Страницы: 1

Автор	Сообщение
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:20
	ВОДОСТОЧНАЯ ТРУБА, ИСПОЛНЯВШАЯ ФУГУ Фуга - это такое ужасно трудное музыкальное произведение. Сыграть его может только мастер. Потому что на самом деле фуга - это такая музыкальная вьюга: кружится себе на месте, все набирая и набирая обороты... и вот уже скоро ее совсем не удержать. Но мастер-то, конечно, удержит: на то он и мастер. Но пока поговорим о Водосточной Трубе. Увы, не о Музыкальной Трубе - ей нету места в нашей сказке. Потому что все место в нашей сказке занимает Водосточная Труба, а водосточная труба, как известно, не самые миниатюрный предмет в мире... Итак, Водосточная Труба висела на доме и служила для стока воды. И когда кто-нибудь из прохожих привествовал ее и говорил: “Ну, что поделываем?” - Водосточная Труба без долгих размышлений отчитывалась: “Служим для стока воды”. И прохожие уходили успокоенные, поскольку это означало, что в мире полный порядок и все занимаются своими делами. И надо сказать, что на службе этой Водосточная Труба состояла уже довольно долго - лет, пожалуй, тридцать, а тридцать лет для восточных труб - глубокая старость. Так что Водосточной Трубе давно полагалось на пенсию - и проводы ее были обставлены как нельзя более празднично. Гостей и цветов возле дома было пруд пруди, а городской глава даже сказал трогательную речь, которую закончил такими словами: - ... потому что служить для стока воды было ее призванием. Это он, конечно, Водосточную Трубу в виду имел. Гости положили цветы на землю и захлопали, а Водосточная Труба сказала: - И вовсе нет. Служить для стока воды было моей работой. А призвание мое - музыка. Гости на всякий случай перестали хлопать и - тоже на всякий случай - подняли цветы с земли и прижали их к груди. Они не знали, как вести себя в такой ситуации. И городской глава тоже не знал. А Водосточная Трубы продолжала: - К сегодняшнему празднику я приготовила для Вас фугу, которую и хочу исполнить сейчас. Только спешу напомнить: я Водосточная Труба, а не музыкальный инструмент.. Поэтому не надо ждать, что мое исполнение будет совершенным. Но я попытаюсь вложить в него всю мою душу - и я уверена, что все вы получите большое наслаждение - Может быть, лучше не надо? - осторожно спросил городской глава: он испугался за свои барабаные перепонки. - Действительно... может быть, лучше не надо? - повторили вслед за ним гости: их барабанные перепонки были ничуть не крепче. А жители дома, на которой висела Водосточная Труба и которые наблюдали за празднествои из окон, немедленно позахлопывали все окна, а некоторые даже задернули гардины. - Я хорошо подготовилась... - сказала в свое оправдание Водосточная Труба - и было непонятно, собирается она все-таки еще исполнять фугу или уже нет.. - Вы... простите за любопытство, когда-нибудь пробовали это раньше - исполнять музыкальное произведение? - смягчившись, спросил городской глава. - Да... может быть, Вы когда-нибудь пробовали это раньше? - повторили вслед за ним гости. - Нет, никогда, - простодушно ответила Водосточная Труба, и те жители дома, которые в первый раз не задернули гардины, на сей раз задернули их немедленно. - Дело в том, что я всегда служила для стока воды... - Не покажете ли Вы нам лучше пример красивого стока воды? - предложил городской глава. - В Вашем исполнении это будет величественное зрелище! - Величественное зрелище! - повторили гости. - Нет, я исполню фугу, - твердо сказала Водосточная Труба. - Первый и единственный раз в моей жизни. А на один раз имеет право каждый. И без лишних слов она издала первый звук. Звук был душерзадирающим. Городского главы хватило минуты на три, после этого он стремглав бросился бежать куда попало. Гости тут же побежали вслед за ним, зажимая уши и закатывая глаза к самому небу. К счастью, Вдодосточная Труба не видела этого: она играла словно в беспамятстве. А когда она закончила и огляделась вокруг себя, то не увидела никого, кроме Иоганна Себастьяна Баха. - Спасибо, - растроганно сказал Иоганн Себастьян Бах и погладил трубу по аллюминиевой поверхности. - Как Вы могли это выдержать? - опешила Водосточная Труба. - Это было прекрасно! - ответил тот. Водосточная Труба горько усмехнулась: она не поверила Иоганну Себастьяну Баху. А он только добавил: - Музыкальное произведение, которое исполняется один единственный раз в жизни, прекрасно всегда А что уж он имел в виду, говоря так... Бог его знает. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:21
	НАСТЕННЫЙ БАРОМЕТР, КОТОРЫЙ ЧАСТЕНЬКО ВРАЛ Можете не сомневаться, Настенный Барометр прекрасно знал, что врать нехорошо. И, если бы его спросили: «Настенный Барометр, хорошо ли – врать?» - то он бы, конечно, сразу ответил: «Нет, врать нехорошо». Но тем не менее он врал. Причем врал частенько. И это всех вокруг ужасно раэдражало. - Вы когда врать-то перестанете? – спрашивала Настенный Барометр Кукушка, специально для этого выскакивая из часов на пять минут раньше. – Почему у Вас стрелка показывает на «Тепло и солнечно», когда на улице холодно и пасмурно? - Потому что будет тепло и солнечно, вот увидите, - твердо отвечал Настенный Барометр. И, понятное дело, врал. - Вы и третьего дня это говорили, – напоминала Кукушка, – а теплее и солнечнее не стало. Стало еще холоднее и пасмурнее, вот! - А по-моему, стало теплее и солнечнее... – возражал Настенный Барометр и безнадежно глядел за окно. - Нет, ну подумайте, - возмущалась Кукушка, – Вы же даже и сейчас смотрите мне прямо в глаза и врете! Эй, Градусник, - кричала она в форточку, - что там у Вас? Градусник висел за окном на улице и трясся. - Что, что! – брюзгливо отвечал он. – Холод собачий, вот что! Всего три градуса выше нуля – и это в апреле-то! - А Вы говорите - тепло и солнечно! – оборачивалась Кукушка к Настенному Барометру. – Ну, как Вам после этого верить? И она опять залетала в часы, дурным голом прокричав перед этим целых четырнадцать раз. Впрочем, Настенному Барометру так и так никто давно не верил. Все знали, что, когда он показывает «Легкая облачность», - жди бури, а когда «Тепло и солнечно» - готовься к продолжительным холодам и дождям. Стрелка его постоянно находилась по правую сторону шкалы, а на правой стороне шкалы все всегда было в порядке. Это на левой располагались низкие облака, штормы и ливни... но туда стрелка Настенного Барометра просто в жизни не наведывалась, словно бы и не было никакой левой стороны шкалы. - Он все время уклоняется вправо! – то и дело уличал Барометр Нудный-Пренудный Маятник, сам равномерно качавшийся то вправо, то влево. – Между тем в мире должно быть равновесие – иначе никакого порядка не будет. Сколько вправо качнулся – столько же и влево качнись... на том и Земля стоит! – И Нудный-Пренудный Маятник демонстрировал, как это все надо проделывать в надежде на то, что когда-нибудь Барометр поймет это. Но Барометр не понимал. - Вы же из-ме-ри-тель-ный прибор! – взывал к Барометру Сумасшедший Счетчик. – Вы не можете позволить себе ни малейшей небрежности! - Я и не позволяю, - упорствовал Барометр. – Вы можете упрекнуть меня в чем угодно, только не в небрежности: я очень внимательно слежу за погодой. - Тот, кто внимательно следит за погодой, не путает «ясно» с «пасмурно»! – надрывался Сумасшедший Счетчик и бегал так быстро, что счета за электроэнергию измерялись уже пятизначными цифрами. Но Барометр не путал «ясно» с «пасмурно». Барометр вообще не путал ничего ни с чем. Дело было просто в том, что он всегда надеялся на лучшее... и не его вина, что лучшее обычно приказывало долго ждать. Не его вина, что вместо солнца, на которое он так надеялся, приходили тяжелые грозовые облака, вместо тепла – холод, вместо спокойного дня – шторм... Не его вина, что мир так часто обманывал его ожидания. А как-то зимним утром в комнате заболел один цветок. Он вдруг весь пожелтел и пожух и уже через несколько дней превратился в пучок сухой соломы. Что с ним только ни пытались делать! И поливали его сахарной водой, и пересаживали в другой горшок, и меняли землю на купленную специально в цветочном магазине – ничего не помогало. Вызвали знакомого Садовника. Садовник пощупал пучок соломы руками, посмотрел на цветок через лупу и сказал: - Пройдет еще несколько дней – и его можно будет хоронить. - И это все, что Вы можете сказать? – с ужасом спросили Садовника. - Да нет... – отвечал тот. – Только что ж говорить о несбыточном? Его спасло бы, пожалуй, несколько очень теплых дней, проведенных под открытым небом, но таких дней не бывает зимой. Сказав так, знакомый Садовник ушел домой грустными шагами. - Что у нас на термометре? – спросил кто-то. - Минус двадцать семь. - А на Барометре? - На Барометре как всегда... «Тепло и солнечно». - Хоть бы уж в такую-то минуту вел себя подобающим образом! – сказал Нудный-Пренудный Маятник Сумасшедшему Счетчику. А накануне следующего дня Барометр обратился к миру с такими тихими словами: - Дорогой Мир! Ты всегда обманывал мои ожидания. Ты никогда не шел навстречу моим прогнозам. Но я всегда любил тебя и ни единого раза на тебя не обиделся. Мне казалось, что – как бы там ни было – мы с тобой все равно большие друзья. Не заслужил ли я многолетним терпением, чтобы ты один раз пошел мне навстречу? Сегодня я, как всегда, буду предсказывать «Тепло и солнечно»... к чему огорчать людей ожиданием бед? Но сегодня – в отличие от всех остальных дней – пойди мне навстречу: только один раз, прошу тебя! Подари нам всем несколько теплых летних дней, чтобы этот милый цветок на окне выздоровел! И в этот миг стрелка Барометра ушла совсем далеко вправо – туда, где она никогда еще не бывала. И тогда настало лето. Оно было недолгим – с восьмого января по пятнадцатое. Но этих дней хватило на то, чтобы цветок на окне выздоровел. А когда за окном пошел снег, он удивленно огляделся и сказал: «Как быстро в этих краях наступает зима!» Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:22
	УТЁНОК, УПРЯМЫЙ КАК БЫК Утёнок, Упрямый как Бык, уплыл от других утят вниз по реке и там играл толстой щепкой. Он не хотел, чтобы этой толстой щепкой играл кто-нибудь, кроме него, потому как щепка была хоть и толстая, но только одна. И потом это была его щепка: это он волок ее с берега изо всех своих утячьих сил - и приволок, и спустил на воду, и она стала корабль. И Утёнок, Упрямый как Бык, водил свой корабль туда-сюда - и корабль ему подчинялся. А другим бы утятам он все равно не подчинялся, потому что это был не их корабль. - Плыви, мой корабль! - распевал во все горло Утёнок, Упрямый как Бык, делая ударение на слове “мой” - чтобы никто, не дай Бог, не подумал, будто это не его корабль, а чей-нибудь еще! Впрочем, так никто и не думал. Никто, кроме... кроме, оказывается, самой реки. Река выхватила корабль прямо у него из-под носа и увела в море. Утенок было поплыл за ним в море, но мама остановила его, сказав, что ему в море делать нечего. А здесь было что делать: здесь следовало уже начинать есть червяка. Утёнок, Упрямый как Бык, ел его и плакал. Он плакал так горько, что даже Червяк, у которого как будто бы имелись и свои причины для огорчения, разрыдался глядя на него. Увидев рыдающего Червяка, Утёнок, Упрямый как Бык, не стал доедать его и сказал: - Извини, что я тебя ел. Я не видел, что ты весь в слезах. А то бы я не ел. - Ничего, ешь. Нас всегда едят, - ответил Червяк, рыдая. - Да нет, - отошел от него на некоторое расстояние Утёнок, Упрямый как Бык. - Лучше уж я съем другого какого-нибудь червяка - равнодушного. - Тогда и сам не плачь! А то мне тебя жалко, хоть ты меня и ешь. - Я тебя уже не ем, - напомнил Утёнок, Упрямый как Бык. - А плакать я должен. Потому что река унесла мою толстую щепку, которая была корабль. - Тогда лучше не плакать, а действовать! - сказал Червяк, вытер слезы и уполз расти, потому что был частично съеден. Тут Утёнок, Упрямый как Бык, решил последовать его совету и остановить реку. Для этого он сказал ей: - Река! Не теки! Потом подождал немного и удовлетворенно крякнул: - Всё. Река не течет. - Течет, течет! - загалдели другие утята. - Вон по ней прямо перед тобой коряга движется: это ее река несет! - Нет, - отвечал Утёнок, Упрямый как Бык. - Коряга сама собой движется. У неё мотор. А река не течет. - У коряг моторов не бывает! - заспорили утята. - Коряги внутри деревянные. - А эта коряга внутри не деревянная. У этой мотор. На сей раз утята промолчали. А Утёнок, Упрямый как Бык, выплыл на середину реки, и, перебирая под водой лапками, сделался как маленький бакен. - Проплыв запрещен! - громко заявил он. Стайка рыбок удивленно посмотрела на него, а одна из рыбок высунулась из воды и спросила: - Это еще почему? - Плывите назад, - распорядился Утёнок, Упрямый как Бык. - Река больше не течет. Я запретил ей. Рыбки удивленно переглянулись и поплыли назад. - Проплыв запрещен! - тотчас же загудел в свой клюв Утёнок, Упрямый как Бык, увидев, что прямо на него надвигается огромный Пароход, полный пассажиров. - А что случилось? - спросил Пароход. - Река больше не судоходна. Она не течет. Реки, которые не текут, не судоходны. - Какая-то ерунда, - озадачился Пароход. - С чего ты вдруг взял, что она не течет? Я плаваю тут много лет и знаю эту реку: она всегда течет. И у меня на борту пассажиры, которых я должен доставить в срок по месту назначения. Освободи-ка дорогу! - Река не течет потому, что я приказал ей не течь. А Вам, Пароход, я приказываю вернуться по месту отплытия. Пароход просто оторопел от этих слов и возмущенно загудел. - Что случилось? - вышел на капитанский мостик Капитан. - Да вот... - сконфузился Пароход. - Утенок один тут раскомандовался. Запрещает плыть и объявляет реку несудоходной на том основании, что он не велит ей течь. - Освободите дорогу! - строго сказал Капитан в рупор. - Ни за что не освобожу. Я бакен, - сказал Утёнок, Упрямый как Бык. - Вы не бакен, - строго продолжал Капитан в свой рупор. - Вы Утёнок, Упрямый как Бык. Никакой Утёнок не вправе запретить реке течь, а пароходам плыть. Утёнок молчал, изо всех сил перебирая лапками: он устал бороться с течением, потому что долго бороться с течением не в силах даже Утёнок, Упрямый как Бык. Наконец он сдался - и река понесла его вниз по течению. Она несла его медленно, но Утёнок, Упрямый как Бык. все равно не освобождал дороги, так что Пароходу приходилось тащиться за ним следом - и, конечно же, Пароход опаздывал к месту назначения. И пассажиры были очень раздосадованы. Но Утёнок, Упрямый как Бык, не обращал на это внимания: в пути он догнал свою толстую щепку, которая зацепилась за одну из маленьких пристаней на реке. Вытащив ее на берег, он сказал раздосадованным пассажирам: - Не надо так нервничать. Раз река вернула мне мой корабль, я могу снять запрет, - тут он повернулся к реке и объявил: - Разрешаю тебе течь, река. Теки! - и со щепкой в клюве зашагал назад пешком по берегу: он все еще немножко сердился на реку. А все посмотрели ему вслед и пожали плечами. И капитан пожал плечами, и пассажиры. И даже Пароход пожал плечами, которые для такого случая у него вдруг нашлись. Да и нам с вами остается только пожать плечами, раз на свете существуют утята, упрямые как быки, которые думают, что им подчиняются реки! Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:22
	РАЗВОДНОЙ МОСТ - Проплывайте давайте скорее, не то я сейчас разобью Вам нос, - громко сказал Разводной Мост горделиво плывущему под ним Речному Теплоходу. - Это еще чего ради? - сразу надулся Речной Теплоход, словно он был не теплоход, а парусник. (Речной Теплоход вез пассажиров и никак не хотел показать им, что он, такой огромный и величавый, может находиться в зависимости от кого бы то ни было - даже и от самого Разводного Моста). - А того ради, - ворчал Разводной Мост, - что времени уже десять часов пятьдесят девять минут. Между тем как ровно в одиннадцать я должен опустить обе створки и стать пригодным для проезда и прохода граждан. - Подумаешь! - сказала Речной Теплоход так громко, чтобы услышали пассажиры. - Каких-то жалких секунд можно было бы и не принимать в расчет. Между прочим, Речной Теплоход хорошо понимал, что ему следовало поостеречья так говорить... Разводной Мост славился в городе своей невероятной пунктуальностью. У него даже поговорка такая была: “Точность - вежливость разводных мостов”, - и все в городе ее хорошо знали. А потому шуток с Разводным Мостом не шутили, ибо знали: что бы ни случилось, а ровно в десять утра он поднимет обе свои створки к небу, а ровно в одиннадцать утра опустит их. И поступать именно так, а не иначе он будет четыре раза в сутки, и к этому надо просто привыкнуть, как привыкают, например, ко времени открытия и закрытия булочной или ко времени отправления самого раннего и прибытия самого позднего поезда. Хотя даже поезда, не говоря уже о булочной, с Разводным Мостом ни в какое сравнение не шли. Расписание иногда нарушалось, булочки часто подгорали... ах, да и вообще не было, не было, не было в мире совершенства... за исключением Разводного Моста. Разводной Мост был совершенство. По нему ставили часы на Городской Башне. По мановению его створок люди ложились спать и вставали по утрам. По мановению его створок начиналась и прекращалась работа в городе. Многие даже думали, что по мановению его створок всходит и заходит Солнце. Однако всего этого Разводной мост не знал: он просто делал свою работу точно в срок и никогда не считал себя совершенством - совершенством его считали другие. Тем не менее, услышав слова Речного Теплохода, Разводной Мост чуть было не решил все-таки и на самом деле разбить Речному Теплоходу заносчивый нос, да, как всегда, пожалел пассажиров. Хотя проучить Речной Теплоход и стоило: он был до того самовлюбленным, что только и любовался своим отражением в реке, а потому всегда опаздывал и едва успевал проскочить под Разводным Мостым в последнюю минуту перед тем, как тот опускал створки. Разводной Мост терпеть не мог Речной Теплоход за такие фокусы. Но терпел. И опускал свои створки ровно в одиннадцать, когда Речной Теплоход, запыхавшись, всякий раз удачно ускальзывал-таки от обрушивающейся на него железой массы. Ибо точность - вежливость разводных мостов. Впрочем, к вечеру Разводной Мост уже забыл об этом неприятном разговоре: близилось время поднимать створки, а к этому Разводной мост всегда готовился заранее. В таких случаях ему требовался особый настрой - и он уже было начал его в себе создавать, как вдруг услышал совсем тоненький голос: - Прошу прощения, я успею проползти по Вам до того, как Вы разведете створки? Мне очень нужно на ту сторону, у меня там дети. Разводной Мост даже не увидел того, кто это говорит. - Говорит Червяк! - радиоголосом отчитались ему. - Московское время десять часов двадцать минут. - Я поднимаю створки в одиннадцать ноль-ноль, - предупредил Разводной Мост и поинтересовался: - А с какой скоростью Вы обычно ползете? - С небольшой, - раздумчиво произнес Червяк и раскаялся: - К сожалению, я никогда не делал замеров... - Какого возраста дети? - деловито спросил Разводной Мост. - Пятый день пошел, - сказал Червяк с тоской. - Ползите! - сдался Разводной Мост и насупился. ... За двадцать минут Червяк не преодолел и четверти пути. Весь город собрался на берегу реки, чтобы посмотреть, как бесстрашный Червяк будет бороться за свою жизнь. Ибо жизнь его была в опасности. Окажись он между створок в одиннадцать ноль-ноль, пунктуальный Разводной Мост разорвет его на две части... равные или неравные - в зависимости от скорости проползания. А все шло именно к тому, что там, между створками, Червяк в одиннадцать ноль-ноль как раз и окажется. Разводной Мост молчал и думал. Собравшиеся у реки закусили губы и смотрели на секундомеры, которые они для такого случая приобрели в ближайшем спортивном магазине. По истечении получаса измученный Червяк преодолел две трети пути. Разводной Мост молчал и думал. В одиннадцать ноль-ноль ровно одна половинка червяка лежала на одной, а вторая - на другой створке Разводного Моста. Часы на Городской Башне пробили почти прорыдали одиннадцать ударов. Червяк был обречен - и не только он сам стал прорщаться со своей жизнью, но и все остальные стали прощаться с его жизнью. Разводной Мост молчал и думал. - Разводите створки! - прошептал Червяк так, что слова эти услышал весь город. - Я больше не могу ползти. У меня кончились все силы. - Ползи! - только и сказал Разводной Мост и стиснул створки так, что они скрипнули. - Ползи, чтоб тебя! И Червяк переполз на другую сторону Разводного Моста. Это заняло у него целых четыре минут. В одиннадцать ноль-четыре створки моста поползли вверх, давая дорогу разгневанным морским и речным судам, стоявших в длинной очереди. Разводной Мост тяжело дышал и смущенно смотрел в воду, а Червяк отдуваясь, теперь уже не спеша полз по наклоной плоскости второй створки. И вдруг на берегу раздались аплодисменты. Люди хлопали в ладоши и кричали: “Браво!” А одна маленькая девочка даже подошла к Разводному Мосту и поцеловала его прямо в железо. Но самым замечатльным было то, что с этого дня репутация Разводного Моста как самого пунктуального в мире не покачулась, а наоборот, даже еще больше упрочилась. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:23
	УДИВИТЕЛЬНОЕ РЯДОМ Каждый знает, что удивительное рядом. Но спросите у него, откуда он это знает, - и Каждый сначала задумается на некоторое время, а потом, наверное, вздохнет и ответит: - Не помню... - Может быть, Вы ошибаетесь, - начнете приставать вы к Каждому, - и на самом деле удивительное не рядом? Но Каждый тут же запротестует как сумасшедший и примется еще горячей уверять вас: - Да нет, почему же это я ошибаюсь? Удивительное и на самом деле рядом! Так что вам ничего не останется, как только поверить Каждому: удивительное рядом. Вот и Зубная Щетка на полочке в ванной поверила, а поверив, тут же и заявила во всеуслышание: - Удивительное рядом. - Где, где? - немедленно засуетились все вокруг. - Где удивительное? - Здесь, - уверила их Зубная Щетка и добавила: - Рядом. И многие принялись, конечно, изо всех сил озираться по сторонам - Розовое Мыло даже внезапно выскользнуло из мыльницы и, проехавшись по кафельному полу, остановилось у самой двери ванной комнаты. - Там, рядом с Вами, дорогое Розовое Мыло, есть что-нибудь удивительное? - крикнуло со своего крючка Полосатое Махровое Полотенце. - Ровным счетом ничего, - отчиталось Розовое Мыло. - Тут у двери стоит стиральный порошок, но он не удивительный, а просто белый. - Как, совсем белый? - с отвращением спросило Полосатое Махровое Полотенце. - Совсем, - уныло откликнулось Розовое Мыло. И замолчало. И все замолчали вместе с ним. И с полным недоверием взглянули на Зубную Щетку: ведь это она сказала, что удивительное рядом. - Удивительное рядом, - упрямо повторила она и опустила реснички. - И вовсе не рядом, - очень уверенно произнесла насквозь пропитанная водой Импортная Губка. - В ванной вообще не бывает ничего удивительного, - и она добавила со знанием дела: - Где угодно, но не в ванной. В ванной только моются - и всё. И чистят зубы - зубными щетками, - последнее ее заявление прозвучало особенно безжалостно. - Значит, Ваши слова - ложь, - заключило Полосатое Махровое Полотенце и строго посмотрело на Зубную Щетку. - Лучше бы Вы молчали - так, как Вы делали это раньше. Так Зубная Щетка и замолчала. И больше никогда не произносила ни единого слова - тем более, что удивительное рядом. Потому как в ванной действительно не может быть ничего удивительного. Это единственное место на свете, где удивительному вообще не положено быть. Тут только моются - и всё. И чистят зубы - зубными щетками. Зубными щетками, которые молчат. Как рыбы. Трудно сказать, полностью ли устраивала обитателей ванной такая жизнь, но однажды совсем уже маленький кусочек Розового Мыла снова выскользнул из мыльницы. - Что случилось, дорогое Розовое Мыло? - спросило Полосатое Махровое Полотенце - на сей раз из большого таза, в который его положили стирать. - Ничего, - тихонько ответил совсем уже маленький кусочек Розового Мыла. - Просто вспомнилась какая-то глупость... чья-то фраза: “Удивительное рядом”. - Да-да-да... - булькнуло из таза мокрое до нитки Полосатое Махровое Полотенце. - Что-то в этом роде мне тоже приходилось слышать однажды, - и оно тяжело вздохнуло. - Каких только глупостей не наслушаешься за свою долгую жизнь! Хорошо, что я умею забывать о них... забудьте и Вы, дорогое Розовое Мыло! - Не могу, - откликнулись с пола. - И хочу забыть, а не могу. Вот и жизнь почти прошла, я таю на глазах, а нет-нет да и придет на память: удивительное, дескать, рядом!.. Вот оно как. - Вам это просто приснилось, - проскрипела откуда-то сбоку совершенно высохшая уже Импортная Губка, которой давно уже никто не пользовался. - Никто на моей памяти не произносил у нас в ванной ничего подобного, а уж на мою-то память можно положиться. Я никогда не забыла бы подобной чепухи - и уж никому не спустила бы, вздумай он только произнести: “Удивительное рядом”! Потому что ничего удивительного рядом нет. В ванной вообще не бывает ничего удивительного. Где угодно, но не в ванной. В ванной только моются - и всё. И чистят зубы - зубными щетками. - Вспомнил! - пискнул с пола совсем уже маленький кусочек Розового мыла. - Зубная Щетка - вот кто произнес эти слова. И все посмотрели на Зубную Щетку - уже сильно облысевшую с одной стороны: ей давно уже было явно пора на покой. Она ведь тоже прожила уже почти свою жизнь - такую же скучную, как и они все. И в той же самой ванной. Да еще и промолчала все время... - Зубная... гм... дорогая Зубная Щетка, - почему-то с трепетом позвал ее с пола совсем уже маленький кусочек Розового Мыла. - Теперь, когда прошла, прошла жизнь... что Вы скажете? - Удивительное рядом, - тихо отозвалась она и улыбнулась. Почему она всё ещё была так уверена в этом - Бог ей судья!.. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:23
	ЧАСЫ С МУЗЫКОЙ Даже Бабушка не помнила. когда появились в доме Часы с Музыкой. И даже Дедушка не помнил, а уж он-то был на целый год старше Бабушки. Всем в семье казалось, что Часы с Музыкой были всегда и что десять, сто, двести лет тому назад они играли уже свою мелодию, когда ни Дедушки, ни тем более Бабушки не было еще на свете. А Музыка тогда уже была! Некоторые говорят, что она была и до нашей эры, то есть тогда, когда даже нашей эры не было. Правда, трудно понять, где была в то время наша эра и чья вместо нее была эра... но все равно - давно. Музыка давно уже была... Часы так хорошо научились играть свою мелодию, что никогда не сбивались. Это была тихая Музыка - какая-то маленькая часть, кажется, менуэта, очень старого менуэта, очень красивого менуэта. Под менуэт этот полагалось раскланиваться, улыбаться и невозможно сильно любить друг друга. Музыка Часов давно стала привычной, и её уже совсем не замечали в доме. Ну, играют там Часы знакомую какую-то мелодию - и это значит, что, скажем, пять часов, и пора чай пить. А больше это ничего не значит. Однажды Дедушка обмакнул в чай сухарик и забыл о сухарике, да так надолго, что сухарик растворился в чае без остатка. Вот тут-то все и поняли в доме, что Дедушка глубоко задумался. Так глубоко он, наверное, никогда еще не задумывался. - Дедушка, очнись! - сказало Русое Дитя, и все засмеялись. А Дедушка нисколько не смутился и ответил: - Я просто глубоко задумался. Сказав эту странную фразу, он спросил: - Кто из вас помнит, сколько раз Часы играли свою Музыку вчера? - Двадцать четыре раза: двенадцать днем и двенадцать ночью, - очень быстро и уверенно ответил Папа, или Дедушкин Сын. - Они играют каждый час. - А позавчера? - И позавчера. - А третьего дня? - И третьего дня! - А когда мы с тобой познакомились, - обратился Дедушка к Бабушке, - сколько раз тогда играли Часы? - Наверное, столько же... - пожала плечами Бабушка. - А вот и нет! - воскликнул Дедушка. - Тогда они играли всего двенадцать раз: шесть раз днем и шесть раз ночью. - Он внимательно оглядел присутствовавших и строго добавил: - Это я точно помню. Потому что Бабушка каждый день заходила к нам на два часа: от одной Музыки до другой. И Дедушка опять задумался, только еще глубже, потому что растворил в чае без остатка сразу два сухарика. - И еще мне кажется, - наконец произнес он, - что, когда я был маленьким, Часы играли только шесть раз: три раза днем и три раза ночью... - Ты хочешь сказать, что Часы сломались? - спросила Бабушка. - М-м-м... - ответил Дедушка и погрузил в чашку четвертый сухарик: у Дедушки была большая чашка. В пять Часы заиграли привычную мелодию - и все прислушались к ней, словно в первый раз. Это была тихая Музыка - какая-то маленькая часть, кажется, менуэта, очень старого менуэта, очень красивого менуэта. Под менуэт этот полагалось раскланиваться, улыбаться и невозможно сильно любить друг друга. С тех пор все в доме начали следить за Часами, но они исправно шли и играли свою Музыку строго через каждый час. Скоро все забыли следить и стали просто жить дальше. Никто и не заметил, что спустя десять лет, когда не стало ни Дедушки, ни Бабушки, Часы играли свою музыку уже через каждые полчаса. На это не обращали внимания: ну, играют там Часы знакомую какую-то мелодию - и это значит, что, скажем, полшестого, и пора кончать пить чай. А больше это ничего не значит. Наконец подросло Русое Дитя, и как-то раз подросшее это дитя заметило, что теперь Часы играют через каждые четверть часа. “Вот странно”, - подумало подросшее дитя и вспомнило Дедушку, растворившего в чае без остатка четыре сухарика за один вечер. А через много-много лет, когда уже не было на свете ни Папы, или Дедушкиного Сына, ни Мамы, превратилось подросшее это дитя в Сказочника. Сказочник был известен в городе тем, что писал очень грустные сказки. Но все слышали о нем еще и потому, что жил он в доме с Часами, ни на секунду не прекращавшими играть свою Музыку. Сказочник был очень старым и очень одиноким. От того, что он был таким старым и таким одиноким, он редко разговаривал с людьми. Но, поскольку разговаривать с кем-нибудь все-таки было надо, он выучил на всякий случай много разных языков: язык птиц, язык ветра, язык книг, язык лампы... А когда Сказочник выучил и язык часов, он подошел к Часам с Музыкой и спросил на их языке: - Глубокоуважаемые Часы! Почему Вы играете без остановки? Может быть, Вы сломались? - Ах, нет, - отвечали Часы с Музыкой. - Мы не сломались... И Часы с Музыкой рассказали вот что: - Давным-давно, когда на свете еще не было даже Вашего Дедушки, дорогой Сказочник, нас сделал часовой Мастер. Он создал нас обычными часами, безо всякой музыки. Мы исправно шли себе за временем и ничего не играли, потому что и без нас в мире было много Музыки. Но потом Музыки стало меньше - тогда-то мы и заиграли. Музыки становилось все меньше и меньше - все чаще и чаще играли мы мелодию, которую придумали сами. А теперь, дорогой Сказочник, в мире и вовсе нет никакой Музыки... Потому-то и приходится нам играть без остановки. Это трудно, но ведь должна же быть в мире хоть какая-нибудь Музыка! Сказав так, часы поспешно заиграли снова. Это была тихая Музыка - какая-то маленькая часть, кажется, менуэта, очень старого менуэта, очень красивого менуэта. Под менуэт этот полагалось раскланиваться, улыбаться и невозможно сильно любить друг друга. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:24
	ТЯЖЕЛЫЙ МАГНИТ НЕОБЫЧАЙНОЙ ПРИТЯГАТЕЛЬНОЙ СИЛЫ Конечно, когда Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы впервые появился на письменном столе, первой не выдержала Кнопка. Она даже не пикнула, а просто бросилась к Тяжелому Магниту Необычайной Притягательной Силы так, словно всю жизнь только этого и дожидалась. И тут же воткнулась в его щеку острым своим носиком. - Добрый... гм... вечер, - оторопел Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы: он определенно помнил, что никогда прежде не был знаком с Кнопкой. – Ваше имя... простите, запамятовал... - Кнопка! Кнопка мое имя! – истошно запищала Кнопка. – Вы меня еще не знаете, но это неважно: я принадлежу Вам всем своим существом! - Спасибо, конечно... – растерялся Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, у которого всё не получалось взять в толк, как это возможно – принадлежать всем своим существом тому, кто тебя впервые в жизни видит. – А зачем Вы это делаете? - Делаю – что? – недопоняла Кнопка, практически впиваясь в Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы. - Ну... принадлежите мне всем существом, - разъяснил тот. Кнопка заливисто рассмеялась: - Да Вам нельзя не принадлежать всем своим существом... у Вас ведь такая необычайная притягательная сила! - Нельзя? – огорчился Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – Ну, нельзя так нельзя... И ему пришлось смириться с намертво впившейся в него Кнопкой. Между тем, Скрепка неподалеку тоже чувствовала себя очень беспокойно. Она просто вся извихлялась на своем месте, а потом истерически вскрикнула: «Ой, не могу больше!» - и со всего размаху влепилась в Тяжелый Магнит Необычайно Притягательной Силы, тут же и усевшись ему прямо на шею. - Скрепка, - коротко представилась она, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства. - Вы тоже ко мне? – задал глупый вопрос Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы. Скрепка посмотрела на него, как на идиота, и резонно произнесла: - Я же на Вашей шее сижу, кажется! - На моей, - едва заметно вздохнув, согласился Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – А почему Вы выбрали именно мою шею? - Можно подумать, у меня был выбор! – воскликнула Скрепка и вдруг горячо прошептала: - Я боюсь, что никто тут не сможет противостоять Вашей притягательной силе! - Никто? – с ужасом переспросил Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – Ну, никто так никто... Увы, это было правдой, причем правдой страшной. Один за другим, металлические предметы на письменном столе сдавались перед его необычайной притягательной силой. Скоро на нем собрались все остальные кнопки и скрепки, а к бокам прицепились перья и зажимы... Еще через некоторое время к нему практически прильнула металлическая Линейка, осторожными шагами подошли Ножницы, подполз на брюхе довольно увесистый Тюбик-с-Клеем. Впрочем, свободного места на Тяжелом Магните Необычайной Притягательной Силы уже совсем не оставалось: все просто лепились друг к другу, даже не разбираясь, зачем и почему они это делают. - Боже мой, - то и дело принимался размышлять Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, - откуда ж во мне такая притягательная сила? Вот уж наградила природа – так наградила... просто и света белого не видно! И это, надо сказать, было чистой правдой: весь белый свет оказался для него заслоненным предметами, не сумевшими противостоять его необычайной притягательной силе... ах, винить ли их за это? И он терпел - никого не виня и никого от себя не прогоняя. А однажды на письменном столе появилась замечательная Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике. Она была тонкой и ослепительно белой. Оглядевшись по сторонам, она сразу поняла всё, что происходило на этом письменном столе, поняла – и улыбнулась. И Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы почувствовал, что отныне и навсегда он влюблен в эту Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике. Тем же вечером ее зажгли. Огонек пламени был таким чистым и трепетным, что Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы не мог оторвать от него глаз. А когда Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике погасили, он обратился к ней из-под толщи насевших на него предметов, в обществе которых Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы напоминал растрепанного ежа. - Дорогая Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике, - сказал он, - не согласитесь ли Вы пройтись со мной по жизни рука об руку? Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике с улыбкой взглянула на него и ответила: - Будь я сейчас зажжена, дорогой Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, я сейчас непременно отрицательно покачала бы пламенем. Тут, на письменном столе, и без меня довольно тех, кто не прочь пройти с Вами по жизни рука об руку... так что руки у вас заняты. Да и видно Вас плохо... из-за Вашего окружения. - Стало быть... – кашлянул Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, - я Вас совсем не притягиваю? - Да мы ведь с Вами и сделаны из разного материала... – вздохнула Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике и умокла. «Вот мое сердце и разбито», - отчитался себе Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы и попытался было стряхнуть с себя всех, кто не мог противостоять этой силе... да где там! А на следующий вечер Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике снова зажгли – и Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы опять не мог оторвать глаз от ее чистого и трепетного пламени - до тех пор, пока пламя это не начало сходить на нет и Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы с ужасом не обнаружил, что Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике исчезает. - Не исчезайте, – крикнул он ей, – мне будет пусто без Вас! Но, в последний раз качнув своим пламенем, Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике еле слышно шепнула: - Какой Вы, однако, смешной!.. Я ведь только для Вас и горела. И тут все, облепившие Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, горестно вздохнули. Оно и понятно: кого же может оставить равнодушным такая красивая и без-на-деж-на-я история любви! Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:25
	РУЖЬЁ И СЕРДЦЕ - Э-э нет, так не годится, дружок, - сказала Мама, отбирая у Малыша Плюшевого Медвежонка. - Нельзя так тянуть Медвежонка за голову: ему больно. - А он плюшевый! И внутри у него опилки, - уверенно ответил Малыш. У Малыша были губки бантиком, которые он немедленно надул: его прервали на самом интересном месте. Вчера его Лучший Друг сказал ему, что внутри у Плюшевого Медвежонка опилки... но как выглядят эти опилки, ни Лучший Друг Малыша, ни сам Малыш не знали. А знать было надо! - У него внутри опилки! - повторил Малыш в надежде, что Мама тоже никогда не видела опилок и интересуется, какие они. Но Мама покачала головой: нет, не опилки. - А что? - То же, что и у тебя, - вздохнула Мама. - Сердце. - Разве у плюшевых тоже есть сердце? - Конечно, есть - только, разумеется, плюшевое. Сердце есть у всех, Малыш, запомни это. И Малыш запомнил это - что сердце есть у всех. У Плюшевого Медвежонка - плюшевое, у Резиновой Хрюшки - резиновое, у Пластмассового Зайчонка - пластмассовое, а у Куклы по имени Соня - у неё, может быть, даже и такое же, как у него, Малыша. Где-то Малыш слышал слова “Сердце надо беречь”. Теперь он понял эти слова: они означали, что внутрь - туда, где сердце, - лучше ни к кому не заглядывать. Потому что сердце надо беречь! На день рождения Малышу подарили Ружьё. Оно было металлическое и блестело. - Привет, Малыш! - сказало Ружьё. - Пойдем убьем кого-нибудь? - Нет, - сказал Малыш. - Мне не хочется. - Значит, ты не солдат, - разочаровалось Ружьё. - Если бы ты был солдат, тебе бы хотелось убивать. - У всех есть сердце, - ответил Малыш. - А сердце надо беречь. Ружьё расхохоталось: - Вот глупости! Cердце есть не у всех, запомни это. И Малыш запомнил. А Ружье продолжало: - У меня, например, нет сердца! А во-о-он Плюшевый Медведь. У него тоже нет никакого сердца и сроду не было. Он набит он опилками. Или Заяц Пластмассовый - он сделан из одного куска пластмассы: какое там сердце! Или Резиновая Свинья - в ней вообще ничего нет, одна пустота. - А почему она тогда пищит, когда на нее нажимаешь? - Просто из нее пустота выходит через дырку. Вот пустота-то и пищит... Когда мы их всех тут поубиваем - сам увидишь, что я не вру. Ну, пойдем! - А Мама? - вспомнил Малыш. - Она будет ругаться... - Не будет! - воскликнуло Ружьё. - Поздно ругаться, когда никого в живых не осталось. Тут Ружьё так красиво блеснуло и так звонко щелкнуло затвором, что у Малыша даже голова закружилась. Но он все равно сказал: - Я хочу немножко подумать... - Ну, что ж, - вздохнуло Ружьё, - подумать, конечно, можно. Но только... когда убиваешь, думать вообще-то ни к чему. Нужно просто делать вот так: пиф-паф-тррр! пиф-паф-тррр! Всё ведь только игра, Малыш! Запомни это. Всё на свете только игра. Малышу пришлось запомнить. Теперь он помнил уже три вещи. Первая - что сердце есть у всех. Вторая - что сердце есть не у всех. Третья - что всё на свете только игра. И тут Малыш растерялся. Из всего, что он запомнил, одно как-то не очень подходило к другому: все три вещи сразу в голове не помещались. Что-то из этого надо было выбросить из головы... только вот что? Проще всего оказалось выбросить из головы мамины слова - о том, что сердце есть у всех. Так Малыш и поступил. Теперь он помнил только две вещи: сердце есть не у всех и всё на свете только игра. Ружьё блестело и щелкало. Тогда Малыш беспечно улыбнулся и крикнул: - Ах, моё любимое Ружьё, пойдём скорее всех убивать! А если Мама будет ругаться, мы и её убьём - подумаешь! Всё на свете только игра. - Вот теперь я слышу слова настоящего солдата, - обрадовалось Ружьё. - Идём! И они пошли. Пиф-паф-тррр! - Плюшевый Мишка вниз головой свалился на ковер. Пиф-паф-тррр! - Пластмассовый Зайчонок покатился в угол. Пиф-паф-тррр! - Кукла Соня закрыла свои глупые глаза. Пиф-паф-тррр!.. После этого пиф-паф-тррр! раздался негромкий хлопок: это хлопнула Резиновая Хрюшка, из которой в один миг вылетела вся ее пустота. Малыш хотел было крикнуть ура! или мы победили!, но заметил, как при хлопке что-то выпрыгнуло из Резиновой Хрюшки и упало к его ногам. - Не обращай внимания! - крикнуло Ружьё. - Всё на свете только игра! Но Малыш наклонился и поднял то, что выпрыгнуло из Резиновой Хрюшки. Оно было резиновым. Оно стукнуло у него в руках два раза - тук-тук - и затихло. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:25
	ТЕНЬ, БРОШЕННАЯ НА АСФАЛЬТ В том, что Тень, о которой у нас пойдет речь, была брошена на асфальт, нет ничего удивительного: тени ведь куда угодно бросают. Я даже знаю одного человека, который бросил тень на всех нас, но после этого он стал мне настолько неприятен, что я даже имя его забыл. Так о чем я... Ах, да: то, что Тень бросили на асфальт, было неудивительно. Неудивительно, но болезненно: падать на асфальт, как известно, и вообще не слишком приятно. - Ой, - сказала Тень, брошенная на асфальт, и схватилась рукой за разбитое колено. Ей ничего не ответили - и она в задумчивости продолжала: - Лучше бы меня бросили на траву. Или на песок. Ей опять ничего не ответили - и тогда она совсем тихо добавила: - Лучше бы меня вообще не бросали... Но никаких сомнений не было: ее бросили. Тень посмотрела вокруг себя и увидела лежавшую на асфальте зеленую бумажку. - Здравствуйте, милая Зеленая Бумажка! - от всей души сказала она. - Вас тоже бросили? - Меня потеряли, - уточнила Зеленая Бумажка и гордо добавила: - Таких, как я, не бросают. - Простите меня, пожалуйста, за мой бестактный вопрос, милая Зеленая Бумажка, - сразу же раскаялась Тень. - И не смейте называть меня “зеленой бумажкой”. Мое имя Купюра. - Какое красивое имя! - восхитилась Тень. - Мне страшно неловко, что я назвала вас Зеленой Бумажкой... но я же не знала Вашего настоящего имени, дорогая Купюра! - Вот теперь правильно, - похвалила ее Купюра. - Именно дорогая Купюра: видите, какая на мне цифра? - Единица, - прочитала Тень. - Единица и за ней три нуля. - То есть тысяча, - охотно объяснила Купюра. - Я тысячная Купюра. Это большие деньги. Представляете, как горюет тот, кто потерял меня! И как счастлив будет тот, кто меня найдет! Тень не очень хорошо представляла себе это, но из вежливости, конечно, сказала: - Очень хорошо представляю! Тут Купюра вгляделась в нее попристальнее и с недоверием произнесла: - А на Вас я что-то вообще цифры не вижу... Это странно. Какая у Вас ценность? - У меня нету никакой ценности, - ответила Тень. - Я тень. Меня только и делают что бросают. - В этом нет ничего удивительного, - сказала Купюра. - Я бы тоже Вас только и делала что бросала! Не имеет смысла оставлять у себя то, в чем нет никакой ценности. - Не имеет... - согласилась Тень. Они помолчали. - Странно, кстати, что вас вообще подбирают, - снова заговорила Купюра. - Вот я бы, например, ни за что Вас не подобрала. А просто бросила бы, где стояла, - и забыла. - Так со мной, кажется, и поступили. - Тень вздохнула. - И больше, наверное, никогда не подберут. - Вот уж в чем на Вашем месте я бы не сомневалась, - заверила ее Купюра. В этот момент ее подхватил и унес ветер. - Теперь ветер будет очень богатым, - подумала Тень. - И сможет купить себе все, что захочет... например, целых сто порций мороженого. Не успела она это подумать, как заметила, что начинает сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее двигаться по асфальту - точно вслед за высоким человеком в плаще... тем самым, который и бросил ее на асфальт. - Минуточку, - сказала Тень. - Не подбирайте меня, у меня нет никакой ценности. Высокий человек остановился и посмотрел на нее с изумлением. - Почему Вы решили, что я подбираю Вас? - спросил он. - Да потому что Вы же меня и бросили, - напомнила ему тень. - Вы всегда меня бросаете. - А вот и неправда, - сказал Высокий человек. - Ничего я Вас не бросаю! - Бросаете... - вздохнула Тень. - Наример, в последний раз Вы бросили меня на асфальт - и я разбила колено. Вот... Тут она показала Высокому человеку разбитое колено - и тому сразу стало стыдно за свое поведение. Он покрасел и сказал: - Извините, пожалуйста, моя дорогая Тень! Я не нарочно... я просто как-то не обращал на Вас внимания. С этого времени Высокий человек стал вести себя совершенно по-другому. Он никогда больше не бросал Тень - ни на траву, ни на песок, ни тем более на асфальт. Всякий раз, когда он готов уже был бросить Тень, он опоминался и вместо этого осторожно клал ее у своих ног на специальный шерстяной коврик, который отныне всегда носил с собой. Тень сворачивалась на нем в комочек и никогда не забывала сказать: - Большое спасибо! А Высокий человек с улыбкой брался за веревочку, привязанную к коврику, и начинал аккуратно везти за собой уютно устроившуюся на нем Тень. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:26
	КАК ВЕРЕВОЧКА ВИЛАСЬ Это будет не просто рассказать - как Веревочка вилась: больно уж замысловато она вилась... Честно говоря, я и сам не видел никогда, чтобы та или иная веревочка вилась так замысловато! Большинство веревочек ведь как вьется: виток вправо - остановка, виток влево - остановка, виток вокруг - остановка... и никаких тебе перемен. А эта Веревочка вилась просто как Бог на душу положит. И не признавала она ни вправо, ни влево, ни вокруг: начнет, стало быть, виток вправо, а уйдет влево - и поминай как звали! А уж об остановках и говорить нечего: не было никаких остановок. - Так веревочки не вьются, - строго замечал Дедушка, наблюдавший за тем, как Веревочка вилась. Уж кто-кто, а Дедушка-то все про веревочки знал: он таких веревочек на своем веку сотни, а может быть, и тысячи перевидел. Потому-то Дедушке и верили:: раз говорит, что веревочки так не вьются, значит не вьются!. А Веревочка - вилась! И возникало впечатление, что дедушкины слова для нее ничего не значат. И еще возникало впечатление, что ей было все равно, как веревочки вьются.... - Дедушка, - говорили все вокруг, - да что же это у нас тут получается? Ты говоришь, веревочки так не вьются, а она вьется и вьется! В ответ на это дедушка только пожимал плечами и бормотал себе под нос: - Просто чепуха какая-то получается! А больше ничего не получается... Сказать по совести, Веревочка иногда она на минутку останавливалась и говорила себе: “Скорее всего, это чистая правда, что так веревочки не вьются.. Скорее всего, мне давно пора перестать так виться, а то прямо даже и неловко...” И она уже было совсем начинала переставать, и она уже было почти переставала, но в конце концов забывала переставать - и опять вилась как Бог на душу положит, потому что замечательное это было занятие - виться как Бог на душу положит!... - Простите, где Вы учились виться? - спросил вдруг у Веревочки некто... некто в белом. - С кем имею честь? - растерялась Веревочка: она никак не могла разглядеть говорившего. - Мотылек, - представился крохотный собеседник. - Мотылек из породы однодневок. - Рада познакомиться, - сказала Веревочка и тоже представилась: - Веревочка.. Веревочка из породы... - Тут она хорошенько подумала и исправилась: - Беспородная. А виться... виться я нигде не училась: у меня оно как-то само - вьется. - А у меня вот так само не вьется, - вздохнул Мотылек. - Нет, конечно, у меня тоже как-то вьется... но только не так здорово, как у Вас. Тогда Веревочка смутилась и сказала по секрету: - Самой-то мне иногда кажется, что не так уж и здорово... Дедушка вон все время недоволен: говорит, так веревочки не вьются. Уж кто-кто, а Дедушка-то все про веревочки знает! - Это точно, - согласился Мотылек. - Дедушка знает. - Он потому знает, что уже очень много лет на свете живет, - подхватила Веревочка. - И веревочек таких на своем веку сотни, а может быть, и тысячи перевидел. - А вот я ни одной не перевидел, - сознался Мотылек. - Я даже Вам больше скажу: я, кроме Вас, ни одной веревочки в жизни не встречал. - Он основательно вздохнул и вдруг с решительностью закончил: - Но вьетесь Вы все равно здорово. Мне почему-то даже кажется, что Вы лучше всех на свете вьетесь. Вейтесь так, пожалуйста, всегда! - Всегда она не сможет, - заметил случившийся поблизости Дедушка. - Потому что... потому что сколько веревочке ни виться - конец будет. - Нельзя сказать, что он произнес это с радостью... но и огорчения особенного в его голосе тоже не было. - Вот видите? - шепнула Веревочка Мотыльку и с грустью повторила: - Конец будет. Уж кто-то, а Дедушка-то про веревочки все знает! - Дедушка знает.... - опять согласился Мотылек, а потом опустился около Веревочки и совсем тихо - так, чтобы Дедушка не слышал, - сказал: - Но для Дедушки Вы просто одна из веревочек.... из тех самых веревочек, которых он на своем веку сотни, а может быть, и тысячи перевидел. Для меня же Вы е- единственная в мире веревочка, первая и.... и последняя. Вы вились, когда я появился на свет, и будете виться, когда я исчезну... а мне уже скоро исчезать: я из породы однодневок. И вот что я Вам скажу: для меня Вы так и будете - виться и виться, и Вам никогда не будет конца. Для меня Вы вечная Веревочка... даже не так: для меня Вы - вечность. С этими словами он действительно исчез, а Веревочка, горько вздохнув, продолжала виться. Она вилась под наблюдением Дедушки, который время от времени качал головой и строго повторял: “Так веревочки не вьются”. Впрочем, теперь уже Веревочка и вовсе не слышала дедушкиных слов: она вилась, вилась, вилась - и все не было и не было ей конца. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:27
	ТРАМВАЙНЫЙ БИЛЕТ, ЗАДУМЫВАВШИЙСЯ О ВЕЧНОМ Конечно, когда ты трамвайный билет, задумываться о Вечном смысла не имеет. Имеет смысл жить сегодняшним днем, потому как завтра ты уже недействителен. Да что там завтра... ты и вообще-то действителен только в течение одной поездки: так на тебе и написано – не очень крупными, но зато вполне и вполне четкими буквами: «Действителен в течение одной поездки». О поездке этой, стало быть, и надо задумываться! А о Вечном задумываться не надо. Но наш с вами Трамвайный Билет именно о Вечном задумывался – и с этим уж было ничего не поделать. А задумывался он так... спрашивал у себя: «Какое оно, Вечное?» - и задумывался. Даже сам Контролёр рукой махнул: только ему Трамвайный Билет протянули – весь измятый, измызганный... - как Контролёр с пониманием дела сказал : небось, о вечном задумался! И пошел другие билеты проверять, а на этот даже не взглянул. Потому что Контролёр знал: когда задумываются о вечном – становятся измятыми и измызганными. А кто о сегодняшнем дне задумывается, тот наглажен и опрятен. Сам Контролёр, кстати, был более чем наглажен и опрятен: наверное, потому, что он даже не о сегодняшнем дне задумывался, а вообще только об одной поездке. Так, стало быть, какое оно, Вечное? Трамвайный Билет огляделся вокруг себя в надежде найти кого-нибудь, кто поможет ему в его раздумьях, но все вокруг были такие наглаженные и опрятные, что спрашивать их было явно бесполезно. И Тамвайный Билет от отчаяния начал размышлять вслух: - Вечное – оно... оно всегда. Вот, например, если бы этот трамвай был вечным, то он ехал бы, и ехал, и ехал день и ночь по своему марштруту... - Я так, между прочим, и делаю, - сказал Трамвай. – У меня всего и есть что один перерыв на сон. Но сплю я мало: пять часов, с часу ночи до шести утра, а так я очень даже вечный! - Вечное не может быть с перерывом, - ответил Трамвайный Билет. – Если оно с перерывом, значит, уже не Вечное. Вечное – это когда без перерывов. - Без перерывов никто не может, - проворчал Трамвай. – Всем нужен отдых! А без отдыха у нас с вами никакой вечности не получится. Тут Трамвайный Билет прекратил поминатьТрамвай, потому что Трамвай явно не понимал его, и стал поминать Кондуктора: - Если бы Кондуктор был вечным, то он бы сидел, и сидел, и сидел на сиденьи со своей сумкой всю жизнь напролёт... - Я и так всю жизнь напролет сижу! – откликнулся Кондуктор. – Я уже знаете сколько на этом маршруте? Скоро двадцать лет, это целая вечность! - Вечному не может быть нисколько лет, - возразил Трамвайный Билет. – Даже и двадцать лет не может быть. А если Вечному двадцать лет, то оно уже не Вечное, а... а двад-ца-ти-лет-нее! - Я бы на Вас посмотрел... через двадцать лет! – обиделся Кондуктор и отвернулся к окну, бормоча: - Целых двадцать лет без отдыха!.. Ясно, что и Кондуктор не понимал Трамвайный Билет. Тогда он начал свои размышления снова – теперь уже думая о пассажирах. - Вот если бы пассажиры были вечные, они бы так и оставались, оставались, оставались в трамвае ... - А мы что, по-Вашему делаем? – сразу начали кипятиться пассажиры. – Мы и остаемся в трамвае – до поры до времени. Но потом мы выходим, а другие входят нам на смену! И так будет вечно! - Вечное не может быть до поры до времени! – упорствовал Трамвайный Билет. – Вечное вообще границ не имеет! И, если что-то продолжается до поры до времени, то оно уже не Вечное, а временное. И потом... когда одно сменяет другое, так что уж тут о Вечном-то говорить? С этими – даже немножко гневными! – словами Трамвайный Билет покинул вагон, причем покинул – будучи крепко зажатым в руке только что сошедшего на своей остановке Пассажира. На улице Пассажир хотел выбросить Трамвайный Билет в урну: так всегда поступают с трамвайными билетами... даже с трамвайными билетами, задумывающимися о Вечном. Потому как что ж еще делать с трамвайными билетами, на каждом из которых недаром ведь не очень крупными, но зато вполне и вполне четкими буквами написано: «Действителен в течение одной поездки»? Но тут Пассажир помедлил, разгладил Трамвайный Билет на ладони и вдруг рассмеялся: Трамвайный Билет оказался счастливым! Тогда пассажир достал бумажник и аккуратно положил Трамвайный Билет в самое надежное отделение. А потом сказал: - Так ты тут и будешь лежать у меня всегда! - Вечно? – с радостью спросил Трамвайный Билет. - Пока вечно, - ответил Пассажир, пряча бумажник за пазуху. Там, за пазухой, Трамвайный Билет услышал, как у Пассажира бьется сердце. Оно билось, билось и билось - так точно и уверенно, что было понятно: именно так, точно уверенно, оно и будет биться всегда. Трамвайный Билет расслабился и даже задремал: наконец-то в таком большом мире он нашел то, что было по-настоящему вечно! Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:28
	ИСТОРИЯ ОДНОГО РИСУНКА На листке бумаги была изображена одна... Впрочем, об этом, наверное, еще рано: никогда не следует торопиться - особенно в сказках. Торопиться - последнее дело: сказки становятся совсем неинтересными, если сказочник торопится. Стало быть, поговорим сначала не о самом рисунке, а о тех, без кого никакой рисунок просто невозможен: о Карандаше и Ластике. Вы ведь не станете спорить, что без них ровным счетом ничего не нарисуешь? А значит, Карандаш был прав, когда, полеживая себе на боку, вдруг заявил: - Без меня никак не обойтись. Впрочем, и Ластик был прав, когда, высоко подпрыгнув, ответил: - И без меня никак не обойтись. Тут бы им и улыбнуться друг другу! Тут бы им и начать рисовать дворцы с высоченными шпилями и прихотливыми балкончиками или сады с причудливыми фонтанами и ажурными беседками, а нет - так сердитых королей в коронах и горностаевых мантиях или капризных принцесс в золотых туфельках, печальных шутов в колпаках с бубенчиками или веселых слуг в расписных ливреях... Ан нет, не улыбнулись-таки друг другу Карандаш с Ластиком и не начали рисовать - совсем даже наоборот все получилось! Карандаш повел острым своим носиком туда-сюда и воскликнул: - Кто это тут говорит глупости? Тогда Ластик, на сей раз не только высоко подпрыгнув, но еще и перевернувшись в воздухе, тоже воскликнул: - Уж если кто-то тут и говорит глупости, то уж во всяком случае не я! При этом они очень грозно посмотрели друг на друга, словно были не Карандаш и Ластик, а например, молоток и топор! - Интересно, что бы Вы без меня запели, - хмыкнул Карандаш. - Вы только благодаря мне и существуете. Откажись я рисовать, Вам тут вообще делать было бы нечего. - Это Вы существуете благодаря мне! - Ластик от возмущения не только высоко подпрыгнул и перевернулся в воздухе, но еще и отскочил чуть ли не на метр... правда, потом сразу же и вернулся назад, чтобы продолжить: - Если бы я захотел, Вашего присутствия никто бы и не заметил! Я могу стереть всё, что бы ни вышло у вас из-под носика. - А я опять нарисую. - А я опять сотру. - А я опять нарисую! Понятно, что из такого положения выйти уже довольно трудно. - А Вы только попробуйте! - И попробую... Тут Карандаш вскочил и проворно заскользил по листу бумаги - получилась тонкая линия, линия горизонта. Кому ж непонятно, что почти все рисунки начинаются с линии горизонта? Но, не успев даже полюбоваться тонкой этой линией, Карандаш увидел, как Ластик, пыхтя, ползет по ней. И линия горизонта - ис-че-за-ет... - Ах, вот Вы какой! - рассвирепел Карандаш. - Ну, держитесь тогда! И он помчался наперерез Ластику, оставляя за собой острый зигзаг: это Карандаш молнию рисовал. Но едва лишь острие её дотянулось до Ластика, тот пополз вверх и стер молнию. Карандаш круто повернул влево и сломался. Его сразу же заточили - и он опять понесся навстречу Ластику, чертя нервным сколом грифеля две параллельные прямые - лыжню. А Ластик - вы только подумайте! - тут же улегся на лыжню эту резиновым своим брюхом, поерзал - и не стало лыжни. - Вы вредитель! - крикнул Карандаш. - А Вы пачкун! - крикнул Ластик. Понятно, что из такого положения выйти и вовсе уж было невозможно. Так что скоро от Карандаша остался лишь коротенький огрызок, а от Ластика - совсем тонкий резиновый лепесток. Тем не менее Карандаш снова во весь опор уже несся по листу бумаги. - Прекратите, вы с ума сошли! - нервно лязгнули Ножницы, с ужасом глядя на грязное и бугристое поле боя. - А пусть попробует нарисовать рисунок без меня! - верещал Ластик. - Это он пусть попробует стереть мой рисунок! - отвечал Карандаш. - Как-то даже не очень понятно, о чём Вы, - пожали серебряными плечиками Ножницы. - Ведь нет же никакого рисунка... есть только листок бумаги, весь измусоленный. Карандаш и Ластик с ужасом посмотрели друг на друга и тут только опомнились. Отведя глаза в сторону, они почти в один голос пообещали Ножницам: - Сейчас будет рисунок! Но увы и ах... Карандаш успел поставить только точку и тут же сломался, а Ластику удалось только доползти до точки - двигаться дальше у него не было сил. ... Погибли, погибли дворцы с высоченными шпилями и прихотливыми балкончиками и сады с причудливыми фонтанами и ажурными беседками... Погибли, погибли сердитые короли в коронах и горностаевых мантиях и капризные принцессы в золотых туфельках... Погибли, погибли печальные шуты в колпаках с бубенчиками и веселые слуги в расписных ливреях... Все погибло - из-за нелепой ссоры тех, от кого всего-то и требовалось, что улыбнуться друг другу и начать рисовать! Поведя серебряными своими плечиками, Ножницы долго смотрели на точку и потом огорченно спросили: - Это и есть ваш рисунок? Ну и ну... - Это и есть Ваша “История рисунка”? - сердито спрашиваете меня вы и, спустя некоторое время, добавляете: - Ну и ну... А мне вам, в общем-то, и ответить нечего. Ведь для того, чтобы написать “Историю рисунка”, необходимо, чтобы был сам рисунок. А если рисунка нет - откуда ж тогда взяться истории? Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:29
	ГЛОТОК СОКА - Там осталось еще что-нибудь? - спросил Дедушка у Бабушки, кивнув на высокую бутылку с золотой наклейкой. По наклейке бежали дети, держа в руках виноградные грозди. - Пустяки, глоток сока, - махнула рукой Бабушка и поставила бутылку на пол за холодильник. Конечно же, Глоток Сока очень обиделся, что про него сказали “пустяки”. Хорошенькие пустяки! Нужно было столько всего проделать, чтобы получить такой Глоток Сока, - размять сразу несколько крупных желтых виноградин, процедить через марлю и даже добавить сахару... А они говорят “пустяки”! За холодильником оказалось совершенно не с кем побеседовать. А раньше Глоток Сока беседовал с другими глотками сока, заполнявшими бутылку до самого горлышка. Обычно они вспоминали о тех временах, когда все они были не глотками сока, а виноградинами и висели на ветках, и просились в рот всем, кто шел мимо, покачивал головой и произносил: “Ну и виноград в этом году... прекрасный виноград!” Тогда они не знали, что ждет их дальше, и думали, что будут зреть и зреть, пока не превратятся в огромные золотые шары, а там... - неизвестно, как именно представляли они себе будущее, но оно казалось прекрасным. И не разочаровало их: виноград собрали в большие новые корзины и торжественно везли на автомобилях, а потом виноградины очнулись уже в бутылках, глотками сока - прозрачными и ароматными. И была зима. Тогда-то Бабушка и купила Дедушке бутылку виноградного сока, в которой был закупорен и наш с вами Глоток. Дома она познакомила Дедушку с виноградным соком, сказав: - Это виноградный сок. А Дедушка сразу признался: - Я очень его люблю. И все глотки сока тоже вмиг полюбили Дедушку и захотели немедленно напоить его собой. - До чего же вкусно! - восклицал Дедушка, понемножку отхлебывая виноградный сок из тоненького стакана. - Сразу вспоминается лето и дальние страны. И южное солнце, и южное море... И даже белый кораблик на волнах, и молодость, молодость! - Выпей сок сразу, а то он забродит. Он не может стоять долго, - предупредила Бабушка. В который раз вспоминая обо всем этом, Глоток Сока даже всплакнул за холодильником. Никому-то он оказался не нужен: так и остался в бутылке! - Я тоже не могу стоять долго, - думал он. - Они тут забыли меня - и я заброжу. Это неизбежно. И Глоток Сока действительно забродил. Он бродил по кухне унылыми шагами, и Бабушка, забыв о нем окончательно, спросила Дедушку: - Кто это там бродит в кухне? - Я не знаю, - отвечал Дедушка, - я сплю. А Глоток Сока бродил. Когда ему надоело бродить в кухне, он вышел в прихожую, побродил там, потом отпер дверь ключом, который всегда торчал в скважине изнутри, и отправился бродить по лестнице. - Кто это там бродит? - спрашивали друг друга соседи. И отвечали друг другу: - Мы не знаем, мы спим. А Глоток Сока вышел на улицу. Он бродил по снежной Москве - сначала по центру, потом по окраинам. Он уходил всё дальше и дальше, бродил по лугам и полям, по проселочным дорогам... Куда он брел? Ах, он и сам не знал: была зима, и от холода ему не хотелось думать. Но в мире становилось теплее - и Глоток Сока понял, что забрел куда-то очень далеко. Тогда он осмотрелся и постепенно узнал местность, в которой вырос. И ему вспомнилось лето и южное солнце, и южное море... И даже белый кораблик на волнах, и молодость, молодость! Вокруг, как и тогда, были виноградники: они тянулись до самого горизонта - без конца и края. Крупные зрелые виноградины с удивлением смотрели на путника, в котором они, конечно, не могли уже узнать родственника, и переговаривались между собой: - Откуда он бредет, этот путник? И тогда Глоток Сока обратился к ним: - Я бреду издалека. Я забродил в кухне, где забыли обо мне два хороших человека: они были очень немолоды - и у них была плохая память. Так что я забродил и бродил долго. И, пока я бродил, я понял, может быть, самое важное в жизни: никто не должен забывать ни о ком! Потому что, если кто-нибудь о ком-нибудь забудет, тот забродит, забродит, забродит... и забредет далеко-далеко и потеряется там. Глоток Сока вздохнул и побрел дальше, чтобы окончательно заблудиться и потеряться в мире, а крупные золотые виноградины не поняли, о чем это он. Они думали, что будут зреть и зреть, пока не превратятся в огромные золотые шары, а там... - неизвестно, как именно они представляли себе будущее, но оно казалось им прекрасным. Глоток Солнца остановился под южным солнцем, у берега южного моря и скользнул в воду, чтобы раствориться в ней бесследно. Но южное море, приняв в себя Глоток Сока, тоже забродило, забродило - и, грозное, могучее, побрело по большой земле и шумело на весь мир: - Никто не должен забывать ни о ком! Никто не должен забывать ни о ком. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:29
	САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ ИЗ ЗВЕЗД Этим летом с неба все сыпались и сыпались звезды. Впервые Бельчонок увидел падающую звезду сквозь сон: он на минутку открыл глаза, когда в ветвях дальнего дерева мелькнул огонек. Всю ночь Бельчонку снились светлые сны. - Мама, - спросил он наутро, - что это светилось ночью? - Звезды падали, мальчик, всю ночь падали звезды… - А почему они падают? - Они созревают. Созревают, как те орешки, которые мы собираем днем. Орешки ведь созревают летом. Бельчонок задумался. - А они съедобные – эти звезды? - Нет, - засмеялась Мама, - несъедобные. - Для чего же они тогда? - Для красоты! Для красоты... Между тем лето подходило к концу. И в самом конце лета вдруг куда-то исчезла мама. Бельчонок искал ее много дней, но тетушка Белка сказала, что теперь он будет жить один, потому что его Маму унес ветер. Бельчонок заплакал: он знал, что ветер уносит навсегда… Всю ночь он смотрел на небо, а посередине ночи так глубоко вздохнул, что с неба сорвалась звезда и начала падать: наверное, эта звезда созрела. Бельчонок высунулся из дупла и следил за полетом звезды. Она летела долго и пропала где-то далеко – может быть, в той самой пустыне, где Верблюды едят свои колючки. “Вот если бы одна звезда – пусть даже Самая Маленькая из звезд! – созрела и упала в наш лес! – подумал тогда Бельчонок. – Я обязательно бы разыскал ее и принес в дупло. И была бы в дупле Красота”. Бельчонок внимательно осмотрел все небо. И далеко-далеко в небе увидел он ее, Самую Маленькую из Звезд. Она была нежна. - Пожалуйста, упадите в наш лес! – тихонько попросил Бельчонок, и ему показалось, что Самая Маленькая из Звезд улыбнулась, а значит, согласилась. Бельчонок до утра не спускал с нее глаз: он боялся, что Самая Маленькая из Звезд упадет незаметно – и он не успеет проследить, куда. А ведь найти такую крошку в таком огромном лесу – дело нешуточное! Настало утро, и звезды погасли. Вместе со всеми погасла и Самая Маленькая из Звезд. - Ничего, - утешал себя Бельчонок. – Может быть, она упадет завтра. Наверное, пока она не созрела. Самая Маленькая из Звезд не упала ни на вторую, ни на третью ночь. Не упала она и тридцатую ночь. А между тем в лес пришла Осень. К ее приходу Бельчонок очень подрос, но никто в лесу не заметил этого: все подрастали вместе с ним – и для старых Белок он продолжал оставаться Бельчонком. Днями Бельчонок спал, а ночами караулил свою Самую Маленькую из Звезд, чтобы она, чего доброго, не созрела без него и не упала в лес незамеченной: как бы он тогда смог найти ее? Однажды в дупло к Бельчонку заглянула тетушка Белка и, увидев, что он спит днем, страшно рассердилась. И в самом деле: давно пора было начинать сбор грибов и орехов, потому что зима обещала быть холодной. После ухода тетушки Белки Бельчонок опять заснул: он берег силы, чтобы по ночам сторожить Самую Маленькую из Звезд. Дни становились все короче – и белки целыми днями носили в дупла грибы и орехи. Только Бельчонка не было среди них – и тогда все решили, что это самый ленивый и глупый Бельчонок на свете. - В том конце леса, - говорили теперь мамы своим бельчатам, - живет один Бельчонок. Он целый день спит и совсем не готовится к зиме. Это самый ленивый и глупый Бельчонок на свете! В самом начале зимы к Бельчонку снова наведалась Тетушка Белка. На этот раз она была не одна. Вместе с нею пришли Взрослые Сыновья и Очень Взрослая Дочь Тетушки Белки. - Ты, я вижу, опять только что проснулся, - изумилась Тетушка Белка. – А дело близится к вечеру. До первого снега осталось несколько дней. Ты еще мог бы успеть сделать кое-какие запасы, чтобы продержаться зимой хотя бы впроголодь. - Зима будет морозной, - в один голос сказали Взрослые Сыновья Тетушки Белки. А ты ведь не знаешь еще, что такое морозная зима, - продолжала сама Тетушка Белка, - это ужасно страшно. Ужасно, ужасно страшно! – подхватила Очень Взрослая Дочь Тетушки Белки, а уж она-то знала все! …Вот и наступила зима. Сидеть в холодном дупле и стеречь Самую Маленькую из Звезд становилось все труднее. В конце концов истощились запасы орешков, сделанные еще мамой Бельчонка. А когда случился Самый Страшный Мороз, Бельчонка и вовсе оставили силы. - Ну, что ж, - подумал он, разгрызая последний орешек.. – Самая Маленькая из Звезд все еще не созрела. Я скоро замерзну – и меня унесет ветер. Так я никогда и не узнаю, куда упала моя звезда. Подумав о маме, которую унес ветер, он вздохнул так глубоко, что далеко-далеко в небе качнулась Самая Маленькая из Звезд, - качнулась и полетела вниз.. Самая Маленькая из Звезд упала прямо в дупло к Бельчонку – и там стало тепло. Бельчонок согрелся и уснул крепким сном. А проснувшись, он нашел рядом с собой все еще горячий кристаллик, горевший ярким светом. Бельчонок сразу узнал Самую Маленькую из Звезд. - Здравствуйте, - сказал он. – Наконец я дождался Вас! И, подняв над головой Самую Маленькую из Звезд, Бельчонок выпрыгнул из дупла… На земле начиналась весна. Растрепанная Ворона подлетела к Бельчонку и, взглянув на его звезду, сказала: - Отдай ее мне! Бельчонок, прижав к груди Самую Маленькую из Звезд, покачал головой. - Да для чего она тебе? – удивилась Растрепанная Ворона. Для красоты, - ответил Бельчонок. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:31
	МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ Мечты сбываются, это каждому понятно. Пусть и не сразу сбываются, пусть даже сначала подолгу не сбываются, но потом все равно обязательно сбываются. Иногда про какую-нибудь мечту кажется: эта-то уж не сбудется никогда, а посмотришь через некоторое время - сбылась! И ничто так хорошо не умеет сбываться, как мечты, хотя... чего ж тут удивляться: мечты - они на то мечты и есть, чтобы сбываться. Иначе никак. Иначе это у нас не мечта получится, а просто заблуждение одно - и всё. Заблуждениям сбываться совсем не обязательно. Правда, очень трудно предугадать, когда именно та или иная мечта сбудется, но это уж не наше дело. Это мечты дело, когда ей сбываться. Когда захочет - тогда и сбывается. И вот одна Светлая Мечта решила наконец сбыться. Она целых много лет не сбывалась и уже устала. Да и время ей подошло: тихий морозный вечер. Такие вечера нарочно придумали, чтобы мечты сбывались. Светлая Мечта как следует приготовилась начинать сбываться. Она даже придумала себе специальное такое платье - белое, с маленькими золотыми цветками, и до полу - с особенным длинным шлейфом, только шлейф уж был без цветков, а с одними веточками из чистого золота. И вот она надела это платье со шлейфом и пошла выходить на дорогу. - Вы куда это собрались, такая необыкновенно нарядная? - спросила ее Другая Мечта, которая тоже пока не только не сбылась, но, похоже, и вообще не собиралась сбываться. - Я, такая необыкновенно нарядная, собралась идти сбываться, - ответила Светлая Мечта и светло, как ей и положено, улыбнулась. - Вы что, с ума сошли, сбываться в такое время? - сразу же закричала Другая Мечта. - Никто в это время не сбывается, да и не такая совсем обстановка, чтобы уже сбываться. - А я думаю, пора. И обстановка самая что ни на есть подходящая: тихий морозный вечер! Вполне можно пойти сбыться, - и Светлая Мечта, опять улыбнувшись (конечно же, светло!), осторожно приподняла пальчиками длинный шлейф... - Да как же подходящая обстановка, когда никому ни до чего? Сейчас как раз ничего сбываться не должно: никто даже не ждет, что найдется какая-нибудь одна сумасшедшая мечта, которой именно теперь приспичит сбываться! - Что значит “приспичит сбываться”? - чуть было не обиделась Светлая Мечта. - Все-таки было бы очень неплохо, если бы Вы выбирали выражения. - Ах, да не в выражениях дело! - отмахнулась Другая Мечта. - Вы вот сколько не сбываетесь? - Очень долго! - горячо раскаялась Светлая Мечта. - Много лет уже не сбываюсь, прямо измучилась вся... И так ужасно хочется сбыться. - Вы просто безрассудная какая-то мечта! - Другая Мечта даже пальчиком покрутила у виска. - Придет же такое в голову - сбываться... Вы хоть отдаете себе отчет в том, что это значит? - Я не в таких с собой отношениях. чтобы требовать у себя отчета... - Но ведь Вы же погибнете! - ужаснулась Другая Мечта. - Сбыться - это и значит исчезнуть: пока Вы мечта, Вы есть, а сбылись - и нет Вас, кончено! Не приятнее ли танцевать с другими мечтами в хороводе при сиянии луны и никогда не сбываться? Я вот уже всю жизнь не сбываюсь и сбываться не намерена! - Значит, - очень хорошо подумав, сказала Светлая Мечта, - Вы не настоящая мечта, а простое заблуждение. Или иллюзия. Потому что мечты - они сбываются. - И не иллюзия, и не иллюзия! - завозмущалась Другая Мечта. - Я, может быть, даже побольше мечта, чем Вы. А только я все равно не сбудусь, потому что нечего там! Хоть ты тут меня режь! Светлая Мечта не совсем поняла, как возможно резать мечту, но ничего не сказала, а только еще чуть повыше приподняла свой шлейф и сделала шаг вперед. - Вы погибнете! - прокричала вслед Другая Мечта, или просто Иллюзия. - Останьтесь с нами, Вы такая красивая - и нам, честное слово, будет не хватать Вас в нашем хороводе при сиянии луны... Не сбывайтесь! - Прощайте! - и только маленькие золотые цветки да веточки из чистого золота прочертили по снегу ослепительные полосы... В тот же самый момент два очень пожилых человека чуть не столкнулись на полутемной улице. Они едва узнали друг друга, а когда узнали, долго стояли молча и не верили глазам своим. Потом сказали чуть слышно: - Быть этого не может! А вокруг них со всех сторон плясали по снегу маленькие золотые искры и длинные лучи из чистого золота, в которых даже очень внимательный наблюдатель ни за что не узнал бы ни цветков, ни веточек, а увидел бы только искры и лучи - только искры и лучи от стоявшего поблизости уличного фонаря. Но ведь искры и лучи - это тоже совсем не так мало. Цитировать
Е.К. Гость	Добавлено: 06-09-2006 17:32
	ЛЕГЧАЙШЕЕ ПОКА Ой, сколько носовых платков было на пристани: целый огромный ворох носовых платков! Все они были тяжелыми – одни больше, другие меньше: это зависело от того, сколько в них наплакали. В некоторые, кстати, наплакали столько, что хозяева едва удерживали их в руках. Кое-кто пытался выжимать свои платки прямо в открытое море, но платки тут же намокали снова. Это было время Большого Прощания: огромный корабль отплывал от пристани.. А какие слова летели с берега на борт!.. Даже “Я люблю тебя” один раз пролетело – огромной белой птицей с размахом крыльев метра в два. Другие птицы были поменьше. Была птица “Я скоро приеду к тебе!”, была птица “Береги себя...”, была птица “Обязательно напиши, как только прибудешь!”... каких только птиц не было! А была и совсем маленькая птичка – легчайшая птичка из породы “Пока!” - Пока! Легчайшее Пока почти растворилось в этой бесконечной стае: ему казалось, что его не видно ни с борта корабля, ни с берега. Растерявшись от такого скопления птиц, Легчайшее Пока вдруг даже забыло, куда ему лететь... неужели туда же, куда и всем остальным птицам? Оно оглянулось на берег – и не смогло найти того, кто отправил его в полет: куда хватало глаз, белели носовые платки – и очертания их владельцев терялись на берегу. Легчайшее Пока, уворачиваясь от крупных птиц, на секунду задумалось: “Не долететь ведь!” Тем более что корабль уже отплывал от берега – и догнать его не оставалось никаких надежд. Хорошо им, крупным птицам – с большими крыльями: два взмаха – и ты на корабле! А потом... их ни с кем не перепутаешь: они-то точно знают свое назначение. Вот та, самая большая - “Я люблю тебя!”, - летит к капитану: он стоит на капитанском мостике – и золотые пуговицы блестят на его кителе. Такого не потеряешь из виду: выше его на корабле никого нет. А вот эта серая птица “Береги себя...” явно направляется в сторону боцмана: он уже и объятья распростер... еще бы: приятно, когда о тебе на таком расстоянии заботятся. Да уж что говорить о капитане и боцмане... каждый матрос и тот высматривал свою птицу! Только Легчайшее Пока, похоже, не высматривал никто... а потому было даже и непонятно, стоит ли вообще тратить силы на этот долгий и трудный полет. Невелика радость – поймать “Пока!”... то ли дело “Я люблю тебя!” - на худой конец “Обязательно напиши, как только прибудешь!” Легчайшее Пока остановилось в воздухе и снова взглянуло на берег. Выражений лиц владельцев носовых платков уже было не различить, да и самих платков вдоль пристани стало уже не так много. Оно и понятно: держать их становилось все тяжелее и тяжелее, так что многие владельцы разошлись по домам – в надежде, что отправленные ими на далекий борт птицы уже долетели. Так и было: самые большие птицы давно приземлились на корабль, принеся на своих крыльях особенно сильные чувства. Только птицы средней величины – “Не грусти!”, “Держись!”, “Будь молодцом!” все еще наперегонки летели в сторону корабля. Легчайшее Пока отстало совсем: ему становилось все труднее бороться с ветром, гулявшим над вечереющим морем. В последний раз обернувшись на берег, оно уже не увидело ни носовых платков, ни их владельцев: все давным-давно покинули пристань. Только одна совсем крохотная фигурка все еще оставалась на берегу – почти незаметная, но Легчайшее Пока сразу узнало её: это она, крохотная фигурка, отправила его на борт корабля. В руках у фигурки вовсе не было носового платка, да и сама поза казалась почти беспечной: фигурка облокотилась на перила и смотрела вдаль, на уходящий корабль. И тут Легчайшее Пока почувствовало прилив сил – и снова замахало крыльями. Морской ветер и наступающая ночь почему-то уже не пугали его. Оно долетело до борта корабля только глубокой ночью, когда капитан, боцман и большинство матросов уже спали. На нижних палубах, куда опустилось Легчайшее Пока, было тихо и пусто. “И что мне тут делать? – спросило себя Легчайшее Пока. – Похоже, я так и не найду того, кому я послано... Стоило бороться с ветром и темнотой, чтобы оказаться здесь в полном одиночестве!” Легчайшее Пока полетало над нижней палубой и поднялось на пролет выше: верхняя палуба тоже была пуста. “Так я и знало! - усмехнулось Легчайшее Пока. – Никто тут не ждет меня. Да и какая во мне ценность? “Пока” говорят тогда, когда прощаются на час... На то оно и легчайшее!” И в эту минуту откуда-сверху упал на верхнюю палубу совсем маленький вздох. Легчайшее Пока закинуло голову и не поверило своим глазам: на верхушке самой высокой из мачт примостился юнга. В руках его был бинокль, прижатый к глазам, - и стекла бинокля были направлены к берегу. А на берегу, беспечно облокотясь на перила, все еще стояла крохотная фигурка – и, кажется, собиралась стоять так дальше: все то время, пока корабль в пути, и до тех пор, пока он не вернется назад. Тогда Легчайшее Пока поднялось к верхушке мачты и совсем осторожно опустилось на плечо юнги, который все смотрел и смотрел в бинокль. Он даже почти и не почувствовал прикосновения птички из породы “Пока!”. Цитировать
Это я, Шунь! Гость	Добавлено: 22-02-2009 00:47
	Спасибо, но тут мало... Цитировать
нет, Шунь - это я! )) Гость	Добавлено: 22-02-2009 12:18
	Наташ, да я только для затравки - мысль подкинуть )) на готовый состав для книжки ж целиком и не расчитывала Цитировать

Страницы: 1

Отвечать на темы в данном разделе могут только зарегистрированные пользователи

Отвечать на темы могут только зарегистрированные пользователи