Оренбургский роман.

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- СТИХИ Копирайт (с.) как бы: рассылки. Чаю, кофе...? personal service offstage По реке бытия... / СТИХИ / Оренбургский роман.

Страницы: 1

Автор	Сообщение
Key dach Гость	Добавлено: 20-05-2006 06:11
	Оренбургский роман (поэма в трёх частях) Часть первая. Где-то посередине.... Глава 1 Уйти в себя, забыться, чтобы Почти проснувшись, всё же спать. Бессменных дней угрюмый топот В попытке живоописать, Я принимаю мат без пата, Но если ( невозможно!!!) бы Он обошелся без распада Моей придуманной судьбы. Куда-то в ночь направлен вектор, И суетливая тщета Всё тщится за границей спектра Придумать новые цвета. Казарменная серость улиц, Бесформенный абрис аллей, Ненужная жара июлей, Ненужный холод февралей. Ненужное... И чей-то ужин, Где вкус чурается имён, Который в общем-то не нужен Как и нуждающийся в нём. Глава 2 Плывя против теченья присных, Здесь остаётся лишь прощаться С людьми. И зубы крепко стиснув Ежесекундно возвращаться К вещам, которые надолго. И в тело города вторгаться, И в зыбком мареве без толку Кружиться, падать, продвигаться. Глядеть через нагретый воздух На лица прячущих испуг, Что был намеренно воссоздан И воплощён в дрожжаньи губ. Поняв не мыслями, но кожей, Что даже быть не в ихней власти, Здесь тихо смотрят на прохожих Сквозь призму искреннего счастья. Из окон, сквериков, парадных, Где ветер плещет голоса, Глазами пожирают жадно Чужие мутные глаза. Глава 3 Отбросив в сторону текучесть Слов, отрицая невозможность Хоть как-то повлиять на участь - Здесь и хотеть довольно сложно. Когда потухнувшим окурком День разотрёт горизонтальность. Звучит, звучит над Оренбургом Несомый ветром звон кандальный. Несётся, отрицая лепет Сухих степей и человека, Вне города, реки и неба, Помимо нас, помимо века. И попадает, как вороний Крик отливаясь чёрно-красным, Вполне предметнопосторонним В зрачок измученного глаза. Протёртый временем и пылью До состоянья фотоснимка,- Как бабочка сложивши крылья,- Для нас почти что невидимка. Глава 4 Проулки, улицы, конторы И вымерший жилой квартал. Повторы, вечные повторы В словах, звучащих изо рта Здесь вынуждают повторяться, По тем же улицам ходить, И никогда не удивляться, И новых выродков плодить В угоду городу и числам Статистики. Из-за углов Сарказмом разбивая мысли Чужих мечтательных голов. Зато зимой собачий холод, Собаки воют на дворе. И мрак разбросанно исколот Неслышным гулом фонарей. В окне кивает лысый тополь, На потолке играют тени, И страх убористо заштопан Надеждой новых воскресений. Глава 5 Чужих имён немая сирость, В плену систем Былых времён. И каменная сырость Кирпичных стен Промозгло холодит и не умеет Кого-нибудь согреть. Хрипит гортань В попытке выразить то, что не разумеет И мысль создать. Слова - фундамент, крыши из любовей, А стены из привычки убеждаться В реальности себя. И в каждом слове Звучит как бы желанье удержаться На этой зыбкой, призрачной основе. И сон зовёт пока ещё живых В свои объятья. Спящий невиновен, Но Те Кто Спят, конечно, не правы. До одури гуляющие толпы... Какой прогноз погоды не пророчь Остолбенев от жара, ртутный столбик Пытается взорваться в эту ночь. Глава 6 Когда закатный луч прожжет зрачок, на- Поминая этим папиросу, Вечерний блик останется на окнах Изогнутой параболой вопроса. А окна жёлты, как глаза чудовищ, Которые задумались о вечном, Когда закат, последним из сокровищ, Тихонько убивает человечность. ( Занудливо и грустно излагая О городе, закате и окошках, Себе напоминаю попугая Которого волнуют только кошки. Но кошки, слава богу, за решёткой. Не я, они. Задумчиво пугаясь, Я повторяю множество нечётких, Туманных откровений попугая.) И в городе, где всяк предпочитает Своё чужому счастью миллионов, Чудовища, наверно, обитают В прокуренных гробах своих балконов. Глава 7 Погрязнув в добре, чи- Сто вымыв ладони, Послушаем речи Несчастных чудовищ: Мы не-не-на-ви-дим И да-же всех лю-бим, Чем боль-ше люб-ви, тем Бе-зум-нее лю-ди. Мы хо-дим в мун-ди-ре Из-мя-той лю-бо-ви В при-ду-ман-ном ми-ре Лю-дей и чу-до-вищ. И дней ве-ре- Ни-цы ус-та-ло пле-тут-ся, Без-ум-цы не ве-рят В чу-жие без-ум-ства. Так жизнь ко-ро-тает Се-кун-ды про-щанья, Бе-зум-цы меч-та-ют В глу-бо-ком мол-чаньи. Глава 8 И диск луны на небе посиневшем Не в силах в парке парочки смутить. Он маленький и тусклый, но сумевший До города сквозь небо досветить. До города, домов и подворотен, До речки, продолжающей белеть, До каждого из тех, которым вроде Чего-то жаль, хоть нечего жалеть. Тоска в груди, и что-то глухо ноет Под крышами придуманных театров, В которых, утешаясь, параноик Дни напролёт играет в психиатра. Любовь и боль меняются местами Из чувства вековечного протеста, И в жизни, незаполненной годами, Трагедии всегда найдётся место. Поэтому если ты верен своей одной, Только её черты в памяти рисовал, Забудь на время о ней под этой бледной луной Мутный её кругляш в глаза вписав овал. Глава 9 Раскалённая ночь обитает в подъездах домов, Выходя на дневной моцион чёрной тенью у стенки. И речной горизонт безнадёжно глотает комок Отражённого солнца деревьями в две шеренги. А вокруг золотое, пустое, слепое ничто - Перевёрнутый мир с чёрно-белой придуманной болью, Проникая лучом за бессмысленность жёлтых штор, Осторожно приникнет пятном к твоему изголовью. Так, привычно ругнувшись заботливым "Чёрт возьми!" Поднимаясь, идут открывать запоздавшему гостю. Так придержат спиной эту дверь, чтоб не хлопать дверьми. Так потом будут хлопать по ней, по спине, подавившейся костью. Так истлевшая нить, обрываясь, приводит в тупик, В замешательство. Время заходит в музеи Чтоб потом, через тысячу лет, опять наступить, Поглазеть на себя, погулять в тишине Колизеев. Так идущий вперёд не находит дорогу назад, И начало начал безнадёжно затянуто пылью, Так, когда темнотой слепоту превозмогнет закат, "Посмотрите, светает",- тихонько скажут слепые. Глава 10 И вот я завершаю эту часть, Ещё один кусок бездумно прожит, Споткнувшись, опасайся не упасть, А только то, что снова встать не сможешь. Бреди, ползи до самого конца, Юродствуй, пресмыкайся, унижайся, Не защищай ни чести, ни лица, А только бесконечно продолжайся. Кричи, вопи, беснуйся, не молчи, Беги сквозь ночь спешащими часами. Хоть как-нибудь, но всё таки звучи: Троллейбусами, ветром, голосами. Рисуйся, дон кихотствуй и молись, Стучись в окно живыми светлячками, Покуда эти окна не зажглись Чуть пыльными, стоваттными зрачками. Старательно включай в видеоряд Мосты, столбы, детей и черепицу, И помни то, что боги говорят Лицом к лицу с имеющими лица.
Key dach Гость	Добавлено: 20-05-2006 06:12
	Часть вторая. Начало конца... Глава 11 Здесь дым из труб рождает синеву Не в небе, - в лицах. Нужно умирать, Но я ещё старательно живу, Похожий на уснувшее Вчера. Базары, перекрёстки, челноки, Снующие по полотну Судьбы, Кроящие умело пиджаки, В которых мы уляжемся в гробы. Чужие закадычные друзья Глотают закадычные комки, Не видя пламя мёртвого огня И мёртвые в зрачочках огоньки. Зачем мечтать, придумывать и петь? Зачем страдать и к вечному тянуться? Но всё же постарайся оглянуться И напоследок что-то прохрипеть. Не слушай голос, говорящий "Вон", Сними венок и дай ему пинок. Окончен сон, а погребальный звон- Будильника услышанный звонок. Глава 12 Стихи, слова и горькая начинка Кошмаров, заполняющая сны,- Ничто и наша жизнь песчинка Меж жерновами Солнца и Луны. Истреплется, износится, сотрётся В труху и золото, и память, и свинец- Её близнец. А под конец упрётся В саму себя и собственный конец. И выльется в сухое окончанье Самой себя. Тем более милей Простор полей, и мерное звучанье Шагов прохожих в шуме тополей. Тем более понятен бег ручьёв, Бег времени, спортсменов и прогресса. Круженье мыслей, не имея веса Тем самым схоже с бегом света звёзд. Так жизнь звучит на сотни голосов Стучаньем в дверь, вагонов перестуком, Сердечной мышцей, тиканьем часов: Коротким и отрывистым тук-туком... Глава 13 Я шепелявю порванной губой В минорно-ироническом ключе, И боль играет в шахматы с судьбой, И бьётся тишина в параличе. И сердце трепыхается в груди, Как бабочка, накрытая сачком. И энтомолог ласково глядит, Укладывая бабочку ничком На чёрный бархат, оставляя след Осыпавшейся радужной пыльцы. Он хочет уберечь её, но нет Теперь её. Уходят беглецы, Оставив исковерканную грусть О времени, когда она была, Возможно, чем-то большим, Чем два её крыла на бархате стола. Я грусти не коснусь... И в синем небе жёлтый мотылёк Пытается зависнуть в пустоте. Он думает, что вечен и далёк От бабочки со шпилькой в животе. Глава 14 Видно, что-то зовёт На прошедшие дни оглянуться, И придуманный лёд Позабыть, растопить, обмануться. Стать холодной водой, Утекая сквозь пальцы столетий, Через дырочки лет на пробитом судьбою билете. Видно, кто-то нас ждёт В завершении этой дороги, В окончании снов О себе, где мелькают тревоги. Видно, кто-то стоит У развилок, дорог и обочин, Вдоль которых идут вереницами дни и ночи. И в прореху зонта Окунается синяя небыль, Наша память как та Антикварная пыльная мебель, Помятуя о том Что в кармане твоём не густо Выбиванье себя превращает в раздел искусства. И гудят поезда, Тормозя у своих перронов, Чья-то совесть чиста, Мелодично кричат вороны Над вечерней зарей И под полной луной несмело Загорится звезда за последним неба пределом. Прохожу мимо них, Вдоль домов, зажигающих пятна Желто-белых окон, а они Уплывают обратно. В полумрак за спиной, В золотую невидимость кожи И струится вино фонарей на следы прохожих. Глава 15 Прохожу мимо парка, В котором гуляют пары И при свете огарка Луны рисуют инициалы: В плюс А равно Л, Или что-нибудь в этом роде И закон вытеснения тел уступает закону плоти. Протяни мне ладонь, Протяни мне ладонь на прощанье, Расскажи мне про то, Что скрывается за мелочами Наших ссор и обид, До обидного малопонятных... Почему я не вижу тебя, моя Ночь, - только чёрные пятна.... Только черные пятна В кострах прорастают тревожно, И сгорают в огнях Наши правды, сомнения, ложи. И огонь, как вода, Отражает угрюмые лица, Из зрачков вытесняется ночь и бессильно злится. То, что будет потом, После нашего долгого марша По дорогам, тропинкам, Любовям и памяти нашей Только тени и свет Окончания. Сон прекратился - Ты отправился в ночь, а потом из неё возвратился. Я люблю тебя, Ночь, Чуть гортанный и ласковый голос Говорящий со мной Об отсутствии времени. Хронос- Он не видит во тьме, Умирание - скорость зренья Различать на свету характерные знаки старенья. Глава 16 Слабый ветер перевёртывал страницы Книги жизней после первого прочтенья, И задумчиво гуляли близ больницы Умирания, болезни и рожденья. Забывались, забивались в чью-то память, Оставались, остывали, леденили Чьи-то боли. И гуляли вместе с нами, И страдали вместе с нами и любили. Безнаказанно бродили чьи-то вины, И смертельные усталости устало Умирали. Величавые руины Восходили на руины пьедесталов. Восходили ради вечности на время, Ради формы из гранита или бронзы. Превращались в элементы точек зренья, Как какие-нибудь литий или стронций, Как какой-нибудь Набоков или Бродский. Коих в обществе тупиц и прочей швали Содержали содержатели киосков. Продавали, предавали, забывали.... Глава 17 Правил нет, но существуют исключенья Даже здесь. И не без основанья, Потому что жизнь не придаёт значенья Твоему в ней сосуществованью, Наряду с кровососущей тварью (типа мошки, гнуса, комара). Кровное родство вполне буквально Соответствует привычке умирать. Жизнь и смерть ликующе танцуют Под бренчанье струн, нажатье клавиш. Разве что пока не существует На планете комариных кладбищ, Комариных баров-ресторанов, Живописи и архитектуры, Комариных басов и сопрано, И всего, что числится культурой. Но не могут репелленты и кордоны Защитить от ярости звериной, Человечество - один огромный донор Для бессмертной расы комариной. Глава 18 Нам не стоило, наверное, рождаться В этот мир на всё имеющими мненье, Для того, чтоб ежедневно убеждаться В неприятии, уходе, отторженьи. В атмосфере недосказанности сильно Тянет высказаться и покончить с фоном, На котором существует говорильня По закону нерабочих патефонов. Надоело соглашаться и смиряться, И послушно утирать лицо от вздора, Надоело бесконечно повторяться В этом мире бесконечного повтора. Всё, довольно, шабаш, баста, хватит.... Нитью смысла между строчек извиваясь, Я хотел бы дотащиться до кровати И свалиться на неё ( не разуваясь).... Чтоб оставить за спиною эти толки, Эти правила о правилах приличий. Надоело. В этом мире кормят волка Только ноги догоняемой добычи. Глава 19 И поэтому вновь Воскресая на время, В пустоту поколений Проливаешь вино Ярких строчек и слов. Тишина дорожает, И добро порождает Неумелое зло. Ты лежишь на ковре Из усталых пророков, И царапает локоть Тишина в сентябре. И пригоршнями сажи Притупив очертанья, Приглушив щебетанье Твоего персонажа Щебетанием боли. Так когорты ромашек Дополняют пейзажи Минного поля Лепестками соцветий. Так усталые звёзды Летят из района Больших Медведиц. Можно вычислить угол, Синусом покалечив, Под упавшее небо можно подставить плечи,- Но не вылечить кукол. Чью-то кровь можно представить синей Благодатью небес. В принципе утончённый Жизнефоб белое видит чёрным... Но не вычислить Имя Легиона. Пробовал, но не смог... Если даже свое имя, если его примерить Вслух, оставляет звук хлопнувшей двери... Нет, абстракцию не посадить под замок. Хотя, конечно, было бы здорово, право Слово, вместо того, чтоб стареть, Спросить:" Вы Cмерть? Вот ордер на ваш арест. Вы имеете право...". "Нереально" - скажете? " В свете последних теорий Представляется невозможным..."? Жизнь - это Смерть, механизм которой изношен; Смерть - это Истина, полная аллегорий. Некто, почивший в бозе или же нетопы\'рь, Чёрная его клякса на фоне жёлтой луны, Призраки у могилы, в которой пыль Кажется достоянием старины. Странник, низко опущенный капюшон, По сторонам дороги пятнышки глаз, Старое кладбище, полузабытый лаз, Замок, в котором время грызёт донжон. Маленький остров, маяк, служитель и вечер Кажется здесь ненужным, как корабли Что иногда мелькают в серой дали С надписью:" Порт назначения - Вечность". Это не важно, море глотает медь Красного солнца - это всего верней Скроет кильватерный след и на корме Табличку: " Порт отправления - Смерть". Глава 20 Наш разговор приводит в пустоту, Как маятник, который повисает На вечность, на секунду (хоть не ту, Которую задумчиво кромсает Своими колебаньями). В пруду Особенно заметно, как вползает Невидимое глазом в высоту. Оставленное нашими глазами Потухнув, незаметно исчезает, Как будто сон проснувшихся в поту. И время, воплощённое часами, Оставит по себе одну латунь. А впрочем - нет, скорей наоборот, Ведь каждое движенье каждой стрелки Пророчило такой вот оборот. И каждый рот над каждою тарелкой, Прожёвывая чёрствый бутерброд, Глотает время. И законность сделки Здесь абсолютна и не терпит сверки. И вечность без-(воз)-душна, кислород Всё то же время. Отвлекаясь, мельком Замечу, что трагический исход Есть что-то вроде гробоколыбельки. Смахни любовь с обветрившихся губ, Как будто крошки с масляной клеёнки, Стряхни улыбку, боль или испуг - Поскольку это что-то вроде плёнки На наших судьбах. Тишина и стук Колес-сердец на щебенной гребёнке Дороги в небо. Только этот звук И тишина подобием трехтонки Не разорвёт себя, когда вокруг Безмолвие. И только чёй-то тонкий, Усталый голос вписывает в круг Отчаянье забытого ребёнка. Не впишется, шутом для короля Окажется, подобием полярным Всего другого. Строго говоря Не выговоришь перпендикулярным, Настолько это вчуже. Так в морях Для рыб земля не слишком популярна, И в узком круге наглого ворья Не очень популярен Круг Полярный. Не впишется осколком хрусталя В раскрытый глаз. Не станет солидарным С безумным временем, листочком календарным Старательно давая кругаля. Как муха по оконному стеклу Ползу сквозь строчки не лишённым смысла Бумажным насекомым, впрочем вру, Давным-давно лишённым - только числа Всё новых глав облагородят труд Подобием системы. Только чистый И круглый идиот способен тут, В золе и саже, неким трубочистом Найти идею. Люди не поймут Не ими выстраданных чёрно-белых истин, Когда в твоём глухонемом углу Звучит душа, похожая на выстрел.
Key dach Гость	Добавлено: 20-05-2006 06:13
	Часть третья. Печать начала... Глава 21 Ожиданием благ и отсутствием помысла злого Оправдается всё, и тем более тонкости слога. Где неточности рифм Закоулками улиц сквозь строки жилых кварталов И трущобы длиннот, спотыкаясь, бредут устало В недостроенный Рим. Если смотришь на город, то город заглянет в зрачки И лицо собеседника, если забыл очки, Размывается фоном. Хорошо если помнишь, иначе победа зеркал - Среди пятен и Роршах навряд бы себя отыскал- Растворившись в котором Станешь частью мирка за спиной. От прочитанных книг Легион золотых корешков наползает. Примкни к Ненаписанным книгам, Потому что изнанкою слов даже крик-монолог Череду вызывает зевков. В то же время зевок Обращается криком. В лабиринтах придуманных слов не найдётся ответ Если вместо вопросов струится рассеянный свет Бесполезных открытий. Имена на обложках вещей - монолог пустоты, Вещий сон бытия. И реальности снится, что ты Невзыскательный критик. Видеть сны о себе, это, в принципе, даже не столь И существенно. Ляг поперёк или вдоль - Ничего не изменишь. Знаком равенства рельсы... Царапая локоть- месть Положения телу, сравняешься с тьмой во тьме Своей собственной тени. Глава 22 Окончание было в начале, которое было в конце,- Это сон об уснувших, о курице и яйце, О начале Вселенной. О заброшенном доме и в ночь уводящей двери, О поступках без смысла и людях без веры, о Звере И Зеркале. О Числе, но Не только. О том, сколько мёртвых солнц Помещается в морге космоса, и о том Как пульсируют мысли. Только ночь - эта сумма теней непонятно чего- Заливает окошки. И, кажется, нынче Бог- То ли тень, то ли призрак. Это, впрочем, не важно и жить, полагаясь на Обитателей Рая, шагнув за пределы окна, Непростительно глупо. Ведь гораздо честнее поверить ушедшему сну, Где упавшие вниз разбивались. Подходишь к окну, Чтобы сплюнуть сквозь зубы. Это повесть о вымысле, выгоде, выдумке, ремесле, О добре для чудовищ и о чудовищном зле. Но исчадия ада Крайне редко встречаются. Это не их вина... Ад похож на затылок - тот и другой сторона, Не доступная взгляду. Так, распутав клубочек, приходим к его концу. И привычка вещей завершаться попортит лицу Полировку и глянец. Человек - это вера мощей и огонь вдалеке Освещает по мере вещей, расплескав на щеке Нездоровый румянец. Глава 23 И не способен увидеть глаз Жизнь, различая мёртв ты или Жив. Потому как жизнь для нас - Перемещение в русле извилин. Переплывая поток, не раз Скажешь себе, что обессилен. Это усталость лениво мстит, Как Геллеспонт отомстил Леандру. Впрочем, желанье его достичь Берега, нам не даёт гарантий Непотопляемости. Грести Всё же придётся без вариантов... И в этой игре открывая карты... Поскольку слово- это только шум, То верно и обратное. Декарту Замечу, что визиты в церковь ум Заметно просветляют. В авангарде Несут знамёна: Credo ergo sum. Поскольку непонятно, кто судья, То, в общем, это мысли неподсудно. И судно, так похожее на судно Харона ( в просторечии ладья) Скользит по Стиксу. Ладно, это я К тому, что можно верить in absurdum. А можно и не верить, потому Что вера, это в общем, не критерий Моральной чистоты, зане тому, Кто был распят, не требуется верить. И, постучав в незапертые двери, Свой первый шаг ты сделаешь во тьму. Глава 24 Читатель мой, беги от сожалений, От пустырей и запаха полыни. Беги сквозь ночь, царапая колени О чьи-то заблудившиеся тени. Читатель мой, беги от сожалений, Пока не называешь их своими. Сквозь тишину, закапанную в уши, И гулкие, звенящие удары. Сквозь эхо, возвращающее вчуже То звук шагов, то перебор гитары. От бреда, от бессмыслицы, от чуши, С трибуны, с остановки, с пьедестала. Эпоха, чьи безумные приметы- Воздвигнутые наспех обелиски, Расплатится с тобою той монетой, Которой ты оплачивал изыски. Так тени на поверхности планеты Рождают пятна солнечного диска. Читатель мой, беги от возвращений В забытое. Меж памятью и телом Нет общего, помимо точки зренья, Которая давно окаменела. Но что-то там белеет, видно, темень Особенно невидима на белом. Допустим... Предположим... Ну и что же? Пускай всё так на этом белом свете, Где каждый независимо ничтожен, А вместе абсолютно незаметен. И только пепел хлопает в ладоши Корявыми фалангами столетий. Глава 25 Возможно, в этом городе помимо Имён и судеб бродит одиноко Какой-нибудь бродяга, чья дорога Закончилась, не доходя до Рима. И тишина читает монологи, Подброшенные ночью анонимно, И темнота старается потрогать. А улица бросается под ноги Как словно бы бумага под перо, как Будто бы придумавшее строки. И авторы обязаны столь многим Последнему, что вместо эпилога Напишут эпитафию, где будут Переживать задумчивым манером Чужую смерть. Не веря ни минуты В минуту примирения и веры. Отсюда - несогласие, отсюда Стихи летят как мысли-агасферы. И улицы проглатывают строфы Чужих шагов обилием кварталов. Луна в анфас, а если что-то в профиль - Так это только пуля. И сандалий, Глотая пыль дороги на Голгофу, Теперь глотает бронзу пьедесталов. Но всё-таки, мы, видно, заболтались. Вот только гу\'бам не хватает спеси, Чтоб, подражая aeternita\'tis, Найти свою неслышную sub specie. И тишина мелодию подхватит, Мелодию ещё неспетых песен. Глава 26 Уставшее перо Скрипит уныло... Единственный пароль - "Не наступило"- В проигранной войне С самим собою Покажет на стене Узор обоев. Виньетка, завиток, Привычка фона. Типичное НЕ ТО У Аронзона. Не это ли итог: Прижавшись - слиться. Не умереть, зато И не родиться. И стоит провести Рукою - в скрипе Под пальцами, почти На перегибе Объёма, где видны Пространства точек И строчек, не сравнить С привычкой почерк - Он взгляд со стороны, Которой даже И нет здесь. Он голос тишины, Деталь в пейзаже. Он только ме\'сть обоев, целиком на Стороне стены. Ударив оземь Лучами фонарей, углами комнат , Лежащей на боку цифирью восемь - Ему уже не встать, Презрев привычку К молчанию, с листа На перекличку. И чтоб не потерять Ни атрибута, Он должен повторять Всё те же буквы. Глава 27 Он должен говорить С листа бумаги: Звучание - внутри, Снаружи - знаки. Снаружи только то, Что не вместилось В звучание, итог Работы стиля. Он - пустота, Бегущая на месте. Он раб листа И вечности наместник. Он звон струны Натянутого нерва, Он царь страны, Чьё имя - Перемены. Всё об одном... Ломающийся почерк Натянут, но Мой карандаш источен Давным-давно О вдохновенье. Впрочем, Мне все равно- Приходит время точек. И только дождь (притянутый за уши Для рифмы "Ложь) Всё падает снаружи Чуть наиско\'сь И размывая даты... На тех, кто сквозь Него плывёт куда-то Вдоль чёрных стен И мимо жёлтых окон. Шаги... И тень, Свернувшаяся в кокон, Лежит у ног Как ночь в миниатюре. И ветерок Поигрывает тюлем. Глава 28 Узкие закоулки его отправляют на Право, налево, обратно, а после прямо Туда, куда нужно. Однако, с особым тактом, Больше присущим вещам: например, стена Не запрещает разбить себе лоб об неё упрямым- Самым своим присутствием ставя их перед фактом. Факты - упрямы, но всё-таки это - вещь. Что, как известно, меньше, чем мысль о вещи - То есть идея. Вряд ли на свете есть Что-нибудь кроме предметов, к примеру свеч... Разве что пламя свечи, но предметом речи Могут быть только идеи. Прошу учесть.... Это понятно. Зачем же нужны слова, Если не для того, чтобы их услышать В самом конце туннеля и после. Для Чего же ещё в самом деле? Когда листва Шелестит на осеннем ветру, будет не лишним Как-то себя продлять. Это крик в пустоту, это тоже напрасный труд, Это ноль, возведённый тобою в любую степень. Если ты одинок и когда уже больше нечем Закрываться от ветра,- слово дрожит на ветру, Словно память о вещи, как пепел, Который вечен. И поэтому слово может, сгорев дотла Возродиться из пепла. А люди, входя во вкус, Повторяют слова, наслаждаясь таким уловом. Для того, чтобы после, оставив свои тела И дела (а вернее, "систему уз") - Уподобиться слову. Глава 29 Стать похожим на звук, на движение губ В темноте, стать подобным тому, что писал ты- Пьедесталом, своим же тёзкой, звучаньем эха Стихов. А потом, подходить к тупику, Вспоминая азарт на давнишнем старте, Невозможно без смеха. Это просто привычка звучать, это звон в пустоте. Повторение песни, точнее - её мотива, Умирание взгляда, когда остаётся ракурс, Под которым глядели на вещи в объёме стен. Это прошлое, ставшее негативом, Привыкает ко мраку. Тем смешнее агония, если она длинна... Смерть, звучит как угрюмый, задумчивый хохот. Будто ноготь грызя, невозможно уже подобрать Новых рифм к Нагальфару. И вновь поднимает волна Тот драккар из ногтей мертвецов и, поэтому, если ноготь Будет сгрызен - то значит, пора умирать. Этот город похож на забытую кем-то вещь... Одиночество тихо гуляет в его лабиринтах. Бьются тени в сети фонарей, скрипя Башмаками прохожих. И время, утратив речь, Ходит мимо домов и окон и витрин, в то Же самое время гуляя мимо себя. Ночью в каждом окне можно видеть своё лицо, Если только оно не утонет на дне этой ночи. Только горькая ложь зачерствевших миндальных пирожных Остаётся во рту, превращаясь в слова и со Временем даже в язык, он точен Насколько вообще возможно. Глава 30 И гудят, и гудят провода, столько дней, столько дней, столько лет на любое дневное "О да", ты услы- шишь ноч- ное "О нет". И безум- ное эхо шагов, разбива- ясь о вре- мя летит от твоих, от твоих башмаков, вдалеке умолкая почти. Посмотри на сиянье витрин и на ро- зовый свет фонарей. Погляди на себя изнутри взглядом этих закры- тых дверей. Это ложь, Это ложь, Это ты убега- ешь, ухо- дишь навек. Это го- род поло- жит цветы на моги- лу тебе - Человек. Оглянись на секунду, на миг и оставь эту ночь позади. Твой чудо- вищно точ- ный двойник остаётся отныне один. Произведение опубликовано 2002-08-14 00:18:21

Страницы: 1

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- СТИХИ Копирайт (с.) как бы: рассылки. Чаю, кофе...? personal service offstage По реке бытия... / СТИХИ / Оренбургский роман.