|
| [ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Зарегистрироваться ] |
| On-line: |
| Хроники Привала / Творчество Тайги / Птичий перевал. (Не закончен.).- |
| Страницы: 1 |
|
| Автор | Сообщение |
|
Taiga Группа: Участники Сообщений: 15 |
Добавлено: 09-07-2006 03:11 |
|
ПТИЧИЙ ПЕРЕВАЛ ( *** - недостающие части) ПРЕДИСЛОВИЕ Давным-давно, когда по руслам рек вместо воды текло время, а журчание ручьёв было членораздельной речью, когда ветер выдыхал из листвы шёпот откровений, а гром эхом повторял в небесах сказанное, так, что было слышно на краю Земли, на одном из перевалов древнего хребта жил молодой охотник по имени Виндул. Руки его не знали крови, носящей непуганое зверьё по лесным тропам. Когда левая его рука поднимала лук, правая не отпускала стрелу. И тогда он спускался к ручью, чтобы ловить рыбу, идущую из глубины времени к говорящему источнику, но слушал ручей и возвращался сытым. Но однажды рука его дрогнула, и резвый олень, вдруг споткнувшись, упал замертво. И смолк ручей, как смолкает утешающий друг, когда рука его закрывает глаза лежащего у колен его, и в руслах остановилось время. И отверз уста свои перевал хребта древнего, вобрал в гранитные лёгкие ветер и гром, и сотряслось над всей округой: -- Земля, вкусившая кровь уже не есть прежняя. И ручей, соделавшийся немым, зажурчит бессловесно, заполняя русла водами, и выйдет время из берегов и станет быть на земле. И как дрогнула рука правая, то быть ей отныне под началом левой. И всё, что шепчут деревья и повторяет гром, соделается тайной под замком небывалым. И ключ от того замкА даден будет птицам – они не земные. Кто откроет замОк тот,- сломает ключ свой. И кто возьмёт от лесов моих,- соделается открывателем и будет сломан ключ его. И двери кладовых того, без ключа оставшиеся, не сдержат тайны ворвавшейся и захлебнётся, наполняясь ею. И сломающий ключ свой, соделается уже не прежний, как земля, вкусившая кровь,- уже не есть прежняя. И стражем сделаю Виндула-виновника у порога моего. И как был ты Виндул – охотник без добычи, так не будет тобой остановлен гость незваный, ему во спасение, но как правая рука твоя взяла от лесов моих, так я буду брать от племени твоего – племени человеческого. И как был ты Виндул – охотник без крови на руках, так соделаешься стражем без плоти под доспехами. И как время на земле быть стало, то возьми от него и сон и бодрость. Так сказал перевал хребта древнего, и тогда ветер, исшедший громовым словом, обложил Виндула, словно доспехами и стало быть, как есть. 1 ДЕДА ЛЁША Железные колёса чуть слышно отсчитали последние стыки, и медленно плывущий полустанок замер неподвижно. Проводница открыла дверь вагона, подняла площадку и сошла вниз. Подхватив рюкзак, я спустился следом. Свежий воздух и лесные запахи ударили в голову. -- Пятый год здесь езжу, и ни разу не видела, чтобы кто-то сошёл в этой глухомани. А красиво. И избёнка подстать. Того и гляди, Баба Яга в дверях объявится,- рассмеялась капитан галёрки. Пожилая, весёлая женщина. Её заразительный смех будил настроение даже в самых, казалось, безнадёжных буках. Она шутя называла себя королевой плацкарта, завскладом подстаканников и прочее в этом духе, умудряясь при этом никогда не повторяться, и умела объявить, что кипятка не будет, так, что в ответ хотелось сказать её большое спасибо вместо того, чтобы устроить скандал. Ночью, проходя по вагону, она обязательно укрывала какого-нибудь, разбрыкавшегося во сне, бедолагу, скрюченного, зарывшегося носом в подушку. «Ну нет у меня угля»- говаривала она –«Не топить же мне шпалами из под вагона». «Если нужно,- топите шпалами, тётя Люба»- отвечали одни. «Вы только скажите, и мы демонтируем всю ЖД от Москвы до Владивостока»- весело соглашались другие. И было в ней ещё много всего, от чего хотелось называть её – мама. И теперь я смотрел на неё и думал о том, что буду скучать. А тётя Люба в это время, хозяйски подперев бока кулаками, любовалась, по истине сказочным, пейзажем. -- Геолог что ли?- задрав голову кверху, спросила она. -- Да нет. Путешественник,- ответил я, улыбнувшись тому, что пришло в голову. -- Иди ты!.. Настоящий?! – обернулась хозяйка кипятка и влажных простыней, смерив меня удивлённым взглядом от головы до ног и обратно. Вагоны грохнули сцеплениями. Поезд стал медленно набирать скорость. Проводница вскочила на подножку. -- Куда путешествуешь то? Я не успел ответить, тепловоз уволок за лесистый взгорок последний вагон вместе с повелительницей прокуренных тамбуров, которая ещё что-то кричала, но я уже не слышал – что. Огляделся. По ту сторону рельс лениво жевала пёстрая корова. Она, не мигая, смотрела мне прямо в глаза, но явно думала о чём-то своём. Подмигнув ей, ещё раз обвёл взглядом округу. Вот она – нечёсаная шевелюра – тайга. Она смыкалась над не слишком большой поляной, взбегая по склонам гор вечнозелёными космами душистой хвои. Где-то далеко, за неровной стрижкой высокого леса, торчали серые гольцы. Глаза остановились на обеталищи Бабы Яги. Им оказался бревенчатый пятистенок. Его каменная труба топорщилась в темнеющее небо. Погода быстро портилась. Невесть откуда взявшийся ветер прокатился волной верхушек вековых елей. Молодые берёзки задрожали листвой под весом наползающих туч. Последние так льнули к земле, что невольно захотелось пригнуться. Могучие стволы окраины теснили поляну, пугая монолитностью чёрного контура. Это тоскливо вздохнул Виндул. Уходя, лето увело с собой надежду на новое свидание. Неужели корона лет способна на такую жестокость? Нет. Он сам просил его об этом, желая вновь испытать прелесть счастья нежданного. Верный страж перевала сложил своё время, словно оружие, но ещё не покинул пост. И теперь маялся от тоски и холода, созывая кристаллы снегов, к своему остывающему стану, призывая стекленящий мороз остановить неподвластное сну дыхание. И вот помело шумящего дворника разбилось о глыбу затвердевшего воздуха, отозвавшись перезвоном остекленевшей росы на побеждённом волнении трав. (И глухим перестуком ёлочных шаров в потревоженных кладовках) На всё, что не вымел ветер, ложилась грудью молодая зима, наводя образцовый порядок на долгие, хрустящие накрахмаленным покрывалом, месяца. Я поправил рюкзак и направился к избе. На крыльце меня встретил деда Лёша. Всё такой же, чему-то радующийся, с добрым прищуром глаз. Кирзовые, стоптанные сапоги, старенькие галифе, оленья дошка по верх шерстяного свитера, серая кепка, да козья ножка, задорно торчащая из аккуратной бороды. Одним словом всё, что положено иметь настоящему таёжнику. От этой мысли мне стало весело. Память ковырнула свой архив, и я снова увидел обстоятельства нашего знакомства. Это было год назад, на одном из вокзалов. Я любил бывать на вокзалах. Мне нравилось смотреть на поезда, мысленно садиться в их вагоны и уезжать вместе с достающими из сумок колбасу и лимонад, шумными пассажирами. Тогда деда Лёша и поведал мне легенду, ставшую предисловием к этой истории и благодаря которой я отважился отправиться к перевалу, который с тех давних пор зовётся Птичьим. -- Да нешто приехал?!- напущено присел на полусогнутых деда Лёша, хлопнув себя по коленкам. -- Приехал, деда Лёша, здравствуйте. Просторная, убранная комната, о чём-то ворчащая печка, за квадратным окошком падает первый снег. Сидим за столом при свете керосиновой лампы. Самовар, мёд, крынка молока, жареная картошка, варёное мясо и много зелёного лука. Деда Лёша почти не ест, всё меня разглядывает. -- Приехал, стало быть,- в который раз бормочет старик, улыбаясь в бороду. Отправляю в рот ложку картошки и запиваю молоком. -- Вы меня наверное и не ждали. Свалился, как снег на голову, без телеграммы,- весело киваю на окно. -- Как не ждать, Серёжа? Ждал. Каждый день ждал. Одно Бога за рукав тяну – пусть, мол, приедет хоть на денёк. Чуть отодвигаю тарелку и вытираю молочные усы. -- На денёк, говорите… Я ведь у Вас, деда Лёша, зимовать надумал. Старик молча принимает новость. Глаза улыбаются. Неужели знал? Быть того не может. -- Дорогой ты мой человек,- наконец говорит старик, а у самого глаза помокрели,- живи, живи, Серёжа, сколько хочешь, всё здесь твоё. В растерянности смотрю на деда. Ком в горле толкает слезу. «Беда со стариком – одиноко ему». Останавливаюсь на том, что с радостью буду ему внуком. Обхожу стол, сажусь рядом, на корточки. -- Деда Лёш…,- и не найдя слов, крепко его обнимаю. От мыслей отвлекает бой часов. -- Ничего, деда Лёш, мы ещё повоюем. -- Поживём,- улыбнулся старик, доставая кисет. Перебираюсь на лавку у стены и тоже закуриваю. Какое-то время сидим молча. За этот год скопилось много вопросов. Заинтересовавшись легендой, я пытался узнать хоть что-то об этом. Будучи не уверенным в существовании самого перевала, я рассуждал просто: «Мало ли на свете перевалов? И о каждом можно придумать подобную историю». Ведь, кроме того, что в их местах ходит такая легенда, старик не сказал ничего. Не успел. Говорили мы много, но всё больше о жизни. И я приступил к штурму библиотек, целясь исключительно в то, о чём поведал мой новый знакомый. Однако мои сомнения пошатнул дедушка моего друга, когда-то давно, работавший в институте психиатрии. Однажды, сидя у них дома, я поделился своим новым увлечением. Тогда он и вспомнил кое-что из прошлого. «Да, да, да, припоминаю,- приложил палец ко лбу, дедушка друга. – Постойте.., 50-е... не помню точно. Поступила к нам тогда целая таёжная партия, не то геологи, не то геодезисты. Случай был особенный, целый, знаете ли, букет диагнозов. Но что характерно… какое-то, я бы сказал, бережное отношение к слову. Не естественно бережное. Да, да, всё верно… говорящие ручьи…, кажется, были ещё какие-то совы. Что-то такое было, да. Мнда… Но вы знаете..? Пробыли они у нас не долго, очень не долго. Их перевели… мм… кажется в НИИ. Мнда… Многого не могу вспомнить. Тогда было не принято говорить об этом деле праздно, ведь кроме нас, у них были и другие няньки». Помню, старик при этом как-то странно улыбнулся, будто хотел извиниться. Признаться, я был шокирован таким поворотом дела. Библиотеки не дали ровным счётом ничего, кроме, разве что, того разговора. Теперь я знал - где искать и что. Верно говорят – «Было бы желание». НИИ был найден и архив, в конце концов, мне всё же открылся. -- О чём задумался, Серёжа? От неожиданности вздрагиваю. -- Да так, деда Лёш… всё о перевале думаю. Больно уж мне ваша легенда понравилась. Помните? Смеёмся. -- Однако зря ты затеял это дело, Серёжа,- сказал старик уже серьёзно и при этом глубоко затянулся. – Опасное место. Да и тайгу, ведь, ты совсем не знаешь. Про то немногое, что я узнал о перевале, говорить пропало желание. Поймёт серьёзность намерения – расстроится. Не рад он моей затее. Вижу, что не рад. -- Вот Вы мне и посоветуйте кого-нибудь, в проводники. -- Кто тропу к Птичьему знает, тот туда не ходит. Ладно, Серёжа, давай-ка отдыхать. Наговоримся ещё,- добродушно заключает деда Лёша. Кровать железная, с сеткой. Он постелил мне на ней. -- Теперь твоя будет. Я уж давно, как на печку переехал,- улыбается. Засыпаю под громкое тиканье настенных часов. Странно... всегда, у старых людей, часы, почему-то тикают очень громко. С этим и уснул. Сегодня, в шутку, отметили пятый день моей зимовки, пельменями. Были и гости. Дед Фёдор из Еловки, с восьмилетним внуком Егором. Пришли на лыжах. Думали старика проведать, вот на праздник попали. -- Да ты, Лёша, я вижу, не скучаешь,- улыбается дед Фёдор с порога, охлопывая с полушубка снег. – Ну, знакомь. Кто таков? Поднимаюсь с места, подхожу к гостям, здороваясь, жму обоим руки и помогаю раздеться. -- Серёжа, вот, в гости приехал. Да я тебе рассказывал,- отвечает старик, доставая тарелки. -- Фёдор Егорыч,- слегка кланяется гость. -- Егор,- повторяет деда восьмилетка. -- Сергей,- тоже кланяюсь и снова жму руки. Проходим к столу. -- А мы, я вижу, на пельмени свалились. А, Егор? Голос у деда звонкий, задорный. Густые брови над голубыми глазами, седые волосы забраны назад, зимняя одежда ещё больше крупнит, некогда богатырскую, фигуру. -- Нюх у нас с тобой – правильный,- не отстаёт от деда Егор. – Здравствуй, деда Лёш,- кивает мальчуган, хватая вилку. -- Здорово ли живёшь, Егорушка?- отвечает деда Лёша. -- Живём по маленьку,- прошамкал Егор, обжигаясь пельменем. Старики обнимаются и тоже садятся за стол. -- Грешен я,- вдруг заявляет дед Фёдор, макая пельмень в уксусный соус,- как по батюшке то? -- Борисыч. – Грешен я перед тобой, Сергей Борисыч. Не верил, что приедешь. Ты уж прости мне. ..лексея жалко было. Ждал он тебя. Шибко ждал. Да. Молодец, что приехал. Надолго ли? -- Да вот… пятый день моей зимовки отмечаем. Фёдор Егорыч положил вилку, потёр пальцем нос и, по школьному, сложил на столе свои большие руки. -- Ну ка, ну ка… -- Такое дело, Фёдор,- говорит мой старик,- несёт человека нелёгкая. -- Та-ак. Дед Фёдор глянул на внука, подождал пока тот дожуёт пельмень и повернулся ко мне: -- На перевал, стало быть. Егор вскинул голову: -- На Птичий? -- Цыц,- бросил дед Фёдор, и Егор опустил глаза в тарелку. -- Ну а как ты себе это представляешь, Сергей Борисыч? Тайга шутить не любит, а Птичий и подавно – не шапито. -- Это верно,- деловито встревает Егор. – Птичий, окромя Белой Совы, никого не любит. Густые брови взлетели вверх. Читаю в глазах деда Фёдора немой вопрос: «Это ещё что такое?» Деда Лёша подмигнул другу, и мы, втроём, приготовились слушать. -- Был такой охотник в наших краях,- по взрослому, серьёзно, продолжил Егор и тут же осёкся, посмотрев на деда. Дед промолчал, и детская фантазия начала свой разбег: -- Белку, в глаз, не целясь бил. А как по дрова пойдёт, так деревья, завидя его, сами и валятся, не то, мол, в щепки изрубит… Старики переглянулись. -- Его моя бабуля в лесу нашла, давно-о, давно. Не живой, он, был, на себе тащила. И перо у него на шее было, от белой совы. Так и прозвали. Деда Егор враз угадал, что он с перевала шёл. Всё боялся кабы делов не натворил. Там ежели кто был – с головой дружить не будет. А он ничего… при памяти оказался,- Егор перевёл дух, отхлебнул через край юшку и хотел, было, продолжить, но глянув на деда, произнёс только заключительное «Вот». -- Пойди-ка, Егорушка, проверь лыжи. Возвращаемся скоро. Мальчуган положил в рот последний пельмень и отправился выполнять ответственное поручение. -- Видали?- серьёзно сказал дед Фёдор, и когда за Егором закрылась дверь, громко расхохотался. Молча, улыбаясь, перевариваю услышанное. -- Ну, братцы… пора нам,- хлопает по коленям Фёдор Егорыч,- засветло бы добраться. Бывайте здоровы. Что тебе сказать, Сергей Борисыч? Подумай. Не шутошное это дело. -- Хорошо, я подумаю. -- Ясно. Ну что ж. Нужен будет совет – обратиться есть к кому. Выходим на крыльцо. Егор лихо встаёт на лыжи и махнув на прощание палкой, рвёт вперёд. -- Куда?- грохочет дед Фёдор. – А ну в след. Широким шагом обгоняет внука. – Айда, пошли. *** Не могу уснуть. Завтра выхожу к перевалу. В голове крутится записка, обнаруженная мною в архиве НИИ. « Лёня, материалы, связанные с Птичьим, изъяты. Пропал Белая Сова. Опасаюсь худшего». Нащупываю на табуретке пачку папирос. Закуриваю. -- Не спишь? -- Не сплю, деда Лёша. Не решаюсь заговорить со стариком, боюсь обидеть. Откуда ему знать об экспедиции, о НИИ, о записке, наконец. Но вместе с тем, мысль о том, что он всё же знает, не даёт мне покоя. Не договаривает. Почему? -- Деда Лёш, Вы, Белую Сову, лично, знали? Старик медленно поднялся с постели, подошёл к столу, зажёг керосиновую лампу. Вспыхнувший огонёк осветил бородатое лицо, и таким серьёзным оно ещё не было. -- Как не знать, Серёжа? Знал. Да поди уж лет сорок, как о нём не слыхать. Люди тогда говаривали – «Домой ушёл». -- Деда Лёш, куда домой? Сажусь в кровати, дую в новую папиросу и жую гильзу «Хорошенькое дело». -- На перевал, стало быть, на Птичий,- продолжил старик. – Искали его, однако. Много искали. В ту пору геологи по тем местам ходили. Проводник с ними был, Кочубей, из Еловки. Так вот он говорил, будто не геологи то были. Снайпера он среди них угадал, военного. Да и главный их, по всему видно, в геологии меньше Кочубея смыслил. Хороший охотник Кочубей. Ничего от него не схоронить было. Да и теперь поди не схоронишь. Дед озорно прищурил глаз, затягиваясь самокруткой. -- Постойте. Что значит - домой? Он что… действительно знал секрет? -- Ложись-ка спать, Серёжа. Мне тут подумать надобно,- так же спокойно и добродушно сказал старик, но от чего-то стало ясно, что разговор окончен. Ещё какое-то время ворочаюсь в постели, думая о тех, якобы, геологах. Последнее, что помню – в печке стрельнуло полено. Утренний луч пробил окошко и упёрся в лицо. Не довольно отворачиваюсь, размазывая слюну по подушке «Сладко поспал». Стаскиваю одеяло, ставлю ноги на пол, да так и замираю. Уже одетый и… побритый, деда Лёша, разглядывает своё лицо в небольшом зеркале. -- Видно потопчешь ты ещё тайгу-матушку,- в пол голоса, будто сам себе, сказал старик и повернувшись ко мне, добавил,- я иду с тобой, Серёжа. К ПЕРЕВАЛУ *** Продираемся сквозь густой ельник. Деда Лёша идёт впереди, придерживая ветки. Хлесь.. Вскидываю руки к лицу – всё-таки получил. Пробую идти отдельно и тут же упираюсь носом в огромного паука. Героически сдерживаю неприязнь, мысленно перехожу на слэнг и, оставив затею, снова пристраиваюсь в хвост. Рюкзак, который я утром так легко закинул на плечи, вот-вот вдавит меня в землю до самого пояса. Ужасно хочется пить, ещё больше хочется есть. Едва я подумал о том, что эти заросли никогда не кончатся, как вышли к белокаменному ручью. Старик обернулся, оглядел моё кислое лицо и твёрдым голосом убил остатки настроения: -- Не пей. Сглатываю слюну и пытаюсь развести брови. Перешли ручей. Взбираемся на высокий, каменистый берег и снова лес. В голове толкутся искренние пожелания тому дню, когда я решил попробовать себя в роли следопыта. Замечаю, что кисти рук безвольно болтаются на уровне колен. Дед твёрдо ставит ногу, бодро комментируя попадающиеся следы и норы. -- Лось отдыхал,- не оборачиваясь говорит деда Лёша, показывая пальцем в сторону. Хочется тупо спросить - почему не олень, но не нахожу сил произнести вопрос и желания повернуть голову. -- Жив? В знак согласия стукаюсь подбородком о грудь. -- Привал. Губы самовольно растягиваются в улыбку. Ищу глазами место, куда можно упасть и обнаруживаю большой, белый валун с красными пятнами. Подхожу к камню, опускаюсь на корточки и упираюсь в него рюкзаком. Осторожно высвобождаю из лямок одно плечо, затем другое. Старик выгружает провизию. -- Ешь. Много ешь. За камень, без меня, не ходи. Впиваюсь зубами в кусок солёного мяса. Вот и птицы запели, будто до этого их небыло. Тянусь к очень ароматной лепёшке. В голове посвежело. Снова набиваю рот едой и киваю на валун. -- Странный камень. Что это за пятна на нём, деда Лёш? -- Кровь убитого Виндулом оленя,- проговорил старик, задумчиво глядя куда-то мимо камня. Я перестал жевать. Съёжившись, словно получил по спине, медленно поворачиваюсь к валуну. В памяти всплывает легенда. Поднимаюсь на ноги, вытерая руки об одежду и застреваю взглядом на белой россыпи. Широкой полосой, она взбегает чуть вверх и, сворачивая вправо, теряется за мохнатым отрогом. «Ручей». Мысленно перехожу его заново. «Неужели тот самый?» Легенда, камень, ручей, ночные бесседы у костра… Сваленные в кучу звенья дрогнули и поползли, вытягиваясь в цепо |
| Страницы: 1 |
|
| Хроники Привала / Творчество Тайги / Птичий перевал. (Не закончен.).- |