Критическая масса покоя.

  Вход на форум   логин       пароль   Забыли пароль? Регистрация
On-line:  

Раздел: 
По реке бытия... / СТИХИ / Критическая масса покоя.

Страницы: 1  новая тема

Автор Сообщение

Гость
Добавлено: 22-10-2006 05:40
Свобода нераспаковки подарков...

***
Ветер срывает листья, осень готовит рапорт
Новому командиру. Не веря ни сну, ни чоху
Небо (как и подруга) перевернувшись набок,
Подставляет для поцелуя всё ту же щёку.
Осень - не время, но безвременье года,
Гулкая речка, в которую мы впадаем.
Но Даритель не понимает, что есть свобода
Нераспаковки сделанных им подарков.
Ветер свистит на кухне, и льётся жидким
Перебором гитарное соседа-идеалиста
Одиночество, в такт которому бьется жилка
На виске и скребут по окошку листья.
Что-то в коро’бке перекатывается и задевает
Тонкие стенки. Даритель стоит, мусоля
Губы. Я говорю: “Спасибо”,- и забываю
Эту коробку, закинув на антресоли.
Что начинается там, где кончается осень?
Где ничего не кончается? Чья мимоходом ласка
Срывает багровые листья, швыряет, вовсе
Не злясь, в холодные лужи, разводит краски,
Рисует портреты прохожих, сбегает, вздрогнув,
Капелькой по стеклу как будто промеж лопаток?
И кто-то же ведь печатает в серых окнах
Тоскливое небо в количестве листопада;
И кто-то большой и нестрашный стоит на пороге,
А в небе, в котором что-то там серебрится,
Выходит Луна и выглядит как иероглиф,
Прилипший к бумаге из черного-черного риса.



***
стихи о Неприятии мира

Да мало ли что там было?
Да мало ли сколько соли
С тобой мы на пару съели
И сколько идей убили
С тобою мы за бутылкой
Креплёного. Вряд ли меньше-
Фамилии чьи забыли,
И чьи имена не помним-
Людей. Но пока не врежем
На лестничном марше дуба,
Пытаясь дойти до неба,
Замочной скважины скрежет
В квартирах любимых женщин
Услышать - идти мы будем
По этим лестничным маршам
К недостижимому небу.

Мы будем писать сонеты,
Мы станем слагать сонаты,
И даже вязать канаты
Из надо или не надо,
Из драки на табуретках
Несломленными ползти
К победам в боях словесных.
Не нужен нам блеск регалий,
Постиранных занавесок
Внятнее голос, редко
(сдвигая на ноль каретки)
Нам не подскажет стих
Этот негромкий голос.
Мы станем не соглашаться
Даже с колоколами, -
И, поднимаясь с пола,
Не пробуя в землю вжаться,
Поднимем ещё немного
Не сказанных прежде истин
О шорохе палых листьев
И свете горящих окон.

Для мира не нужно правил,
Не нужно границ и рамок,
Надуманных утешений,
Уверток и полумер -
Но важно не соглашаться
Пока зеленеет щавель.
Пока ты ещё не мрамор,
Главное надышаться
Воздухом перемен.
И это не “складки жира
На шее у нашей мамы”,
И это не “колоситься
Под невидимым солнцем” -
Это уменье злиться
Несовершенству мира
И отвечать упрямой
Улыбкою незнакомцу.



***
Гаснут во времени, тонут в пространстве
Мысли, событья, мечты, корабли,
Я ж уношу в своё странствие странствий
Лучшее из наваждений Земли..
(Эпитафия)

Садилось солнце за горизонт. Печален
Был уходящий, переступал на пороге-
Полон тоски. За спиною его молчали,
Корчась и умирая - былые боги.

О Радамант, Вертумн, Танат и Гипнос -
Вы умираете, ваши глаза блестели
Долго. Но нынче вечер, и кто-то, скрипнув,
Ступит на половицу пением коростеля.

Тень падала на кровать, желтели
На глазах губы, и пальцы среди развалин
Морщинистого лица гуляли. Черные асфодели
Вырастали на скомканном покрывале.

Две минуты назад (пальцы морзянку глухо
На косяке отбивают) он размышлял, не трюк ли
То, что тени заливают зрачки завсегдатаев кухонь
Так же, как молоко, сбежавшее из кастрюли.

Садилось солнце.... Медленно оседала память
У косяка, рядом с кошачьей миской.
Наступала ночь... За остывающими лбами
Успокаивались и затихали мысли.

Он думал о том, как за его неширокой спиною
Могло уместиться столько могил, развалин;
И колечек на пальце, которому не поможет бинокль
Для того, чтобы вспомнить, как его раньше звали

В том далеке, где у вещей есть имена, а колокол-бондарь
Не клепал ещё новые обручи. В том далеке, к которому
Можно идти, покуда ты по эту сторону горизонта
И нельзя, если сразу по обе стороны.

Садилось солнце... Лесные торные тропы
Зарастали теня’ми всклокоченными растений.
На цветочном лугу скошенные гелиотропы
Казались лучшим из наваждений...

Как сдутый горящий шарик падало навзничь,
Билось затылком о кроны, потом пустело
Стремительней, чем ты в состоянии осознать и
Даже чем на фотографии улыбается дева -

Садилось солнце...



***
“Чудовище делает то, что умеют делать чудовища...”
(Уистан Хью Оден)

Все монстры в кошмарах давно на одно лицо,
Не чуждое ни состраданью, ни даже, как будто,
Чудовищной прелести. Щеки пунцо’веют со
Следами причастия к самому принципу ЧУДА -
ВИШневой помаде. По комнате, как Иван-
Царевич скачу: знакомство, потом потомство;
Которые сутки в такое-то царство, вам
Виднее куда, мои дорогие монстры.
Ночуя в шкафах, за дверью, в пыли страниц,
В пружинах матраса, скрипе, вздёрнутой брови:
Чудовища делают то, для чего они
И созданы были Богом - новых чудовищ.
Эгей, отзовись.. Завязнув по самые уши
В кошмаре, его привратником состоя,
Живет чудовище, которому больше никто не нужен;
Живет чудовище - и это, конечно, я.
Я не могу не любить и любить подобных
Себе, поскольку любовь чудовища грех
Не меньший, чем любовь к чудовищу, чтобы
Поверить в это, надо представить всех
Знакомых и незнакомых людей с клыками,
По самые десны увязшими в слове “сыр”;
Или влюблённого сутенёра, уверяющего, как велика и
Чиста любовь - в общем, нормальный цирк.
Эта истина тихо сочится из сальных пор
Чудища слева, в наискромнейшей оправе -
Зеркале - видится слово “Аборт”
И пробор оказывается справа.
Да, все монстры в кошмарах давно на одно лицо,
И зеркало утверждает, что знает какое. Начавшись заново,
Всё повторится, потому что чудовище, чей висок
Серебрится, в общем, хочет того же самого.



***
По мотивам русской народной сказки “Несёт меня лиса за тёмные леса...”

Что-то бормочет, шепчет, плачет и завывает
Тонкими голосками душа - ветрено, будто
Кто-то мотает нитки, но забывает
О том, кто же их перепутал.

Жалкий скулёж бездомных осенних скамеек
В парке, одичание отбившейся от спины шали.
Люди выгуливают воздушных змеев
В небе, которое приручали

Райты и Линдсберг. Ныне там пусто, в углу пылится
Хвост погремушки Боинга, и вообще подспудно
Кажется странным, что запускать молитву
Следует выше ладони. Спутник

Катится по скуле орбиты заново, будто гребень,
Вычесав мелкую живность, падает, не заботясь
О том, кто в полосато-беззвездном небе
Смотрится статуей Несвободе.

Ветреной ночью, на дне колодца, когда скрипуче
Жалится Сердцу ворот, ведра че’рпают, криво
Падая вниз, слёзы невест; разбегаясь, тучи
Топят изнанку неба в момент Разрыва.

Это приходит осень: странное возвращенье.
Будто бы некий убийца на месте невоздаянья
Вдруг понимает, как безнадёжно щемит
То, что казалось блажью, но стало явью.

Через поля, лощины, гребни и косогоры,
К темным лесам и синим морям навстречу
Мчится лиса, быстрее чем ночь и скорый;
Мчится лиса с грузом своим заплечным.

Так, задолжав пространству, эхом летит “О Боже”:
Это полёт спутника и сигареты.
Помощь приходит поздно, но всё же...Всё же
Высунув голову, стоит прокукарекать.



***
Череда око’н без очков - янтарь.
Океан, о ком не сказать бунтарь-
Да и в игры эти... - полощет пляж
Точно выкрест, с ходу пускаясь в пляс.

Наступает ночь, собирая рать
И уже невмочь, видно, отдирать
От лица, вертясь на своём сукне
Тишину, крестясь на Луну в окне.

Так в слепой возне отпихнешь ногой
(хоть потом, во сне, бормотнешь “на кой?”)
Одеяло. Храп.. Умыкнув шинель
Со стены глядит парадиз теней.

И опять ко дну босиком идти,
Прислонясь к окну с косяком. Почти
На пределе, но различая вдаль
Как волна качает ногой сандаль.

Хоть и ночь-полночь, но летит призыв
От волны к волне, покачнув весы.
Чей-то след в песке (трепотня ночей
И неважно с кем), но скажи мне - чей?



***
В темноте у окна,
на краю темноты
полоса полотна
задевает цветы.
(Иосиф Бродский)


Никому не видна,
Одиноко парит
Над землёю без дна
И под небом в кредит.
Каменея кирпичной
Улыбкой небес -
Эта чёрная птичка
Забытых чудес.

В легкокрылом размахе
Пространство хранит
Соучастье бумаги
В переходе границ
Между словом и чудом.
Хоть чудо белей,
Чем прыжок с парашютом
На бумажность полей.

Это ветер хитро’
Задувает свеже’й,
И свечу; и перо
На запретной меже
Спотыкается, но
Не хотя угасать,
Упираясь в окно
Продолжает писать

О цветах и любви
На краю темноты -
Не поставить на вид
Суть его правоты.
Только так, исподволь,
В задыхании роз
Доиграть свою роль
И поставить вопрос (?)

Это птица и ветер,
Как тысяча птиц
Говорит об ответе
Закрытых страниц.
Прощебечет щегол
Под твоим потолком
На вопрос “Для чего
Это всё?” - “Ни о ком”.

Кто опять натянул
Эту ловчую сеть?
Это всё ни к чему,
Если негде присесть
До утра, дотемна.
Где тускнеет зрачок,
Где чернеет стена
И белеет плечо.

Это - просто опять
Глазом выжатый блик,
Неумение вспять
Развернуть корабли
И стихи, просто нет
Для разлуки щеколд,-
И теперь к простыне
Прижимаюсь щекой....

Но вообще-то всё ложь:
Я от смеха охрип...
Значит вынь да положь
Горечь, слёзы и всхлип
На потеху? Ну вот
И поплакали, ха...
И попили компот
За изнанкой стиха

За его упокой
И тем более за
Неживое “на кой?”
И живые глаза
Распахнув широко:
Ничего не болит..
Высоко-высоко
Точкой птичка парит.



***
Ночь выщербливает батареи центрального отопления,
Будто желтые зубы во рту умирающего старика
Лампочка. В пересчете на них стоимость искупления
Гре’ха чревоугодия до удивления невелика.

Да и есть ли грехи вообще? Касательно батареи -
Не уверен что существуют. Иначе зло б
Выглядело сугробом, и мы старели б
Быстрее, чем остывает рука и лоб.

Между тем палец отстукивает невидимую чечетку
На зубах, попадая изредка по резцу
И сбиваясь с такта, поскольку зубная щетка
Не находит причин прогуляться по изразцу

Голых десен. На лобное место парад морщин
Выползает - улыбка. Время не переносит
Качки прав, считая себя, по видимому, большим
Знатоком изогнутых переносиц.



***
Кому угодно, только не, смешно
Сказать, тебе, когда б не было грустно
Себе противоречить, как свечной
Огарок с вечной, а точнее устной,
Привычкой к затуханию; когда б
Не склонность к бликованию графина
В виду огня - волна тепла обдав
Ладонь, колышет волны парафина
И стебель фитиля,- две ипостаси,
Которые, наверно, не сольются
Иначе, как в цветочной метастазе
По ободку сиреневого блюдца;
Когда б не достиженье парадиза
За желтой невысокою грядою
Костяшек,- остается только втиснуть
Себя в неумиранье козодоя



***
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
“М.Б.” (Бродский И.А.)

“Дорогая...”, в вакууме насквозь прокуренной комнатёнки
Рта, обложенного простудами, это слово давно хранимо
С трепетом, с придыханием. Десять безумно тонких
Пальцев среди фарфора черного пианино

Роются. На лице удовольствие, смазанное печалью
В что-то долгоиграющее на поверхности, будто пена
В загнутых уголках, обезболивая педалью,
Чуть приглушая вопли пытаемого Шопена.

“Милая... дорогая...”, в этом, по сути, немного проку.
НОтная азбука - умение говорить “НО” не мигая
Глазом, не сомневаясь. Искать дорогу
В буквах, составляющих черное “Дорогая..”

К новому миру. Рваным буквариком познан
Старый, перебирая локоны, то и дело
Вспоминать Теннисона, его “никогда не поздно...”.
Думать о том, стоит ли пустотелый

Предмет мыслей о ней, воспаленным мозгом
Робко ища предлоги и в каждой ноте
Их находя. Тем более, что есть ноский
Предмет с этикеткой в виде карточки на комоде

Как не любовь?

Гость
Добавлено: 22-10-2006 05:42
***
Как пыльно здесь. Я, видимо, лежу
Не на виду, я, видимо, невидим
Теперь и, подчиняясь падежу,
Пытаюсь завершиться. Для любви, тем
(Более?) не менее, чей слог
Приемлет ныне только абрис точки,
Останется мой почерк, на излом
Берущий тишину. Её Источник

Мурлыкает фонтанчиками Зла
Неласковую песенку. Счастлив (чик-
чирик :)))) ли ты, придумавший слова
На тишиной предложенный мотивчик -
Теперь не важно. Кончено, зеро
На барабане, всё по барабану:
Тебе тем лучше, чем тебе херо-
ВеЕ. пороЧНОСТЬ - это принцип бани,

Предельно обнажая естество,
Пытаться тело привести к масштабу
(о Достоевский!!!) Вечности. И во
Всём этом мраке утвердиться, дабы
Немой порок остался не моим.
А тишина, как пепел, непорочна,
В мгновения, когда мы говорим:
"Твои глаза - единственный источник"



***
В окне пустом
Не видно ни черта, и только слышно
Гуденье толп и шорох ног, я лишний...
Всё не о том...
И на земле
Затянутой ночным, убогим крепом,
Где остаётся под угрюмым небом
Во тьме белеть
Своим окном.
И даже не окном, а только шторой -
Она маяк для кораблей, которых
Позвало дно.
Но ни черта
Не видно им, плывущим в море этом
К своим портам. И только этим светом
Ночь отперта
Навстречу дню,
Но кажется что вечно будет длиться....
Я вижу лица, не мечтая слиться,
О нет, отнюдь.
Меня влекло
Да и сейчас влечёт (пусть между строчек)
Не сам аквариум той застекольной ночи -
Его стекло.
Как ни взрослей,
Идя сквозь ночь не скроешь факт потери.
И на стекле не тени тополей, но тени
Водоросле'й.
За шка'фом
Сгустился черный мрак и тени притаились.
По потолку проехались лучи автомобиля или
Батискафа.
Чем холодней стекло,
Тем лоб быстрей остынет. А снаружи
Последний снег бессмысленно закружит
Над самым дном.



***
Под ногами огрызки слов и клочки идей,
Свалки истин, которые вышли из обихода.
Для воздушных замков фундаменты из пропастей-
Это лучшее из придуманного природой.
Даже наша воздушность нуждается в твёрдом дне,
Ноль на ноль - ноль вдвойне и ни граном больше.
Судный день всё же будет не завтра и даже не
Послезавтра, а позже. Гораздо позже,
Если будет вообще... Очень трудно поверить в то,
Что когда-то потом ты не будешь, а что-то будет.
И при том этим миром считается за моветон
Наслаждаться моментом, вполне доверяясь минуте.
Ну а потом, этот мир не заметит замены
Мирно помрёшь ты или раскупоришь вены.
Жизнь продолжается, только лишь смерть мгновенна.
Место и время спутанно и неизменно
В самом начале как в самом конце, но всё же
Ты выбираешь бессильно топтаться на месте,
А не во времени. Произнося "О, Боже"
Ты понимаешь, что это лишь форма лести.
Это пространство взывает к чему-то кроме
Себя самого. И продолжает всеми
Своими кусками плоти и крови
Укореняться в море по имени Время.
И растекаясь Вечностью, океаном
Просто событий, но без причин и следствий.
Время является главным меридианом.
Может не целью, но всё же единственным средством
Против соблазна истолкований, столь же
Свойственном миру, как и его вторичность. И
Я понимаю, что говоря "О, Боже",
Можно услышать "Ты переходишь на личности".
Время - скала хрусталя, а бессмертный ворон
Точит свой клюв о вершину и в гранях скола с
Неумолимостью вечности видит другие горы,
А обращаясь к Богу, слышит собственный голос.
В мерном размахе крыльев, бессмертном "карре",
Здесь у границы времени, на пределе
Существования вновь оживает то, что искали,
Но не нашли, потому что попросту не успели.
Пусть до вершины всегда остаются крохи,
Недостижима и несводима к нулю. Вам
И не снилось, на сколько вы одиноки
Здесь, под ударами этого прочного клюва.



Черная вспышка

Взрыв. И беззвучно гаснет чёрная вспышка
В серых глазах. Склонившись, месяц-келейник
Смотрит с небес на землю, на которой ты спишь, как
Черный котенок на чьих-то теплых коленях.

Мерным галопом промчались вечерние тени,
Тальник лозой упругой снова горячку порет -
Бьет по прибрежной ряби: куда же озеро денет
Звезды и красный отблеск, которыми ветлы поит.

В темных его глубинах серых зрачков мерцанье,
Глыба в ночи тумана кажется мезонином,
Где ароматы мирта и тихое созерцанье
Лунных столбов тумана, того, что лежит за ними.

Черных фестоны листьев, чайный густой осадок.
Свет от проезжей машины и силуэты вишен
Снова бегут по минным полям фасадов.
Взрыв и беззвучно гаснет черная вспышка...

Гость
Добавлено: 22-10-2006 05:44
Между (полный вариант)....

1

Снег в октябре, наверно, похож на что-то
Переставшее быть просто природой,
Он вполне похож на наши народы
И по крайней мере на лицах
Появляется что-то помимо скуки,
Так встречаются люди после разлуки
С кем-то близким. Но руки
Так и чешутся застрелиться.

2

И привычная мысль о грядущей ночи
И стихах на кухне меня не очень
Вдохновляет. Наверно в Сочи
Нынче другое дело.
Пусть и там не рай, но, по крайней, море.
В каждом слове горечь
И в разговоре
Не хватает веры.

3

В каждой букве, как отголосок эха,
Замирает прошлое человека,
И поэтому в общем-то не до смеха,
А до снега, в коем буквы - снежинки.
Он стирает разницу полуоттенков
Между про- и контра-, в его застенках
Все брюнетки, лысые и шатенки -
Лишь блондинки.

4

Между прошлым, будущим, настоящим,
Между городом, между дремучей чащей.
Всё такой же вечно непреходящий,
Попадающий на одежду.
Все цвета и краски к черте сводящий,
Ненавистный, истинный, подлежащий
Надлежащей казни, с небес летящий
Всё куда-то между.

5

На машины, улицы, светофоры,
Остановки, скверики, разговоры,
На любовь и ненависть, для которых
Не придуманно продолженья.
На афиши, косящие мутным глазом
Зазывалы, на очереди и кассы...
Подчиняясь неслышимым нам приказам,
Выбирая мишени.

6

Было что-то ещё, но, увы, не помню...
Моя память живёт в лабиринтах комнат
Моего одиночества. Узелком на
Эту память наброшу время.
Затяну старательно, без оглядки
Уничтожив прошлое, в беспорядке
Буду падать в будущее, но вряд ли
Это новое измеренье.

7

Для меня, увы, ничего не ново...
Я одет в ОБноски, а не в ОБнову..
ОБнажая ОБщее, за основу
Принимаю слово на веру...
Если верить, так в что же, его помимо?
И мимикрия - только искусство мима
Пребывать незримо, казаться мнимым:
Существующим лишь наверно...

8

Я гуляю серостью по бульварам
Моих снов, вернее, моих кошмаров,
А навстречу фары и тротуары:
Я не пара своим же мыслям....
Я кажусь себе отраженьем в луже,
Это здорово, в общем, могло быть хуже...
Только ветер памяти рвёт с верхушек
Неживые смыслы...

9

Отрешась от времени, понимаю
Иллюзорность сущего, поднимаю
Знамя вечности, но сжимаю
Вместо древка свою же руку...
Человек не сумма своих привычек,
Круглых дат, эпохи и пенья птичек.
Он всего лишь память себя в кавычках -
Квадратура круга,

10

Корень зла. Позвольте, а степень корня?
Представляю: боги считают в горних,
Возводя "человека" в "минувший вторник"
И в "число людей на планете",
Сумму зла. И дебелые Абсолюты,
Для которых счёты - всё те же лютни,
Говорят ОБ манне для честно'го люда
На этом свете.

11

Зелень прячется где-то в шуршащей кроне;
Смерть, наверное, в цвете пролитой крови;
Оставание прячется на перроне,
Остывание в снеге...
Фонари играют в цветенье вишен;
Умирая, солнце стучит по крыше
Безусловным стуком, будь он неслышен...
В кои то веки...

12

На стекле, прилипнув шестью углами,
Потихоньку тают, стирая грани,
Растворяя край, становясь бескрайним,
Оставляя дорожки,-
Что как руки тянутся за пределы
Переплёта, времени или тела,-
Не снежинки, нет, но как будто бело-
Каменные ладошки.

13

Чёрно-белый след и дороги-строчки.
За прохожими тянутся многоточья
Их шагов. И снег уступает ночью
Белизне костяшек.
Равнозначен скрип что пера с бумагой,
Что прохожего с ночью. Не одинаков
Только способ записи этих знаков
Самого себя же.

14

Ты уходишь в ночь, а в её владеньях
Фонари нужны, но нужнее тени.
И прохожий оденет густую темень
В неземные платья.
Ты не циник, нет, и твои ботинки
Выбивают ночь, словно зубы цинге.
На руке снежинка, потом слезинка -
Как прообраз рукопожатья.

15

Оглянись назад, посмотри на небо.
Снегопад немного похож на эпос
Без идиллий, и всё же себя нелепо
Ощущать судьбою.
И поймав снежинку, скажи "О Боже",
А она, кто знает , ответит тоже,
Потому что, в общем, вполне быть может
Ты здороваешься с собою...



http://www.stihi.ru/author.html?keydach

Страницы: 1  новая тема
Раздел: 
По реке бытия... / СТИХИ / Критическая масса покоя.

Отвечать на темы в данном разделе могут только зарегистрированные пользователи

Отвечать на темы могут только зарегистрированные пользователи

KXK.RU