Аиура, будто ребенок, и вместо лилового свечения в зрачки вступила пустота. "Ииръэн?" - Даиксану пришлось вновь встряхнуть ученика. Слабоват, отметил старый воин. - Слабоват мальчишка, надо будет серьезнее им заняться... "Я не уйду", - сказал тот. "Что?!" "Аиур... он так прекрасен", - улыбка, отороченная серебром и ночью, и кометы мелькают - яркие, точно... безумие. - "Разве ты не видишь, Учитель?" "Прекрасен? Ты издеваешься, глупый..." "Если забуду тебя, о Аиур, да отсохнет левая рука моя", - пропел Ииръэн, мелодично и чисто. - "Аиур звал меня, учитель, и я пришел. И я... вижу. А ты?" "Что - что я должен..?" - протянул Даиксан. "Золото. И солнце. И трава... она сочная, и цветы пряные рассыпаны - взгляни. А там - тропические леса, в них водятся бенгалаасы и прочие хищники, еще - птицы", - развел узкими ладонями. Улыбка ширилась, подобно радуге после дождя. Летнего ливня. - "А в городах - древние статуи, искусства сотен поколений... Аиур воистину прекрасен, учитель!" "Ты - безумен!" - отрезал Даиксан, обхватывая запястье Ииръэна, но тот вырвался с легкостью неожиданной для израненного, ослабевшего существа, и отскочил. "Я не вернусь на Шакурас, учитель! Никогда... Вы - слепые, только сверху замечаете... а я - правду... и меня звал... Аиур - звал... я не вернусь, учитель!" Он помчался прочь, переступая невесомо - танцуя, упиваясь летним солнцем и пыльцой, жужжанием насекомых и трелями птиц. Возможно, приветствуя грядущий дождь - восторженно-яростный - и ласковый. "Как прекрасен ты, о Аиур, колыбель моя!" Ииръэн выкрикивал, затапливая молчащий эфир градом телепатем. Он извивался в странном танце. Даиксан наблюдал за ним с растерянностью, совершенно не соображая, как реагировать на подобную выходку. Безумен. Он - безумен, - был вывод. "Эн Таро Тассадар", - выдохнул Ииръэн. Тассадар... герой - покровитель сумасшествия... Логично. Протоссы логичны даже в помешательстве. "Хватит! Идем!" - резко объявил Даиксан. "Нет!" "Идем!" Даиксан помчался за учеником. Тот шмыгнул прочь, скатился под откос, где прежде было небольшое озеро. Даиксан прыгнул следом. "Ииръэн!" "Учитель... оставь меня, учитель! Прости, я не могу... Аиур позвал меня, и я остаюсь!" - тот склонил голову набок. Из локтевых суставов протянулись линии пси-мечей. Не угрозой, но предупреждением. "Послушай, Ииръэн", - Даиксан искренне надеялся, что его тон спокоен, но высовывались рыжие, как искореженное небо, зарницы. - "Ты обязан вернуться". "Зачем? Что ждет меня во льдах и сумраке Шакураса? Что - скажи, учитель?" "Ты послужишь памяти Аиура лучше, если станешь воином! А смерть твоя - здесь - ничего не даст!" "_Памяти_ Аиура, учитель?" - мотнул подхваченными платиновой ленточкой вибриссами. - "Как же быстро похоронили вы то, чему клялись в верности!" "Аиура. Больше. Нет", - словно валуны швырнул - и разобьют они плоть и кости непокорного вдребезги. "Есть. Спасибо, что привел, учитель. Я нашел, что искал... и не пытайся забрать меня. Я. Остаюсь", - он подчеркнул последнее мерцанием Млечного пути. Почудилось Даиксану - вместо сбитого, скверно восстановившегося щита, вокруг Ииръэна образовался новый, плотный и зеленоватый, будто сам Аиур, то живое, что не обратилось прахом, защищало своего избранника. Атаковать, пробовать задержать... Напрасно... Дитя вернулось в свою колыбель, и это - хорошо. Хорошо, когда у тебя есть, куда вернуться. "Уходи, учитель", - махнул пальцами Ииръэн. Матово блеснули кровоточащие впадины на месте выдранных ногтей. Даиксан шагнул назад. "Ты погибнешь здесь", - уже сдавая позиции, проникаясь святым безумием, проговорил он. Ну и что? - ответил за Ииръэна его разум. Гантринор сгорел, но кто скажет, что это был _глупый_ поступок? Сумасшествие - кровный брат мудрости. Во всех веках найдутся те, кто сожгут - Гантринор во имя расы, в будущем помогшей одолеть чуму космоса, или себя - во имя... Чего? Даиксан пока не ведал ответа. Ииръэн удалялся, пурпурная дымка заворачивала его, будто задергивая занавески - одну за другой. Ииръэн не откликнется - но ему хорошо, как никому из Протоссов за последние сто пятьдесят циклов, пускай и капает темнеющая кровь, а мертвая почва липнет к ранам. Счастье не имеет однозначной формулы, и порой целой жизни не хватает, чтобы найти его - как подходящую выемку для фрагмента мозаики. Ииръэну повезло. Наверное, он заслужил немного зависти. И уж точно – признания. Ибо безумец-герой - первый. За ним - позже, о, гораздо позже, - явятся на опустошенную планету ученые и техники, дабы восстановить Аиур. Но они - не герои, они - всего-то выполнят свой долг. А отдать себя целиком, безотчетно и безоглядно - способны лишь некоторые. Избранные. Даиксан еще раз оглянулся на воронку молний. Пора было возвращаться на Шакурас, иначе Портал захлопнется... и старый воин с горечью осознавал, что сил остаться у него нет. В смелости ему не откажешь, да. А вот священного безрассудства не хватает... Он вздохнул, снова оглядывая стертую до стержня планету. И когда он уже входил в смыкающиеся Врата, на миг - краткий, мелькнувший метеоритом - восстала из небытия, прошлого - или будущего картина зеленого и золотого великолепия. Да восславится предвечная колыбель Перворожденных Ксел-Нага. Да восславится имя того, кто пожертвовал собою ради нее. "Эн Таро..." - сказал Даиксан. - "Эн Таро... Ииръэн". |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 20-02-2005 04:54 |
КОНЕЦ СВЕТА. Тень. Она выкладывает на стол первый старый сон. Но понимание того, что это - старый сон, приходит ко мне не сразу. Я долго его разглядываю, потом перевожу взгляд на нее. Она стоит по другую сторону стола. То, что я вижу перед собой на столе, как-то не очень вяжется с названием “старый сон”. я скорее представил бы какие-то древние тексты или некое размыто-бестелесное явление природы. - Это и есть старый сон, - произносит она, но как-то не очень уверенно: то ли мне объясняет, то ли себя убеждает в этом. - Точнее, он там, внутри. Ничего не понимая, я киваю. - Возьми, - говорит она. Я осторожно беру его и осматриваю изнутри, выискивая хоть какие-нибудь следы или остатки сна. Но сколько ни всматриваюсь - ни малейшей зацепки. У меня в руках - обычный череп. Не очень крупного животного. Кость, отполированная солнечными лучами, давным-давно выцвела и окаменела . Длинные, выдающиеся вперед челюсти слегка приоткрыты, будто собрались о чем-то рассказать, но застыли на полуслове. Маленькие глазницы уставились отсутствующими зрачками в одну точку за моей спиной. Череп неестественно легок. Как ненастоящий. Не верится, что в нем когда-то оборвалась жизнь. Плоть, память и тепло давно покинули его. В центре лба я обнаруживаю небольшую шероховатую ямку. Трогаю ее пальцем: возможно, здесь когда-то был рог. - Это череп зверя из Города, да? - спрашиваю я. Она кивает. - Там, внутри, запечатан старый сон, - тихо говорит она. - И я должен его прочитать? - Это работа Читателя Снов, - снова кивает она. - И что потом делать с прочитанным? - Да ничего. Просто читай и все. - Что-то я не пойму, - говорю я. - Надо прочесть отсюда старый сон - это понятно. Но то, что больше ничего делать не нужно, - этого я не понимаю. По-моему, здесь нет никакого смысла. У работы должна быть какая-то цель. Скажем, записывать эти сны, или сортировать по какому-то принципу... Она качает головой. - Я уже не могу понятно рассказать, какой в этом смысл. Возможно, если ты будешь читать достаточно долго, он откроется тебе. Но к самой работе это все равно не имеет отношения. Я кладу череп на стол и разглядываю его с расстояния вытянутой руки. Мертвая тишина висит над ним, как Великое Ничто. А может, она не окутывает череп снаружи, но вытекает, как дым, изнутри? В любом случае - это очень странная тишина. Словно череп напрямую связан с центром Земли. Молчит и буравит пространство отсутствующим взглядом. Чем дольше я смотрю на него, тем меньше мне кажется, будто он хочет мне что-либо сообщить. Воздух вокруг него полон неизъяснимой тоски. Эту тоску я не могу объяснить даже себе самому. Просто не хватает слов. - Ну, что ж. Пробуем еще раз, - говорю я, снова беру череп и взвешиваю на ладони. - Ничего другого мне, похоже, не остается... Чуть заметно улыбнувшись, она берет у меня череп, протирает одной тряпкой, потом другой, отчего тот становится чуть белее, - и ставит обратно на стол. - Ладно. Давай, я покажу тебе, как читают старые сны, - говорит она. - Я только покажу, как это делается, но сама ничего не прочту. Читать можешь только ты. Смотри внимательно. Сначала поворачиваешь его так, чтобы он глядел на тебя. Затем кладешь пальцы ему на виски... Она дотронулась до черепа обеими руками и взглянула на меня, словно желая убедиться, что я понимаю. - А потом неотрывно смотришь в его глазницы. Не напряженно, а легко так, спокойно смотришь. Только взгляд не отводи. Как ни больно глазам - продолжай смотреть. - Больно глазам? - Да. Если долго смотреть в глазницы, череп нагреется и начнет очень ярко сиять. Ты должен пальцами гладить ему виски, настраивая это сияние, пока старый сон не возникнет перед тобой. Я прокручиваю в голове ее наставления. Конечно, я не могу представить, как это сияние выглядит и какие ощущения вызывает, но порядок действий вроде бы ясен. Я смотрю на ее тонкие пальцы, прижатые к белой кости, - и меня вдруг пронзает странное чувство, будто этот череп я тоже уже где-то видел. Мало того: когда я впервые встретился с ней, точно такое же видение пронеслось у меня в голове - гладкий белоснежный череп с ямкой посреди лба. Но воспоминание это или всего лишь моментальное искривление пространства-времени, я разобрать не могу. - Что с тобой? - спрашивает она. Я качаю головой. - Ничего. Задумался немного. Пожалуй, я понял твои объяснения. Осталось попробовать на практике. - Сначала давай поедим, - говорит она. - Потом уже нельзя будет отвлекаться. Она приносит из дальнего угла комнаты кастрюлю и ставит ее на огонь. Тушеные овощи. Когда кастрюля начинает жизнерадостно урчать и пофыркивать, она раскладывает еду по тарелкам и подает к столу вместе с ореховым хлебом. Мы садимся за стол друг против друга и молча едим. Кушанье скромное, с приправами, каких я никогда раньше не пробовал, но приготовлено недурно, и после еды я чувствую, как по всему телу растекается тепло. Под конец мы пьем горячий чай. Горьковатый зеленый чай с целебными травами. * * * Читать сны - не так просто, как это казалось после ее объяснений. Лучики света очень тонки, и сколько я ни перебираю их, концентрируя всю энергию в кончиках пальцев, никак не могу нащупать нужный нерв, а только блуждаю в ослепительном хаотическом лабиринте. И все-таки старый сон где-то рядом. Мои пальцы ощущают это отчетливо. Я слышу его шорохи, и даже различаю отрывочные туманные картинки. Но связного Послания нащупать не могу. просто чувствую: оно где-то здесь. Кое-как я считываю два сна подряд. На часах уже почти десять. Я возвращаю ей прочитанный череп, снимаю очки и медленно потираю пальцами веки. - Устал? - спрашивает она. - Немного, - отвечаю я. - Никак не привыкнут глаза. Когда зрачки долго вбирают яркий свет, начинает болеть голова. Не то чтобы очень сильно. Но считывать как следует уже не получается. - Говорят, поначалу у всех так, - успокаивает она. - Пока не привыкнут глаза, сны читаются плохо. Но ты не волнуйся, скоро привыкнешь. Главное - не торопись. - Да уж... Торопиться, похоже, не стоит, - соглашаюсь я. Она относит череп обратно в хранилище и начинает собираться домой. Открывает дверцу печки, лопаткой выгребает оттуда тлеющие угли и ссыпает в ведро с песком. - Главное - не впускать в себя усталость, - говорит она. - Мама всегда так говорила. Усталость может овладеть твоим телом, но не самим тобой. - Именно так, - киваю я. - Хотя, если честно, я не очень хорошо знаю, что такое - “сама я”. Не понимаю, что с этим делать... Только слово помню. - С ним ничего не делают, - говорю я. - Наше “я” существует само по себе. Как ветер. Оно постоянно меняется, а мы просто чувствуем его движения. Она закрывает дверцу печки, убирает со стола эмалированный чайник и тарелки, моет посуду. И заворачивается в простенькое голубое пальтишко. Грязно-голубое - как лоскуток неба, полинявший так давно, что уже забыл свое происхождение. Одевшись, она долго стоит в задумчивости перед погасшей печкой. - Ты пришел сюда из какой-то другой страны? - спрашивает она, будто пытаясь вспомнить о чем-то. - Да, - отвечаю я. - И что это за страна? - Не помню, - качаю я головой. - Ничего не вспоминается, извини. Похоже, когда у меня забирали тень, моя память о прежнем мире тоже куда-то исчезла... В любом случае, это очень далеко отсюда. - Но ты ведь помнишь, кто ты такой? - Вроде помню... - Вот и мама помнила, кто она, - говорит она. - Но когда мне было семь лет, мама исчезла. А все потому, что у нее тоже было “я”, как у тебя. - Исчезла? - Ну да, пропала куда-то... Давай не будем об этом. Разговоры о тех, кто исчез, приносят несчастье. Расскажи о своем городе. Неужели совсем ничего не помнишь? - Помню две вещи, - говорю я, немного подумав. - Вокруг города не было стен, а люди отбрасывали тени. * * * Да, когда-то у нас были тени. Постоянно. И лишь появившись в Городе, я отдал свою тень на хранение Стражу Ворот. - С этим в Город нельзя, - сказал Страж. - Либо избавься от тени, либо не входи в Город. Третьего не дано. И я избавился от своей тени. Страж вывел меня на площадь перед Воротами. Под ярким солнцем в три часа дня моя тень густо и явственно отпечатывалась на земле. - Стой смирно, - велел мне Страж. Затем достал из кармана нож, просунул острое лезвие в щель между тенью и землей, медленно поводил ножом вправо-влево, словно приучая тень к предстоящей разлуке, - и резким движением отсек ее от меня. Та немного подергалась, сопротивляясь, но, оторванная от земли, лишь бессильно отползла к стоявшей рядом скамейке. Потерявшая тело тень выглядела усталой и жалкой. Страж убрал нож в карман. С полминуты мы с ним стояли и глядели на тень, которую отрезали от хозяина. - Ну вот! Отрежешь - и сразу смотреть не на что, - сказал он. - Никакой пользы от этих теней. Одна обуза. Я подошел к своей тени поближе. - Прости, - сказал я ей. - Похоже, нам придется расстаться на какое-то время. Я этого не хотел. Так вышло. Ты можешь немного потерпеть и подождать меня здесь? - Немного - это сколько? - спросила тень. - Пока не знаю, - ответил я. - Ты не боишься потом пожалеть об этом? - тихо спросила тень. - Я плохо понимаю, что происходит. Но когда человек расстается со своей тенью - это неправильно. Тебе не кажется? А я думаю, что и ты поступаешь неверно, и само место это неправильное. Человек не может без тени, и тень не может без человека. А мы с тобой существуем, хоть нас и разделили. Здесь какая-то страшная ошибка. Тебе не кажется? - Действительно, странно, - признал я. - Но ведь и само это место странное с самого начала. Чего ж удивляться, если в странном месте случаются странные вещи? Тень покачала головой. - Это все логика. А я и без всякой логики чувствую: здешний воздух мне не подходит. Он совсем не такой, как в других местах. Дурно влияет на нас обоих. Ты не должен был от меня избавляться. Разве плохо мы с тобой жили до сих пор? Зачем же ты меня бросил? Но отвечать было поздно. От меня уже отрезали мою тень. - Когда все образуется, я приду и заберу тебя, - сказал я. - Это ненадолго, не навсегда. Мы опять будем вместе. Тень еле слышно вздохнула и растерянно поглядела на меня. Послеобеденное солнце поливало лучами нас обоих. Меня без тени - и мою тень без меня. - Это сейчас ты хочешь, чтобы так было, - сказала тень. - Но, боюсь, легко не получится. У меня дурное предчувствие. Давай придумаем, как убежать отсюда, и вернемся назад, в прежний мир? - Не могу. Я не знаю, как вернуться назад. Ты ведь тоже не знаешь, верно? - Пока нет. Но узнаю, чего бы это ни стоило. Мне хотелось бы видеться с тобой иногда. Ты будешь ко мне приходить? Я кивнул и потрепал свою тень по плечу. А потом вернулся к Стражу. Все время, пока мы разговаривали, он собирал раскиданные по площади камни и выбрасывал туда, где о них никто не споткнется. Когда я подошел, он вытер о рубаху запачканные ладони и положил огромную руку мне на плечо. Что он демонстрировал лишний раз - силу или все-таки дружелюбие, я так и не понял. - За твоей тенью будет хороший уход, - сказал он. - Трехразовое питание, каждый день прогулки на воздухе. Тебе не о чем беспокоиться. - Я смогу иногда ее навещать? - Да, конечно, - ответил Страж. - Не всегда, когда захочется, но встречаться вы можете. В нужное время, в нужной ситуации - когда сочту нужным я сам. - А что делать, если я захочу вернуть свою тень? - Я смотрю, ты все еще не понимаешь, куда попал, - проговорил он, не снимая ручищи с моего плеча. - Ни у кого в этом городе нет тени. И никто, попав в Город, не может его покинуть. А значит, в твоем вопросе нет ни малейшего смысла. Так я потерял свою тень. * * * Мы выходим из Библиотеки, и я предлагаю проводить ее до дому. - Не нужно, - отвечает она. - Ночи я не боюсь, а тебе совсем в другую сторону... - Но я хочу прогуляться, - говорю я. - Если сразу домой - долго еще не засну. Слишком много в голове накопилось. Мы идем с ней к югу через Старый мост. Весенний ветер, совсем еще холодный, играет на отмели с равнодушными ивами, будто пытается растормошить их, но тщетно. Резко очерченная луна неожиданно ярко высвечивает булыжники под ногами. Влажный воздух невидимыми клубами стелется по земле. Моя спутница собирает длинные волосы в хвост, перевязывает ленточкой и убирает под воротник пальто. - У тебя очень красивые волосы, - говорю я. - Спасибо, - отвечает она. - А что ты чувствуешь, когда тебе говорят комплименты? - Не знаю... - Она глядит на меня, пряча руки в карманах. - Я, конечно, понимаю, что сейчас ты похвалил мои волосы. Но ведь дело не только в этом, правда? Наверно, мои волосы тебе что-то напомнили, и ты захотел об этом сказать? - Да нет же. Я просто похвалил твои волосы. Она чуть заметно улыбается - с таким видом, будто пытается что-то разглядеть перед собой. - Извини. Никак не привыкну к твоей манере разговаривать. - Ничего страшного, - говорю я. - Скоро привыкнешь. * * * Ее дом расположен в юго-западной части Фабричных кварталов, на одной из улочек Заводской слободки - самого унылого и заброшенного места в Городе. У широкого Канала, по воде которого некогда плавали сухогрузы и баржи, давно уже наглухо заперты шлюзы; вода ушла, и белесый ил на обнажившемся дне напоминает морщины на скелете гигантского ископаемого. Причалы, на которых когда-то разгружали суда, заросли высокой травой. Из ила торчат старые бутылки, ржавые детали станков, а меж ними догнивают деревянные плоскодонки. По берегам тянутся обезлюдевшие заводские цеха: ворота заперты, окна без стекол, стены в трещинах, ржавые пожарные лестницы утопают в бурьяне. Там, где кончается Канал, цеха обрываются, уступая место пятиэтажкам. Раньше, рассказывает она, здесь было благоустроенное жилье для людей побогаче. Теперь все квартиры поделили на отдельные комнаты, в которых ютятся семьи рабочих-бедняков. Да большинство из них и рабочими-то уже не считаются. Почти все заводы позакрывались, и сегодня их профессии никому не нужны. Лишь немногие мастерят еще утварь для повседневной жизни - только бы эта жизнь не угасла окончательно. Отец Библиотекарши - один из таких работяг. Мы переходим последний, совсем небольшой мост и попадаем в ее квартал - скопление одноэтажных домишек с выступающими карнизами крыш. Своими лесенками и внезапными поворотами Узкие проходы от дома к дому похожи на фортификации средневекового замка. Близится полночь, почти все окна темны. Она берет меня за руку и тянет за собой по петляющим закоулкам - так торопливо, будто мы спасаемся от гигантской птицы-людоеда. Наконец мы останавливаемся перед одним из домишек, и она прощается со мной. - Спокойной ночи, - говорю я в ответ. Я срезаю путь и через Западный холм возвращаюсь домой. |
|
Liv Старшая сестра Ятена Группа: Модераторы Сообщений: 372 |
Добавлено: 25-02-2005 19:56 |
Касыда о ночной грозе О, Гроза, гроза ночная, Ты душе блаженство рая Дашь ли вспыхнуть умирая, Догорающей свечой. Даш ли быть самим собою, Дарованьем и мольбою, Скромностью и похвальбою, Жертвою и палачом. Не встававший на колени, Стану ль ждать чужих молений, Не прощавший оскорблений, Буду ль гордыми прощен. Тот в чьем сердце ад пустыни В море бедствий не остынет, Раскаленная гордыня Служит сильному плащом. Я любовью чернооких, Упоеньем битв жестоких, Солнцев вставшем на Востоке Безнадежно обольщен. Только мне влюбленный шепот, Только мне далекий топот, Уходящей жизни опыт Только мне, кому ж еще. Пусть враги стенают ибо От Багдада до Магриба Петь душе Абут-та-Иба, Препоясанной мечом. (c) Г.Л. Олди |
|
Gel Время от времени дарю Хотару ночники для ее комнаты. Группа: Участники Сообщений: 751 |
Добавлено: 24-03-2005 02:14 |
А. А. Ахматова Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу. Когда шуршат в овраге лопухи И никнет гроздь рябины жёлто-красной, Слагаю я весёлые стихи О жизни тленной, тленной и прекрсаной. Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь Пушистый кот, мурлыкает умильней, И яркий загорается огонь На башенке озёрной лесопильни. Лишь изредка прорезывает тишь Крик аиста, слетевшего на крышу. И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу. А. А. Ахматова Сероглазый король Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король. Вечер осенний был душен и ал, Муж мой, вернувшись, спокойно сказал: "Знаешь, с охоты его принесли, Тело у старого дуба нашли. Жаль королеву. Такой молодой!.. За ночь одну она стала седой". Трубку свою на камине нашёл И на работу ночную ушёл. Дочку мою я сейчас разбужу, В серые глазки её погляжу. А за окном шелестят тополя: "Нет на земле твоего короля..." А. А. Ахматова Я слышу иволги всегда печальный голос И лета пышного приветствую ущерб, А к колосу прижатый тесно колос С змеиным свистом срезывает серп. И стройных жниц короткие подолы, Как флаги в праздник, по ветру летят. Теперь бы звон бубенчиков весёлых, Сквозь пыльные рестницы долгий взгляд. Не ласки жду я , не любовной лести В предчувствии неотвратимой тьмы, Но приходи взглянуть на рай, где вместе Блаженны и невинны были мы. |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 24-03-2005 06:06 |
ее длинные пальца, потертые джинсы, короткая стрижка, насмешливый взгляд и улыбка, в которой боюсь раствориться и уже растворяюсь. смеюсь невпопад, раздеваю глазами - все равно не заметит, прикасаюсь рукой - все равно не поймет. обо всем - только в мыслях. все равно не ответит. не пытаюсь забыть. все равно не пройдет. на двоих - сигарета, гитара и пиво. на одну меня - тайна и что-то в душе. ее пальцы на струнах. жестоко. красиво. я боюсь раствориться, но, похоже, уже... Настоящие имя и фамилию автора, к сожалению не знаю. А надо было бы... |
|
Gel Время от времени дарю Хотару ночники для ее комнаты. Группа: Участники Сообщений: 751 |
Добавлено: 24-03-2005 13:03 |
Вот решил поделиться фан-фиками ,которые мне понравились.. Новый облом! Счастье Золотого Дракона Глава первая (она же последняя): Красивый золотой дракон паря на головокружительной высоте, поблескивал в лучах солнца. Глаза дракона блестели - он высматривал что-то внизу. Пролетая над озером, он неожиданно спикировал вниз. Дракон увидел то, что искал. Там, на дереве у воды. Без сомнения это был он. То фиолетово-черное пятно ни с чем нельзя было перепутать... Золотой дракон был уже довольно низко, поэтому последний раз махнув крыльями, он превратился в светловолосую девушку в одеянии жрицы Короля Огненного Дракона. Она зашагала к намеченному дереву. Фиолетово-черное "пятно", заметив ее, хотело уж было улизнуть в астрал, но последним потоком воздуха от приземляющегося дракона, его снесло вниз и оно теперь красиво маскировалось под кучку свежего мусора у корней дерева. Кселлос попытался еще раз ускользнуть, но было поздно: Филия (а это, конечно же, была она), уже настигла несчастного мазоку и ее любимая шипастая палица пребольно заехала по кселлосовскому кумполу. В принципе, другого поворота событий Кселлос и не ожидал, если вспомнить при каких обстоятельствах они последний раз расстались, но все равно было обидно, что его, такого сильного и жестокого мазоку совсем не ценит какая-то позолоченная рептилия. Но нарываться на конфликт с этой бешенной драконицей Таинственному Священнику как-то не хотелось - он все еще надеялся побыстрей отсюда смыться, поэтому он, нагло улыбнувшись, весело проворковал: - Давненько не виделись, Филия! - Да уж, прилично, - Филия едва сдерживала гнев. "Что мне в ней нравится,- подумал Кселл,- так это умение заводиться с пол-оборота. Хотя чаще это просто нервирует". От негативных эмоций исходящих от жрицы Короля Огненного Дракона, мазоку сразу полегчало, и все с той же наглой улыбочкой он продолжил: - Дай-ка подумать... Да, пожалуй, со свадьбы наших общих знакомых и не виделись. Хорошая была свадьба, да и последующая ночка тоже ничего... Зря он это сказал! Ох, как зря!!... - Я ненавижу тебя, Кселлос! ТЫ - МУСОР!!! - в очередной раз завопила Филия. - Мусор??- у Кселлоса после этого слова как всегда случился нервный тик. - Ты тогда воспользовался моей слабостью невинной девушки!!!- продолжала бушевать Филия. - Насколько я помню, а я немного помню, - отходя от тика, как всегда заулыбался Кселл, - ты, тогда как полная дура накинулась на меня и заявила, что тебя эти свадьбы всегда очень возбуждают. - Опять ты все сваливаешь на меня! Как это жестоко!! - картинно заплакала Филия. - Так я же монстр... - Ах, что же мне делать, бедной, опозоренной каким-то монстром девушке!!! - не обращая внимания на слова мазоку, продолжала рыдать драконица, - Меня никогда больше не пустят в храм!!!! - Не говори никому и все, - вставил Кселлос, но Филия продолжала его не замечать. - Полудракон-полумонстр, как это ужасно!!! - Чего??? - не врубился Кселлос. - ИДИОТ, Я - БЕРЕМЕННА!!!!!! - Филия еще раз заехала своей палицей Кселлу прямо по макушке, но этого, в принципе, уже и не требовалось - мазоку валялся на земле с вытаращенными глазами и в глубоком обмороке. Назревала очередная свадебка... © Натаналиэль Тинуриэль А теперь чуть-чуть грустного.... Пустота Наступила осень. На душе было очень холодно и пусто. И было очень страшно. Рыцарь сидел у заводи. Закатное солнце тускло отражалось на червонном золоте волос. В темно-синих глазах отражались легкие волны заводи. По щекам медленно слетали прозрачные слезинки. Рука лежала на рукояти Горун Новы. Он всегда знал, что когда-нибудь это случиться – но не верил, что ТАК. И сейчас, когда он вот так сидел у святой заводи, опираясь спиной на упрямый толстый ствол Дерева, чувствуя грубую кору… Все казалось просто страшным сном, который все равно когда-нибудь закончится. И все же это был не сон. Он чувствовал это каждой частицей своей бренной души. И, хотя стояла на редкость тихая погода, в нем бушевал ураган. Ураган перемен. Потому что все менялось. Теперь, как и несколько лет назад. Разве что тогда было лучше – гораздо лучше. А теперь… Он начал понимать, что ничего до этого не ценил. Абсолютно ничего – потому что то, что до этого было самым важным, оказалось теперь ничем. А то, чем он не дорожил… Нет, почему же он раньше не… Было плохо. Боль пришла вместе с осознанием всего. Почему же так трудно было понять все раньше? Почему же нельзя было сказать тогда… Когда еще можно было. Когда было не поздно… А зачем он вообще существовал – раз все должно было быть так? Зачем ему теперь нужно то, за что все остальные цепляются в это дикое кровавое время? Зачем теперь бороться за жизнь? Это ужасно – вся страна уже затоплена кровью. Трава меняет цвет – с изумрудного на бордовый. Сталь правит страной. И горе тем, кто противился Лордам тьмы – а Она воспротивилась. И теперь ему не надо было больше жить. Она действительно хотела жить в мире. Но мир был уже во мраке… и если магия могла защитить от магов Темного мира, от предательского ножа в спину - нет. И когда они пришли… то… Осень в душе. Осень в природе. Развалины Сайраага – единственный мирный уголок в этом Хаосе… и резона для существования нет. Потому что Зима Хаоса близится. Он хотел умереть. Он знал, что ему это позволят. Все понимали, почему… Потому что осенний ветер… Потому что теперь не было ничего… Потому что ее нет уже на этом свете… Лина Инверс умерла. © Грация |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 11-07-2005 13:54 |
30 MIN Полчаса, отведенные на войну, Я проспал: ты любила меня во сне. После многие ставили мне в вину: Поражение. Раны. Кровавый снег. Я не лгал оправданиями и не Говорил о тебе тем, кто знал, как жить И проспал бы снова, случись войне Продолжаться. Ты снилась бы мне? Скажи... Среди многих, отдавших войне тела, Я писал похоронки для чьих-то жен. Откровения зрячих, собачий лай, Снег пронзительно красен, а воздух желт. <...> Становилось бессильно. Тяжелый спирт Я глотал как амброзию, как бальзам После многие мне говорили: спи, Что-то медное капали на глаза. Подыхать от времени и от тебя - Равноценно для жизни: гореть в костре Или рваться на дыбе. В зрачках рябят Полчаса, отведенные на расстрел. А время точно убито. <c> Я. Kazaнова |
|
Dejavu Любимая Арбенина Таши-чан Группа: Участники Сообщений: 713 |
Добавлено: 11-07-2005 21:05 |
Моё любимое, тебе понравившееся и вообще очень красивое: ЗИМНЯЯ НОЧЬ Мело, мело по всей земле Во все пределы. Свеча горела на столе, Свеча горела. Как летом роем мошкара Летит на пламя, Слетались хлопья со двора К оконной раме. Метель лепила на стекле Кружки и стрелы. Свеча горела на столе, Свеча горела. На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья. И падали два башмачка Со стуком на пол. И воск слезами с ночника На платье капал. И все терялось в снежной мгле Седой и белой. Свеча горела на столе, Свеча горела. На свечку дуло из угла, И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Мело весь месяц в феврале, И то и дело Свеча горела на столе, Свеча горела. 1946 Б.Пастернак |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 12-07-2005 02:42 |
Ф. Г. Лорка Перевод В. Парнаха ДОЖДЬ Есть в дожде откровенье - потаенная нежность. И старинная сладость примиренной дремоты, пробуждается с ним безыскусная песня, и трепещет душа усыпленной природы. Это землю лобзают поцелуем лазурным, первобытное снова оживает поверье. Сочетаются Небо и Земля, как впервые, и великая кротость разлита в предвечерье. Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам, овевает священным дуновением моря, вызывает внезапно бытие на погостах, а в душе сожаленье о немыслимых зорях, роковое томленье по загубленной жизни, неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!" Или призрак тревожный невозможного утра и страдание плоти, где таится угроза. В этом сером звучанье пробуждается нежность, небо нашего сердца просияет глубоко, но надежды невольно обращаются в скорби, созерцая погибель этих капель на стеклах. Эти капли - глаза бесконечности - смотрят в бесконечность родную, в материнское око. И за каплею капля на стекле замутненном, трепеща, остается, как алмазная рана. Но, поэты воды, эти капли провидят то, что толпы потоков не узнают в туманах. О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья, дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий, дождь хороший и мирный, только ты - настоящий, ты с любовью и скорбью окропляешь дороги! О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях души светлых ручьев, незаметные росы. Нисходя на равнины, ты медлительным звоном открываешь в груди сокровенные розы. Тишине ты лепечешь первобытную песню и листве повторяешь золотое преданье, а пустынное сердце постигает их горько в безысходной и черной пентаграмме страданья. В сердце те же печали, что в дожде просветленном, примиренная скорбь о несбыточном часе. Для меня в небесах возникает созвездье, но мешает мне сердце созерцать это счастье. О мой дождь молчаливый, ты любимец растений, ты на клавишах звучных - утешение в боли, и душе человека ты даришь тот же отзвук, ту же мглу, что душе усыпленного поля!> P.S. Не пытайтесь прочесть его слух, язык сломаете... опробовано на себе :))) |
|
Dejavu Любимая Арбенина Таши-чан Группа: Участники Сообщений: 713 |
Добавлено: 12-07-2005 22:56 |
В СТО РАЗ СИЛЬНЕЙ Темнеет пепел нашего огня. Судьба теперь у каждого иная. Всё реже свпоминаешь ты меня, А я тебя всё чаще вспоминаю. Встречали раньше вместе мы восход, А ныне зори наши одиноки: Когда твоя за горизонт уйдёт, Тогда моя забрезжит на востоке... Тех, кто дружил с тобою и со мной, Я ни винить, ни упрекать не буду: Ты их теперь обходишь стороной, А я стараюсь их увидеть всюду. Пословица дошла до наших дней, Она гласит - насильно мил не будешь. Но я люблю тебя в сто раз сильней, В сто раз сильней, чем ты меня не любишь. 1975 Евгений Долматовский P.S. Я сбилась только на этом: "И за каплею капля на стекле замутненном," |
|
Neo_N Великая и ужасная Таши-чан :) Группа: Администраторы Сообщений: 840 |
Добавлено: 13-07-2005 02:33 |
Одинокая птица над полем кружит Догоревшее солнце уходит с небес... Если шкура сера и клыки как ножи, Не чести меня волком, стремящимся в лес. Лопоухий щенок любит вкус молока, А не крови, бегущей из порванных жил. Если вздыблена шерсть, если страшен оскал, Расспроси-ка сначала меня: как я жил? Я в кромешной ночи, как в болоте тонул, Забывая какой над землей небосвод. Там - я собственной крови с избытком хлебнул... До чужой уж потом докатился черед... Я сидел на цепи, я в капкан попадал, Но к ярму привыкать не хотел...и не мог. И ошейника нет, чтобы я не сломал, И цепи, чтобы мой задержала рывок. Я бояться отвык голубого клинка И стрелы с тетивы, за четыре шага. Я боюсь одного - умереть до прыжка, Не услышав, как лопнет хребет у врага. Не бывает на свете дорог без конца Не бывает следов, что ведут в темноту. А еще не бывает, чтоб я подлеца, Не настиг на тропе и не взял на лету. Если б где-нибудь в доме горел огонек, Если б кто-нибудь ждал меня, там, вдалеке.... Я бы спрятал клыки и улегся у ног Я б тихонько притронулся к детской щеке. Я бы честно служил, и хранил, и берег Просто так...за любовь...улыбнувшихся мне... ...но не ждут. И по-прежнему путь одинок... И охота завыть, вскинув морду к луне. (с) И опять-таки автор неизвестен. P.S. Я пару раз запиналась, когда читала его Ирке на ночь по телефону. Вот перевели ведь, аллегористы :))) |
Страницы: 1 2 3 4 5 Next>> |
Sea of Serenity on the Moon / Всего помаленьку / Библиотека и не только. |