[ На главную ] -- [ Список участников ] -- [ Правила форума ] -- [ Зарегистрироваться ]

Цесис - замок Венден

On-line:

Раздел:

средневековые замки / Латвия средневековые замки от Л до Я / Цесис - замок Венден

Автор

Сообщение

castles-ren
Гость

Добавлено: 04-08-2004 14:42

Об этом замке есть художественное произведение классика русской литературы А. Бестужева-Марлинского.

В книге С. Журавлев “Русские писатели в Латвии (в Риге, Митаве, Динабурге и других городах Остзейского края) (16 в. - 1-я пол. 19 в.) Р; “Улей” 1990 написано следующее:

Неоднократно бывал в наших краях и один из основоположников “ливонского романа”, как называли его современники, “Пушкин в прозе” - А. А. Бестужев-Марлинский (1797-1837). Внимание будущих декабристов к жизни народов Прибалтики привлекла отмена крепостного права в начале 19-го века.

В мае 1821 года, отправляясь из Петергофа в заграничный поход, А. А. Бестужев по дороге, в Лифляндской губернии, заинтересовался историей древнего орденского замка в Цесисе. На собранном материале прозаик создал повесть “Замок Венден”, герой которой, рыцарь Вигберт фон Серрат, жертвует своей жизнью во имя защиты латышских крестьян от жестокого произвола псов-рыцарей, магистра ордена.

С 1821 по 1825 год, до ареста за участие в восстании 14 декабря, А. А. Бестужев создал четыре “ливонских повести” - “Замок Венден”, “Замок Нейгаузен”, “Ревельский турнир” и “Замок Эйзен”.

В 1829 году в “Невском альманахе” появилась принадлежащая перу ссыльного декабриста статья “Ливония”, в которой запечатлелись его воспоминания, наблюдения и раздумья о судьбах западного приморского края и его жителей.

Случай, в разные времена, доставил мне наместное познание Остзейских провинций; - пишет А. А. Бестужев, как бы пытаясь в очерковой форме изложить свой жизненный опыт, дать краткое пояснение к своим “ливонским романам”, - в немногих книгах, о них писанных, я начитал, каков был прежний их быт; свое наблюдение и разговоры с людьми знающими собрали в итоге сведения о Ливонии и образовали о ней мое мнение. Край этот был первым поприщем для моего любопытства, для моего нравственного и физического созерцания, еще неутомимого по юности, еще неутомленного повторением. Для меня там все было занимательно, потому, что все было ново.”

В то же время исторический романист критически оценивает свои произведения, написанные на рыцарском материале, сам жанр “ливонского романа”, его духовный и художественный потенциал в свое время: “Чувствую и сознаюсь, что я разрабатывал неблагодарное поле; эти предметы никогда не будут близки к сердцу, как предания старины русской. Цветы чужеземные теряют свое благоухание, и красота не пленяет сквозь подзорную трубку. Но дело сделано и мне остается только просить снисхождения, если не к сочинителю - по крайней мере к сочинению”.

Однако писатель закономерно заключает, что “Ливония заслуживает неоспоримое внимание историка и философа, романтика и живописца”, излагая затем краткие сведения по ее истории: “Страна соседняя и неведомая Европе до XII века, открывается германцами, выброшенными бурею на берега Двины. Рассказы о ней возбуждают страсть к обращению в христианство... Пожизненные поместья, даванные орденом в награду личной храбрости, за услуги и заслуги, мало-помалу закладами, покупками и льготами, то давностию, то силой становятся наследственными... Епископы тягаются с рыцарями, как удельные князья... Междоусобия не перестают, кровь льется, набеги русских и впадения рыцарей в их границы пустошат оба края, ничтожат соседние племена... Крепости переходят из рук в руки, везде трупы, развалины, слезы от утешенья, вопли от грабежа.”

Не без иронии говорит А. Бестужев и о последнем обстоятельстве, об отношениях ливонских рыцарей с папой римским: “Привыкнув долго ждать разрешений по необходимости, они водили себя от них по привычке. Буллы Ватикана, как театральные перуны, гремели никого не пугая и не поражая. Должно, однако же, отдать справедливость Папам, столь часто клеветанным, что они под проклятиями запрещали делать рабами новообращенных христиан в Ливонии, как и в Америке, и все напрасно. Свои выгоды были ближе к сердцу рыцарей, чем увещевания Папы...”

Интерес к Ливонии очевиден и в романе “Замок Венден” с подзаголовком “Отрывок из дневника гвардейского офицера. Мая 23, 1821 года”, в начале которого читаем:
“Говорят, маршрут переменен, и полк наш станет в Венден.
Итак, я увижу столичный город древнего ливонского рыцарства, искони знаменитый битвами, осадами, усеянный костями храбрых, запечатленный кровью основателя. Винно-фон-Рорбах, первый магистр меченосного ордена, построил Венден, первый, замок в Ливонии (в примечании сказано: “Кроме Вендена, построенного в 1204 году, он выстроил замки Сегевольд (Сигулда) и Атераден” (Айзкраукле). Любуясь величавыми его стенами, он не мыслил, что они скоро обратятся в его гроб...”

За неимением под рукой книги "Замок Венден", привожу цитату отсюда (Б. Инфантьев, А. Лосев «Латвия в судьбе и творчестве русских писателей» Р., “Zvaigzne ABC” 1996):

Проснись, Рорбах, или час твой близок! Ужели не слышишь крика ласточки над окном твоим? Не слышишь граяния ворон, тучей поднявшихся с башен замка?
Нет! Пагубный сон теснит магистра в объятиях. Оконницы вырваны с петель, холодный воздух свевает пыль с завесы, и пламя лампады трепещет, шаги убийцы звучат,- но он спит, и железная перчатка Викберта упала на плечо его прежде, чем открыл он глаза свои; открыл - и веки, будто свинцовые, снова закрылись. В волнении ужаса и надежды ему кажется бледное лицо Серрата будто в сновидении или в мечте; но зловещий голос, как звук судной трубы, возбудил и омертвил его разом.
- Мщение и смерть магистру! - прогремел Серрат, стаскивая его с постели. – Смерть, достойная жизни!

Здесь, кстати, заключается ошибка Бестужева-Марлинского. Ибо убийство магистра Венно Вигберт фон Сосат совершил в Риге.