Умерший друг

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- Не влезай убъет. Дзен-трансформатор. / / Умерший друг

Страницы: 1

Автор	Сообщение
avatara аватара Группа: Аdelaida Сообщений: 1982	Добавлено: 21-09-2004 19:04
	Сон II. У меня умер очень близкий друг, который многого достиг при жизни - он был композитор-перфомансист, и по поводу этого события мне привиделось несколько снов в разное время и под разными предлогами. а) Мне сообщили, что надо отправится на похороны за город под Питером. Я согласилась, хотя там должно было быть очень много незнакомых людей, и я не знала, как будет удобно с ними знакомиться, при столь печальных обстоятельствах. Но это проблема отпала сама - собой, т. к. все происходило на лесной поляне, и накрапывал дождь, а люди были довольно отстранены друг от друга, но их объединяла какая-то таинственная нежность. Вероятно, это было связано с тем, что все были повязаны внутренней близостью с усопшим, и их поражало то, что они вообще были удостоены такой чести: быть рядом с таким человеком хотя бы небольшой отрезок своей жизни. Поскольку, человек был очень душевным и с фантастически-утонченным внутренним миром, то между присутствующими не было никакого чванства, а только удивление, что он был понят кем-то ещё, кроме них. Поэтому, с первых минут меня окружили теплом и молчаливой заботой, усадив на отдельное место сбоку поляны, которое выглядело как выдранный из вагона метро кожаный диванчик, на котором была сохранен даже верхний поручень для стоячих пассажиров. Я сидела на нем, опустив голову, не в силах ее поднять, чтобы не потерять из глаз слез. Мне очень хотелось посмотреть на усопшего в последний раз, но абсолютно не хотелось смешиваться с толпой скорбящих, несмотря на то, что они все были такими мягкими. Это состояние было схоже с внутренней ленью, которая посещает нас, когда мы не хотим несколько дней подряд выходить на улицу по непонятным нам причинам - говорят, что такое чувство спасает некоторых людей от катастроф, когда они остаются домашними отшельниками, а их самолет в это время падает в море без них. В тот момент, когда желание увидеть друга начинало пересиливать внутреннее оцепенение - я услышала над головой странный железный клекот, похожий на шелест птичьих крыльев, - “ даже если это спустились сами Ангелы с Небес, все равно не двину своей головой,” - упрямо подумала я. Но это были вовсе не Ангелы, а довольно реалистичного вида стальной листок, который падал, как перо, по зигзагообразной траектории. Я дождалась того момента, когда лист аккуратно приземлится ко мне на колени. А то ведь, вдруг он предназначается не мне? Но все случилось, как и должно было быть - лист даже не зацепил моих капроновых колготок, как полагается делать остроконечным металлическим кускам, с загнутыми в разные стороны краешками. Передо мной лежал стальной лист с изображением моего дорого друга, - “Так будут выглядеть, скорей всего, папирусы будущего,” - подумалось мне. На листике было схематично изображено его тело. В несколько цветных линий обрисовывался сценический костюм Ихтиандра, в котором он выступал последний свой концерт, а лицо было прорисовано крайне подробно, почти голографически –острой иглой. Я стала вглядываться в родные, и до боли знакомые черты лица, которые я при жизни не очень-то и жаловала. Придираясь своим внутренним диалогом то к слишком короткому носу, то к шутовского вида рту, то к изредка безвольному подбородку, который мог менять форму, в зависимости от настроения: в минуты гнева или желания произвести впечатление он выдвигался вперед, как у римского гладиатора, и тогда его лицо можно было назвать красивым. Всё это сейчас мне было безумно близко и трогательно до глубины души, и я в этот момент впервые подумала, что какой бы внешности человек ни был, он уже уникален своей индивидуальностью и разовым литьем формы, придуманной Богом, и именно за это ценен превыше всего, как неповторимость. Такие мысли были для меня подвигом - ведь я тогда была красотка-шовинистка и ничего некрасивого старалась не замечать. Продолжая вглядываться в портрет, я вдруг почувствовала себя участницей сеанса телепортации - через лист, как через окно, мне стало видно все происходящее во время погребения - его “настоящее” лицо было очень близко от моего, как если бы я была маленьким жучком, сидевшим на краешке гроба. Крышку от гроба отсутствовала, но первые комья земли уже стали кидаться на голову, которая постепенно смешивалась с земляным тленом и начинала пропадать из виду, оставляя щемительное чувство невосполнимой потери именно этого куска материи. Вероятно, такова была последняя воля умершего: быть похороненным без крышки, дабы побыстрей смешаться с землей, к которой никогда при жизни не был ничем притянут. Я увидела это и вернулась опять к рисунку, став смотреть в его глаза. Глаза, - это была единственная деталь на его лице, которая никогда не вызывала у меня лишних вопросов. Они были беспрецедентно красивы, как голубая безбрежная гладь моря, на котором он вырос и небо, отражающееся в этом море. Но скорее они напоминали средиземную природу в солнечную погоду, когда над островами пролетаешь на самолете. Эти перепады глубин и разные отливы голубого и синего. Таких глаз я больше не встречала нигде и никогда. Они единственные в своем роде, исполненные смеха и тоски в одну и ту же секунду. Именно в них я и погрузилась в новым, захватывающем путешествии, ощутив себя в мире архитектуры Гауди. Я путешествовала по разным закоулкам его мозгов, как по анфиладам и лестницам фантастического дворца - там было много спусков и подъемов и даже аркатурных труб, подобных тем, что бывают в аквапарке. Я долго блуждала по дебрям подсознания своего друга, пока меня не вытолкнуло наружу из какого-то бокового хода. Вероятно, это было ухо. Почувствовав себя снова сидящей на “метрошной” лавочке, я машинально посмотрела вверх и увидела поднимающийся обратно листок, как если бы его тянули оттуда магнитом. Из него на меня стали проходить разряды тока, в виде ощутимых глазом разноцветных молний. Они стали пронизывать меня до кончиков ногтей на ногах, и в какой-то момент, мне показалось, что я могу умереть и сама, но всё вовремя остановилось, и я очнулась. Кругом изменилась реальность: все было покрыто радужной дымкой, а дождь стал в виде золотых нитей. Люди стали обращаться ко мне еще бережней, и кто-то шепотом сказал, что ожидаются поминки, но на даче, к которой надо идти. Каждый двинулся своим путем: кто на машине, кто пешком, но часть в одиночку, чтобы побыть некоторое время наедине со своими мыслями. Поскольку, я никого не знала близко, то облегченно разделила участь последних и пошла в глубину леса, наслаждаясь новоявленными оттенками мира, слушая пение птиц, которое тоже показалось мне райским. Все было просто замечательно и без тени печали. По лесной просеке я вышла к железной дороге и увидела медленно идущий товарный поезд - он шел именно в ту сторону, которая была мне необходима. Не долго думая, я запрыгнула, но тут же увидела девушку лет 14 с золотыми вьющимися волосами и с накинутым на плечи коричневым клетчатым пледом. Она неспешно, но стремительно удалялась по алее. Я решила окликнуть ее и сказать, что так, как делаю я, доведет до цели сподручней. Но она даже не обернулась, погруженная в шум своих шагов, в шуршащих листьях. Кто-то тронул меня за плечо и тихо сказал: “Не зови ее - у каждого свой путь.” Я узнала в этом голосе своего друга. Но его уже не было видно... б) Не смотря на то, что в предыдущем сне я успокоилась и перестала переживать по поводу смерти как таковой, но в реальности продолжала иметь потребность, чтобы он приходил меня веселить. Юмор его был - бесподобен. Мы сидели с ним на плоту, плывущему по водам мутной реки Ганг, вдыхая влажный и теплый воздух. Он сидел напротив меня, и смотрел в мои глаза своими, на полном серьезе говоря: “Представляешь, я в последнее время все хочу войти окончательно в образ женщины. Я уже почти научился чувствовать себя женщиной. Я умею думать как женщина, чувствовать, дремать и рассуждать, но единственное чего я никак не могу испытать - так это ощущений, которые испытывает особа женского пола во время менструации. Я сплю - думаю об этом, ем - думаю об этом, иду… - и опять не могу думать ни о чем другом! А особенно когда пою...” Он показал жест харакири без ножа, но страдания на его лице были так искренни, что я не позволила себе рассмеяться. “Моя мама настолько привыкла к состоянию моего ожидания, что почти каждое утро теперь спрашивает: “Ну, как сынок, началось у тебя?” - а я ей всякий раз отвечаю, - “Да так, как-то… Пока никак!... Но уже вот-вот!” - скороговоркой произнес он, разведя в воздухе с безбрежной ироничной грустью руками. В этот момент он неожиданно сделал сальто назад и превратился в маленького человечка. В то самое время под нами проплывал ритуальный крокодил, который делал это ежегодно и в одно и то же время. Он был гигантским и устрашающим, но что-то в нем было не так. Я стала приглядываться к деталям и поняла: он был деревянный в хвосте, глиняный в корпусе и только пасть казалась настоящей, клокоча и вибрируя как живая. Друг оказался на крокодильем хвосте и, обнаружив рычажок как у орехоколки, зафиксировал его и полез вовнутрь под барабанный бой. Я ужасно боялась что ”живая” пасть крокодила захлопнется и размозжит тело, того, кто был сейчас внутри. Но не тут-то было - мой друг уже выскочил в зону видимости и стал откаблучивать шутовскую чечетку прямо на остриях зубов ничего не подозревавшего животного. Он снова перевернулся в воздухе, слегка задев головой за воду, и оказался снова на плоту, плюхнувшись передо мной на колени с тихим вскряком. Волосы были настолько насыщены влагой, что на мгновение они превратились в подобие медузы, акробат ударился, как в сказке, головой оземь и, сделавшись нормального размера, продолжил: “Ну, так о чем мы говорили?...” в) Огромная-огромная баржа. На ней - бывший ее капитан - мой друг. Мы встретились, как люди, трепетно расставшиеся лет 10 назад со многими невыясненными вопросами. Но всё, что было плохого - забыто. А все, что было хорошего - преувеличилось в своих размерах. Настоящая ностальгия по присутствующему рядом. Задаем, друг другу какие-то глупые вопросы: а помнишь? А что ты имел ввиду? А зачем ты тогда так сказала? - переходящие, порой, в междометия, а иногда в трогательное молчаливое понимание и жадные взгляды, перехватывающие друг друга. И ни капли напряжения - все легко... Он учит меня быть хозяйкой на этой барже. Учит меня не бояться ответственности управления такой огромной махиной, говорит, что она уже застоялась и пора плыть. Я вяло сопротивляюсь, отчасти оттого, что не совсем верю в свои силы, отчасти оттого, что мне кажутся все механизмы заржавелыми и сломанными. Он радостно разубеждает меня, доказывает обратное, проверяя и показывая, как действуют рычаги управления и оживляя все заброшенные застоявшиеся детали. Мы путешествуем по пустынному кораблю. Тут мы доходим до капитанской рубки. Была прочитана еще одна лекция, но только до тех пор, пока я не сделала еще одного шага вперед, и не оказалась в отсеке, который был на ступеньку ниже, а там... пол кишмя кишел маленькими существами, похожими на ходячих электрических скатов, обросших белым пухом, только что рожденных морских котиков. Они пищали высокочастотным свистом, смешно переговариваясь и натыкаясь, друг на друга. Все это броуновское движение было по-своему гармонично и премного забавно. До такой степени, что я расхохоталась от нахлынувшей внутренней щекотки. “Прошу любить и жаловать, - представил мне их капитан, - Смехохочки”. “Аа-а-ах, вот ты откуда, оказывается, черпаешь свою иронию, - подумала я о капитане, - этому учат тебя - они. Теперь я знаю как выглядит юмор во плоти!” Я с умилением наблюдала за беспорядочной толкотнёй и прислушивалась к их свисту, но среди них выделялся один, который всё время натыкался на меня. Он обращал на себя внимание еще и тем, что был чем-то болен, и именно поэтому у него была нарушена координация движений. “Черный Юмор,” - подумалось мне. Он был склизкого темно-серого цвета, и весь покрыт стигматами, поросшими белой плесенью, заменяющей ему общепринятый пух и создающий некое его видоизмененное подобие. В какой-то момент я не выдержала его уродства и решила, по спартанским обычаям, выкинуть этого недоделанного и неполноценного за борт. Но мой друг это увидел, и с криками: “Стой!” - вовремя перехватил несчастную жертву. Он накрыл его мокрым брезентом и стал приговаривать: “Его же надо холить!” Во второй раз я задумала столкнуть уродца, лягнув его ногой, как лошадь, но мою попытку снова перехватили с горячим брезентом и словами: “ Его надо лелеять!” Я подумала о зря изведенном драгоценном брезенте. И, пока никто не видит, замахнулась на надоевшую мне приставучую тварь уже палкой, чтобы он сам прыгнул за борт от безвыходности положения, но... была, как всегда, в самый последний момент неожиданно остановлена. На этот раз, аж с махровым полотенцем наперевес и все тем же взволнованным голосом: “Ты что же это, его надо лю-юбить!” - последние слова он произнес чуть не плача. “Неужели ты думаешь, что он нам еще пригодиться? Это же брак и просто больное животное, - недоверчиво отмахивалась я, - ведь он же больше никогда не обрастёт белым пухом как остальные и будет только портить общую картину...” “Ты не права, - убеждал меня капитан, - если его припаривать компрессами, то он вскоре поправится и станет пушистым и игривым как все остальные - самое важное для него сейчас забота и тепло: он нуждается в помощи. Поверь мне…” Я нехотя стала оглядывать животное и смогла заметить, что припарки подействовали ему на пользу - плесень уже сошла. Я решила про себя, что, пожалуй, он прав. Цитировать

Страницы: 1

Раздел:  --== Все разделы ==-- ------------------------------------------------------------- Не влезай убъет. Дзен-трансформатор. / / Умерший друг